– Ты думаешь, что я глупый ребенок, – пробормотала Сибил, глядя на Александра.

– Возможно, ты просто заблуждаешься.

– Тетя сказала, что люди считают меня глупой и плохо думают обо мне, полагая, что я ведьма. Но у меня вчера был об Эйлис плохой сон, а этой ночью – хороший. Ты хочешь меня выслушать?

– Да, хочу, Сибил. Я выслушаю. Но это не значит, что я верю во все это или начну думать, что твои сны что-либо значат. – Александр надеялся, что, выслушав ее, он убедит девочку, что сон не играет никакого значения, и к тому же уменьшит свои собственные страхи относительно ее уже прославленного дара.

– Плохой сон заставил меня кричать, хотя я понимала, что он не означает, что тетя Эйлис мертва.

– И что ты видела, дитя?

– Было темно. Я ничего не видела, кроме теней и ее едва различимого лица. Над ней была большая тень, но эта тень не предвещала что-либо плохое. Тетя Эйлис страдала, но я не думаю, что кто-либо заставлял ее страдать. Это страдание было внутри ее. Она боялась, но не из-за страдания.

– И чего она боялась, моя радость? – спросил он, когда Сибил нахмурилась и на некоторое время замолчала.

– То, что было снаружи. – Девочка нахмурилась еще сильнее. – Да, что-то плохое было близко, но не с ней. Страдание было внутри ее. – Сибил пожала плечами и посмотрела на Александра. – Тетя Эйлис говорит, что я буду объяснять лучше, когда вырасту.

– Это ребенок. Эйлис родила ребенка.

Александр вздрогнул от слов, произнесенных Баррой, поскольку не видел, как тот подошел к ним. Барра был совершенно уверен в том, что говорила Сибил. Александр призвал всю свою силу воли, чтобы не поверить в сон. Поскольку на лице Барры был виден лишь интерес, когда он сел рядом, Александр решил выразить несогласие. Он со многим примирился с того дня, как в Ратморе появились Эйлис и дети Барры, но с некоторыми вещами он соглашаться не собирался. Дар Сибил на самом деле означал лишь детские фантазии.

– Барра, – хмуро посмотрел он на брата, – тебе не следует поощрять ребенка в его фантазиях. К тому же я думал, что ты давно спишь.

Барра кивнул:

– Да, я спал, но проснулся. Я почувствовал, что мне нужно отправиться проверить Сибил. Она вчера приходила ко мне в спальню, и я боялся, что она может снова увидеть кошмарный сон. У меня не часто бывают плохие сны, но от них всегда портится настроение. – Барра поцеловал кудри Сибил и пробормотал: – Эйлис меня предупреждала.

Услышав волнение в его голосе, Александр спросил:

– Ты в самом деле считаешь, что эти сны что-то значат?

– Ты видел доказательства этому со щенками.

– Я видел случайное совпадение.

– Но не будешь же ты утверждать, что сон, о котором говорила Сибил, является обычным для маленького ребенка?

Александр не нашелся что ответить и потому молчал. Многие верили в видения. Когда он был безбородым мальчиком, он знал несколько старух, у которых были видения, и у одной эти видения довольно часто сбывались. Ему не нравилось это тогда и еще меньше нравилось сейчас. Когда он чего-либо не понимал, это его тревожило, а чувство тревоги ему не нравилось. Однако, несмотря на все это, он не мог отмахнуться от слов девочки. Барра был совершенно прав, говоря, что для ребенка такой сон необычен, и это придавало сну Сибил ту достоверность, которой он не хотел признавать.

– Это был хороший сон? – спросил он маленькую девочку. Недоверие из своего голоса он изгнать не мог.

– Именно из-за хорошего сна я искала тебя, – ответила Сибил. – Ты выглядишь таким печальным, дядя Александр, что я решила сказать тебе какую-нибудь хорошую новость.

– Да, малышка, я хотел бы услышать что-нибудь хорошее. – Он был искренне тронут ее заботой.

– Ну, тетя Эйлис больше не в печальном настроении и больше не чувствует себя обижаемой. Я не могу видеть все точно, но знаю, что она сейчас где-то снаружи. Она просто ходит, ходит и ходит. С ней Джейм. Я могу его видеть. Они оба смотрят прямо на меня, когда прогуливаются туда и обратно. Это означает, что она вернулась обратно в Ратмор.

– Если бы я мог верить в такие вещи, как сны, видения, то да, я бы сказал, что это означает именно это. Однако я не могу позволить себе в это верить, верить всем сердцем.

