С глубоким, обреченным вздохом Алексия последовала ее примеру. Вцепилась обеими руками в тяжелый кожаный ремень, оторвалась от края платформы и заскользила по тросу гораздо быстрее, чем худощавая француженка. Спуск закончился ужасным ударом о таящуюся под снегом землю и болью в отбитых лодыжках. Ничего изящного в этом падении не было, а в довершение Алексия крепко ударилась плечом о твердый угол своего чемоданчика. Перекатившись на бок, она оценила ущерб. Парасоль, кажется, пережил это приключение благополучнее, чем его владелица.
Мадам Лефу помогла Алексии подняться на ноги и убраться с дороги в тот самый момент, когда Флут выпустил из рук ремень и грациозно приземлился, успев подогнуть ногу на лету — словно и не упал, а просто встал на одно колено. Вот позер!
Сзади послышались крики настигающих их трутней.
Здорово стемнело, но тропу, ведущую вверх, в гору, к их единственной надежде на спасение — таможне и границе с Италией, пока удавалось различить.
Они снова бросились бежать.
Алексия подумала: за один этот день ей довелось проделать столько физических упражнений, что теперь, пожалуй, хватит на всю жизнь. Она даже вспотела — ужас, до чего неприлично!
Что-то свистнуло у ее плеча. Трутни вновь открыли огонь. Стрельба на бегу, да еще в гору, меткости, разумеется, не способствовала, но преследователи быстро приближались.
Впереди Алексия уже различала какое-то прямоугольное строение (на вид сарай сараем) среди темных деревьев у дороги, а с другой стороны дороги торчал большой знак с какой-то грозной надписью по-итальянски. И больше ничего — ни ворот, ни барьеров, никакого указания, что они сейчас окажутся в другой стране. Только маленький земляной холмик.
Вот так они и пересекли итальянскую границу.
Трутни не отставали.
— Прекрасно. И что же нам теперь делать? — задыхаясь, проговорила Алексия. Она почему-то думала, что стоит им только оказаться в Италии, как все сразу изменится.
— Бежать, — это было все, что могла посоветовать мадам Лефу.
И тут, словно в ответ на вопрос Алексии, безлюдная тропа, идущая теперь вниз по противоположному склону горы, внезапно оказалась вовсе не безлюдной.
В тени деревьев по обеим сторонам вдруг материализовалась целая армия. Алексия едва успела отметить про себя, как несуразно одеты эти люди, а вокруг них с мадам Лефу и Флутом сомкнулось кольцо. По единственной быстрой, мелодичной фразе стало понятно, что это итальянцы.
Носили они обычные деревенские костюмы — котелки, куртки, короткие штаны, — но поверх них на каждом красовалось нечто напоминающее женскую ночную рубашку с вышитым на груди большим красным крестом. Очень похоже на ту дорогую шелковую ночную сорочку, которую Коналл купил для Алексии вскоре после свадьбы. Правда, на поясе каждого мужчины висел средневекового вида меч и увесистый револьвер, что почти нивелировало комический эффект от забавного наряда. Оружие такой системы — «Галан Тё-Тё», вероятно, особой сандаунерской конструкции — леди Маккон видеть уже доводилось. «В каком странном мире мы живем, — подумала она, — если в нем тебя могут окружить итальянцы в ночных рубашках, с револьверами французской системы, переделанными англичанами в оружие против сверхъестественных».
Люди в диковинных одеждах, казалось, ничуть не опасались Алексии и ее спутников. Они придвинулись ближе, сжимая кольцо, — каким-то невероятным образом этот маневр выглядел одновременно и сулящим безопасность, и угрожающим. Затем итальянцы развернулись лицом к кучке запыхавшихся трутней, изумленно замерших по ту сторону границы.
Один из мужчин в белом заговорил по-французски:
— На вашем месте я бы не ступал на нашу территорию. В Италии трутней считают вампирами, добровольно избравшими свой путь, и обращаются с ними соответственно.
— А чем вы докажете, что мы трутни? — выкрикнул кто-то из молодых людей.
— Разве я сказал, что нам нужны доказательства?
В воздухе мелькнуло несколько мечей, выхваченных из ножен.
