Пока профессор Лайалл и мадам Лефу обменивались любезностями, Флут молча стоял на одном месте. Другое дело Танстелл. Этот с ходу начал рыться в завалах всевозможных вещиц, встряхивать пузырьки и баночки, исследовать содержимое больших стеклянных флаконов и заводить часовые механизмы. Нельзя же было не рассмотреть поближе провода и катушки проволоки, надетые на вешалки для шляп, не покрутить вакуумные трубки, воткнутые в стойки для зонтов, и не постучать по громоздким агрегатам в порядке эксперимента.
— Как по-вашему, стоит его предупредить? Здесь есть кое-что взрывоопасное.
Мадам Лефу скрестила на груди руки, не выражая, впрочем, особого беспокойства.
Профессор Лайалл закатил глаза.
— Несносный щенок.
Флут принялся ходить по пятам за любопытным Танстеллом и отнимать у него самые опасные игрушки.
Мадам Лефу с удовольствием наблюдала за обоими.
— Теперь я вижу, почему лорд Маккон так и не решился укусить его для метаморфозы.
— Не считая того, что он сбежал, женился и отбился от стаи?
— Да, не считая этого.
Расхаживая по лаборатории, Танстелл заметил стеклокуляры, схватил их и нацепил на нос. С тех пор как мадам Лефу вышла с этими усилителями зрения на лондонский рынок, они приобрели огромную популярность. Их можно было надевать как простые очки, однако с виду они скорее напоминали уродливый плод любви классического бинокля с театральным. Более правильное название звучало как «монокулярные перекрестно увеличивающие линзы со спектромодификатором», однако Алексия окрестила устройство «стеклокулярами», и даже профессор Лайалл, как ни неловко ему было в этом признаваться, тоже привык его так называть. Танстелл глядел на остальных, прищурив один глаз. Второй был увеличен линзой прибора до чудовищных размеров.
— Очень стильно, — заметил профессор Лайалл, который сам владел несколькими стеклокулярами и нередко появлялся в них на публике.
Флут сердито покосился на профессора Лайалла, снял с Танстелла стеклокуляры и подтолкнул актера к мадам Лефу. Та стояла, прислонившись к стене, в предельно закрытой позе: со скрещенными руками и ногами. За спиной у нее висели небрежно пришпиленные к стене большие чертежи, сделанные черным карандашом на плотной желтой бумаге.
Профессор Лайалл наконец догадался, что же так разительно изменилось в лаборатории со времени его последнего визита: в ней было тихо. Обычно здесь стоял шум работающих механизмов, раздавались шипение и свист пара, вырывающегося из различных отверстий, тиканье шестеренок, лязг металлических цепей и скрип вентилей. Сегодня все это смолкло. Да и в целом, при всем царящем беспорядке, складывалось впечатление, что работы в лаборатории приостановлены.
— Вы куда-то уезжаете, мадам Лефу?
Француженка взглянула на бету стаи Вулси.
— Это будет в значительной степени зависеть от того, для какого разговора Алексия собрала нас здесь.
— Но это возможный вариант?
Француженка кивнула:
— Даже весьма вероятный, если я хоть немного знаю Алексию.
— И это еще одна причина отправить Джанела в пансион.
— Именно.
— Вы многое поняли в характере леди Маккон за время такого сравнительно недолгого знакомства.
— Вы не были с нами в Шотландии, профессор; эта поездка нас очень сблизила. К тому же Алексия стала для меня чем-то вроде домашнего исследовательского проекта.
— В самом деле?
Мадам Лефу сменила тему:
— Пока Алексии здесь нет — полагаю, вы все читали утренние газеты?
Она выпрямилась и приняла совершенно мужскую позу, расставив ноги, словно боксер на ринге в ожидании первого удара.
Стоявшие вокруг мужчины утвердительно закивали.
— Боюсь, на этот раз писаки не лгут. Все признаки говорят об этом, и следует предположить, врач подтвердил мой первоначальный диагноз. В противном случае Алексия, вероятно, уже вернулась бы в замок Вулси и оторвала лорду Маккону голову.
— Я что-то не заметил никаких признаков, — возразил Танстелл. Он тоже путешествовал на север вместе с мадам Лефу и леди Маккон.
