— Если один из заключавших этот договор будет уличен в сокрытии врага другого. — Все трое, включая Гора, обернулись. На крыльце стоял, вытянув руки вдоль торса и чуть потупив взгляд, Лейв. И хоть в этих словах не было никакого двойного смысла и Лейв ни в коем разе не желал задеть их с Имиром гостя, Раймонд почувствовал себя весьма неуютно.

— Имир!

Лейв спустился и подошел к брату.

— Имир, где Зиг? — Имир в очередной раз прервал рубку дров, переглянулся с Гором, на секунду замялся (видимо понимая, как мальчик отреагирует), но всё-таки ответил:

— Лейв, ты… Ты, короче, н-не волнуйся только, но… В общем… В общем — Зига, судя по всему, схватили, но мы…

— Н-Но они же не имеют права ему что-то сделать, так ведь? — Лейв, у которого уже начал дрожать голос, не отрывал синих глаз от Имира. — Они ведь… — Мальчик резко опустил голову, сглатывая уже начавшие щипать глаза слезы. Гор издал короткий клич, слетел с плеча Имира и начал тереться клювом об лицо мальчика, как бы пытаясь утешить, а Имир, в свою очередь, нервно потирал руки и оглядывался по сторонам, думая, что ему ответить.

— Слушай, — Молодой человек взялся своими затвердевшими от мозолей руками за предплечья Лейва и резко развернул его к себе. — Разбираться будем после. Сейчас не время. Постарайся быть сильным. А сейчас… Сей-йчас давай ты возьмешь Агния, я через несколько минут подгоню вам дров и вы приготовите завтрак? Лично я голодный! Идет? — Агний в те секунды просто вжал лохматую голову в плечи, уже явственно ощущая себя не в своей тарелке. Лейв вытер рукой под носом и натужно улыбнулся. После этого мальчик развернулся, побежал в сторону Агния и, хлопнув последнего по плечу с призывом «Идем!», направился к дому. Безликий мальчик поспешно последовал за ним.

После еды Агний отправился исследовать дом дальше. При детальном осмотре, он, как ни странно, уже не казался таким уж громоздким. Коридор на первом этаже (а всего их было три) заканчивался двумя дверьми, располагавшимися на противоположных друг от друга стенах. На центральной же красовалось темное квадратное пятно, свидетельствовавшее о том, что здесь некогда располагалась внушительных размеров картина.

Первая дверь оказалась закрытой. А вот у второй самым варварским образом был выломан замок, и потому Агний без особого труда вошел в небольшую, как понял сам мальчик, комнату для отдыха.

Скудный интерьер помещения вмещал в себя несколько пыльных и полуразвалившихся шкафов, разбитый сервант на деревянной подставке, а также превратившийся в кусочек поля из пыли и плесени ковер, на котором располагался стеклянный столик и продавленный диван, через который уже проступали пружины.

И на этом самом столике полукругом, «лицом» к дивану, были выставлены картины, одна из которых, должно быть висела на той стене в коридоре. Агний подошёл полуживому диванчику, слегка стряхнул рукой пыль и обрывки паутины с его бархатной поверхности, что, однако, мало помогло, и как можно аккуратнее, будто эта повидавшая виды мебель вот-вот переломится пополам под весом мальчика, примостился перед столиком и посмотрел вперед.

Запечатленные мазками потрескавшегося масла люди на картинах смотрели на сидевшего пред ним мальчика будто с возвышения; гордо подняв голову и закрыв на половину темные очи. На мгновение Агний почувствовал себя на том самом Страшном суде, где он, маленький, съежившийся, безродный беспризорник будет просто испепелен этим холодным, каменным взором этого мужчины в роскошном красном кафтане, этого молодого человека с томным взглядом бесцветных глаз, и даже этой девушки в прекрасном, белом платье, предававшем её и без того божественной красоте греческой богини еще большей аристократичности. Кроме этих троих были еще несколько, штук пять, безмолвных свидетелей, взиравших исподлобья на вжавшегося в спинку кресла Агния. Ко всему этому не хватало только одинокого тиканья часов, которые, к слову, стояли двухметровым, полуразвалившимся лакированным столбом в углу комнаты. Они уже никогда не затикают. Никогда не издадут того громового боя, подобный которому заставлял когда-то пятилетнего Агния вжаться в тот кусок рваной тряпки, что служил ему одеялом, от какого-то необъяснимого страха. Никогда, потому что все их внутренности безжалостно выдраны здешними мародерами. Они мертвы. Они сейчас находятся в том же необъяснимом состоянии, что и изображенные на портретах люди. Агний и до этого видел несметное множество картин. И он был достаточно догадлив, чтобы понимать, что на них изображены живые, или, по крайней мере, жившие когда-то люди. Это осознаешь, но этого не понимаешь в полной мере. Но здесь и сейчас это осознавалось как никогда. Будто некая часть души и самого бытия этих людей застряли в этих немых изображениях и теперь безвольно наблюдают за всем, что происходит снаружи, пусть и нарисованными, но невероятно реалистичными глазами.