Сибил кивнула. Выражение ее личика оставалось очень серьезным.

– Тетя Эйлис верит в мой дар, хотя и говорит, что он ей не по душе.

– Ну, даже если бы я и верил во все это, я не мог бы послать своих людей при такой мерзкой погоде. Не мог бы послать их на основании лишь снов маленькой девочки. – Александр попытался, чтобы его объяснение было настолько мягким, насколько это возможно. – Мои люди сочли бы меня полным дураком, если не сумасшедшим.

Сибил вновь кивнула.

– Тетя Эйлис не хотела бы, чтобы люди стали судачить о моих видениях. Она говорит, что тогда окружающие перестанут относиться ко мне как к обычной маленькой девочке.

– Тетя Эйлис права, малышка. – Барра поставил свою дочь на ноги. – Лучше всего держать это в секрете. Многие люди боятся подобных вещей. Но спасибо тебе, девчушка, что ты говоришь все это нам. А теперь пора спать. Хочешь, я отведу тебя наверх и подоткну одеяло?

– Нет, папа. – Она поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи.

– Спи спокойно, малышка.

– Мне нужно выпить, – буркнул Александр, как только Сибил ушла. Он поднялся, чтобы направиться в большой зал.

Барра последовал за Александром. Он увидел, как его брат залпом осушил кружку с элем и наполнил ее снова, прежде чем сесть за главный стол. Барра молча наполнил свою собственную кружку крепким сидром и сел рядом с братом. Хотя ему и хотелось, чтобы у Сибил не было ее странного дара, он признавал, что такой дар у некоторых людей действительно существует. Он прекрасно понимал, почему Александр так не хочет признавать этого. Александр принадлежал к людям, которые уважали только факты и здравый разум.

– У бабушки Майри действительно был дар предвидения? У этой испанской дамы?

– Да, Александр, Эйлис говорила, что эта женщина часто делала предсказания. И однажды старуха сказала, что единственной пользой от этого было то, что это портило кровь Колину.

Александр коротко рассмеялся:

– Эйлис однажды сказала мне, что ее бабка не любила Колина с момента первой встречи. Похоже, что у нее был тонкий вкус.

– Александр, Сибил не такой ребенок, который будет лгать или выдумывать. – Барра говорил тихо, глядя прямо в резко очерченное лицо Александра. – Сказать по правде, я порой забываю, что Сибил ребенок.

– Барра, ты слишком часто меня упрекаешь. Когда Эйлис и дети появились в Ратморе, я хорошо принял детей, верно? Я постарался забыть, что в них течет кровь Макфарланов. Клянусь светлыми слезами Марии, разве не я посеял свое собственное семя в лоне одной из женщин Макфарланов, даже не испытывая к ней особых чувств? Теперь я должен признать племянницу, способную предвидеть будущее? И если я признаю это, что я должен еще делать, кроме как сидеть здесь и ждать, – он помолчал, подбирая правильное слово, – чтобы сбылось предсказание? Мне не остается ничего, кроме ожидания. Я никак не могу проверить, являются ли детские сны всего лишь видениями, вызванными ее собственными надеждами. Но давай будем разумными. Должен ли я верить в то, что Эйлис выскользнула из рук своего дяди, своего жениха и всех их солдат?

– Если кто-либо способен на это, то почему не способна наша Эйлис? А если не Эйлис, не забывай про Джейма.

– Нет, я никогда не забываю про этого недотепу, но жив ли еще Джейм? Кроме того, он тоже простоват.

– Это верно, но я не думаю, что он такой уж тугодум, как все считают. И он использует все свои способности, чтобы спасти Эйлис. Может, ему и необходима помощь Эйлис в разработке плана бегства из Лиргана или Крейгендаба, но как только этот план будет ему показан, этого молодого великана уже не остановить даже если он погибнет при его выполнении.

– Эйлис должна родить. Возможно, она уже родила, – выдохнул Александр.

Барра видел, как тяжело его брат воспринимает положение, в которое попал. В его голосе были слышны страх и боль. Это вызывало у Барры сочувствие. Барру никогда не оставляло беспокойство за Эйлис. Ему хотелось понять, насколько глубоки чувства Александра. Но он подозревал, что глубину этих чувств Александр не осознает и сам. Если бы Эйлис не была беременна ребенком Александра, возможно, он бы этой женщиной вообще не интересовался. Сознание этого не позволяло Барре что-либо предложить или сделать.