— А обычно вы подобные признаки замечаете, как вам кажется?
Танстелл покраснел.
— Нет. Вы совершенно правы, разумеется. Определенно нет.
— Итак, мы все согласны, что это ребенок лорда Маккона? — мадам Лефу явно желала знать, что думают по этому поводу остальные.
Все молчали. Изобретательница переводила взгляд с одного на другого. Наконец Флут, за ним Танстелл, а затем и Лайалл утвердительно кивнули.
— Я так и предполагала, иначе, в каком бы отчаянном положении Алексия ни очутилась, никто из вас не явился бы на эту тайную встречу. И все же любопытно, что никто из вас не ставит под сомнение правдивость Алексии, — француженка пристально посмотрела на профессора Лайалла. — Мои резоны мне известны, но вы, профессор Лайалл, вы ведь бета лорда Маккона. И верите, что оборотень мог стать отцом?
Профессор Лайалл знал, что этот момент рано или поздно наступит.
— Не то чтобы я мог объяснить, как такое стало возможным. Но я знаю того, кто в этом убежден. Даже не того, а тех. А они в таких вопросах редко ошибаются.
— Они? Кто они?
— Вампиры, — профессор всегда чувствовал себя неуютно, оказываясь в центре всеобщего внимания, и все же, когда все взгляды обратились на него, постарался изложить свою точку зрения: — Перед отъездом в Шотландию два вампира пытались похитить леди Маккон. Потом, на борту дирижабля, у нее украли дневник, и, наконец, кто-то пытался ее отравить. Прочие инциденты, происшедшие на севере, можно считать делом рук Анжелики, — он кивнул мадам Лефу. — Но в этих трех эпизодах горничная совершенно точно не участвовала. Я полагаю, попытку похищения и кражи дневника предпринял Вестминстерский рой — и, вероятно, по приказу лорда Амброуза. Это в духе Амброуза: шпионаж у него всегда был поставлен из рук вон плохо. Похитители, которых я задержал, утверждали, что им было приказано не причинять вреда леди Маккон, а лишь провести проверку — вероятно, на наличие признаков беременности. Полагаю, что и дневник они украли с той же целью: хотели взглянуть, не писала ли она что-нибудь о своем положении. Правда, тогда она сама еще о нем не подозревала, посему они и не могли ничего узнать. Что же касается отравления… — Лайалл взглянул на Танстелла, ставшего случайной жертвой той неудачной попытки убийства, и продолжил: — В Вестминстере не стали бы принимать такие крайние меры, не дождавшись подтверждения, особенно против жены альфы-оборотня. А вот вампирам, живущим вне роя, такая сдержанность не свойственна.
— Очень мало найдется вампиров-отщепенцев, настолько равнодушных к общественной морали и обладающих таким политическим влиянием, чтобы решиться на убийство жены альфы-оборотня, — негромко проговорила мадам Лефу, озабоченно хмурясь.
— Один из них — лорд Акелдама, — заметил Лайалл.
— Он не мог! Правда ведь? — сейчас в Танстелле был виден не столько актер, сколько бывший клавигер, пусть и не самый дисциплинированный.
Профессор Лайалл с неопределенным выражением лица склонил голову набок.
— Вы, вероятно, не знаете, но как только объявление о помолвке мисс Алексии Таработти с лордом Макконом опубликовали в газетах, королевскому двору стали поступать официальные протесты. Тогда мы оставили их без внимания, списав на соображения вампирского этикета, но теперь я начинаю думать, что кто-то из вампиров еще тогда подозревал возможность чего-то подобного.
— А теперь, после всего, что намарали в этих утренних газетенках… — вид у Танстелла стал еще более встревоженным.
— Вот именно, — вздохнул профессор Лайалл. — Худшие опасения вампиров подтвердились: леди Маккон беременна. И хотя весь остальной мир видит в этом доказательство ее неверности, кровопийцы, судя по всему, верят ей.
Лоб мадам Лефу озабоченно наморщился.
— Итак, рои, до сих пор предпочитавшие ненасильственные методы, получили подтверждение своих опасений, а Алексия лишилась защиты стаи Вулси.
На обычно бесстрастном лице Флута отразилась озабоченность.