В этом Агний мог бы еще сильнее убедиться, если бы прочитал стоявшую перед этим «мертвым» кольцом табличку. На ней отрывистым, грубым почерком (даже от одного взгляда на эту надпись несложно было понять, что это писалось в припадке внутренней ярости) было нацарапано горькое и переполненное злобы скандирование:

«СОБАКАМ СОБАЧЬЯ СМЕРТЬ!!!»

Но, увы, читать Агний не умел. Само это слово, «читать», для него ассоциировалось с чем-то далеким и недостижимым. С чем-то, что доступно лишь тем, кто находится на несколько уровней выше. Не только по социальному статусу, но и по своему духовному и умственному развитию.

Агний как-то, сам не зная для чего, начал предпринимать попытки научиться самостоятельно разбирать хоть что-то из того, что вырисовано этими странными закорючками, зовущимися буквами. Но нет, через месяц стараний мальчик попросту плюнул на это дело и дальше немо довольствовался своими мало-мальскими способностями к счету, которыми его одарили и то лишь для того, чтобы мелкий раб мог считать деньги, захаживая на рынок. Большего ему не надо. Он раб. Он был рабом и он им будет весь свой неопределенный отрезок жизни.

Тяжело вздохнув и вновь встав ногами на скрипучий пол, Агний подошел к низкому деревянному серванту с перебитыми стеклянными дверцами и взял оттуда одну из пожелтевших от сырости книг в хрустящей обложке.

Открыл. Пролистал. Ничего.

Агний начал невольно погружаться в воспоминания.

Он помнил, как жена его третьего хозяина каждый вечер читала детям сказки, пока он, будучи еще подневольным, за дверью мыл пол. И делала она это с таким энтузиазмом и с такой любовью, что даже уходить оттуда не хотелось, пока она не дочитает. Через какое-то время и её дети (мальчик и девочка, ровесники Агния) начали читать ту же книгу под чутким присмотром своей родительницы. Читали они ломано и отрывисто, из-за чего слушать их было неприятно. Но, слушая их, невероятно радовалась их мать. Они развиваются. Они чего-то достигают. А Агнию достигать нечего. Его функция — помогать достигать чего-то другим. Он ступенька на чужом пути. Он не главный герой даже своей собственной жизни, а всего лишь сборная солянка из путей других людей. И однажды Агний даже лицезрел, можно сказать, наглядное тому подтверждение.

Живя у своего предпоследнего хозяина, Агний как-то начал наблюдать у порога вышеупомянутого господина какой-то однородный кусок непонятно чего. Выглядел он будто расплющенная мешанина из чего-то склизкого и мерзкого, в которую еще и были буквально запиханы куски грязной ткани. И представьте потрясение Агния, когда он осознал, что он больше месяца переступал, и даже один раз наступил случайно, через размазанные по дороге, полуразложившиеся останки маленькой девочки… Девочки-раба…

Мальчик и сам не понимал почему, но тогда это произвело на него очень сильное впечатление. Он еще не раз возвращал в памяти ту картину и думал… А ведь когда-то она бегала… Ходила своими ногами по той же земле, что и Агний. Жила совсем рядом с ним. Чувствовала. Дышала. Видела. Что-то испытывала. У неё были родители, и родители родителей, у которых тоже была какая-никакая жизнь. И вот… Это бывшее вместилище маленькой души со всей её генетической историей просто смешаны с уличной грязью и мусором и никому не нужно, кроме сжиравших его день за днем крыс.