Алексия выглянула из-за спины грузного итальянца, замершего перед ней. Трутни, силуэты которых четко рисовались на фоне восходящей луны, остановились в замешательстве: какое разочарование! Наконец, они развернулись, видимо, решив, что храбрым быть хорошо, а живым лучше, и, понурившись, двинулись в обратный путь — вниз по французскому склону горы.
Предводитель ночных рубашек повернулся к троим беглецам. Окинув мадам Лефу и Флута пренебрежительным взглядом, он приблизил свое крючконосое лицо к Алексии, благодаря чему перед ней открылся совершенно не привлекательный вид его ноздрей.
Слегка нахмурившись, Алексия оглянулась на Флута. У того заострилось лицо и побелели губы, и вид был куда более встревоженный, чем в те минуты, когда они бежали под обстрелом.
— Что происходит, Флут? — свистящим шепотом спросила Алексия.
Флут едва заметно покачал головой.
Алексия вздохнула и устремила на итальянцев широко распахнутые, кроткие, невинные глаза.
Главарь заговорил, и его английский оказался на удивление безупречным.
— Алексия Маккон, дочь Алессандро Таработти. Как замечательно. Долго же нам пришлось ждать вашего возвращения, — с этими словами он слегка кивнул, и Алексия почувствовала, как что-то кольнуло ее в шею сбоку.
Возвращения?
Она слышала, как Флут что-то крикнул, но его крик доносился словно издалека. Затем луна закружилась вместе с деревьями-тенями, и Алексия упала прямо на руки святейшего папского ордена истребителей сверхъестественных — рыцарей-тамплиеров.
Профессор Рэндольф Лайалл обычно придерживался ночного графика, но весь день перед полнолунием он не спал, а занимался расследованием. Увы, сведения, полученные от Айви Танстелл, только усложнили дело. Растущее количество загадок начинало угнетать. Пропасть часов ушла на проверку всей доступной информации и изучение всех документов БРП, в которых могли обнаружиться какие-то намеки, а в итоге местонахождение лорда Акелдамы и его трутней по-прежнему оставалось неизвестным, беременность Алексии представлялась теоретически невозможной, а лорд Коналл Маккон ни на что не годился. Альфа, вероятнее всего, полностью протрезвел, но, поскольку полнолуние приближалось, профессор Лайалл оставил его за решеткой — со строгими инструкциями клавигерам, чтобы никто не смел больше его выпускать, иначе будут неприятные последствия.
Сам профессор так увлекся расследованием, что едва не пропустил начало очередного срока лунного заключения. Личные помощники — камердинер и один из лакеев — ждали в вестибюле замка Вулси с выражением легкой паники на лицах. Они привыкли, что бета Вулси, самый просвещенный и кроткий из всей стаи, появляется за несколько часов до восхода луны.
— Прошу прощения, друзья.
— Все хорошо, сэр, но, как вы понимаете, мы должны принять необходимые меры предосторожности.
Профессор Лайалл, уже ощущавший на себе неумолимое действие луны, хотя она еще не показалась над горизонтом, послушно протянул запястья.
Камердинер со смущенным видом защелкнул на них серебряные наручники. За все годы службы ему еще никогда не приходилось сковывать руки профессору Лайаллу.
Бета слегка улыбнулся ему:
— Не волнуйтесь, дружище. Даже лучшие из нас не избегнут этой участи.
После этого он мирно проследовал за обоими молодыми людьми вниз по лестнице, в подземелье, где уже сидели за решетками другие. По виду профессора невозможно было догадаться, что лишь железная дисциплина позволяет ему сохранять спокойствие. Из упрямства и гордости он противился превращению до последнего. После того как два клавигера протянули руки сквозь решетку и сняли с него наручники, после того как он скинул с себя превосходно сшитый костюм, он еще долго продолжал бороться с собой. Он делал это ради них, потому что они не ушли наверх, а остались стоять у дальней стены вместе с первой сменой наблюдателей. Бедные юнцы — теперь им предстоит увидеть, как сильные мира сего становятся рабами животного начала, понять, в какую цену им обойдется их стремление к бессмертию. Лайалл и сам не знал, кого ему больше жаль в это время месяца — их или себя. Это был все тот же извечный вопрос, кто страдает больше — джентльмен в небрежно завязанном галстуке или те, кто вынужден на него смотреть?
