А когда вернулся домой, он записал на клочке бумаги:

А память плачет о потере,

И сердце бьется, как в огне,

Переживая, и не веря.

Душа любовь, что есть во мне.

И капли падают в пучину,

Терзая сердце тишиной

Ищу ответы и причины...

О, если б холод был со мной!

Но где-то ярким переливом,

Как праздничная мишура,

Над головой родной и милой,

Снежинки падают шурша.

И я вернусь домой по лужам,

И сам скажу себе: не трожь

Былое и забудь про стужи.

Идет Йултадский дождь.

Стих он посвятил Иудифи, но не подписал ни посвящения, ни названия. Так и осталось творение лежать безымянным клочком бумаги. Когда строки были дописаны, Антон, наконец заметил, как в доме тихо. Семья не стала праздновать Йултад, уснули безмятежным сном. И Антон, оставив на столе стих, но прихватив карту, отправился к своему другу. Звали того Александр Сергеевич, почти как поэт, но иногда они могли пообщаться на душевные темы. Антон иногда звал Сергеича поэтом, хотя тот не написал ни единого стиха. Вся его поэтическая натура состояла разве, что в умении выпить. Антон давно уже не пил, но сейчас решил залить горести.

Он не знал, зачем взял карту. Наверное от того, что разум немного помутился.

Сергеич жил один. Раньше у него была семья. Он и прежде любил выпить, но когда увлечение стало самой главной целью его жизни, и жена, прихватив обеих дочерей ушли от него к родителям, уехали в другую деревню. Сергеича это не смутило.

– И чего грустишь? – спрашивал Антона собутыльник. – Баба бросила.

– Да считай, что да.

– Ну, отойдет твоя Джайна.

– Да не она.

– Ну ты мачо. А я думал, вы с супругой – душа в душу.

– Да уж, старина. У меня такое чувство, что меня обе бросили.

Антон сам не знал, как получилось, но вместо газеты он расстелил архивную карту. Купленную на деньги ордена и немаленькие, с равными краями и выцветшую. Сейчас на ней были разложены лук и пара селедок, пустивших на артефакт масляные пятна.

– О, да ты совсем не в себе! – сказал Сергеич.

– Почему, Александр?

– Ты гляди, какую карту достал. Да это карта луны!

– Да ну, какой луны, – усмехнулся Антон. – просто фантазии древних картографов.

– Не луны. – Озарила догадка старого алкаша. – Это карта Орбуса. Смотри. Вот топь. Это горы. Здесь обитают черти.

– Ну ты совсем уже лишнего хватил. – Заметил его друг.

– Да, там черти. И вот там черти. – Он показал за спину Антона.

Антон обернулся, но там стояли два охотника. Антон хотел дернуть, но не успел. Стрела арбалета сразила его.

– Не дергайся. – Сказал второй охотник Сергеичу. – Или иначе тоже пришьем.

Они пытали бедолагу. Выспрашивали, где лагерь. Зачем им карта Орбуса?

Но алкоголик похоже потерял чувствительность под анестезирующей силой спирта. Или совсем повредился рассудком. Он только вопил что-то про чертей, как его окружают одни черти, и что сам Антон – тоже черт.

Поняв, что ничего из него не выведают, охотники убили и его.

Таким образом, нить, за которую ухватилась Охотница была потеряна. Да, они убили двоих братьев Ордена (хотя на самом деле братом Ордена был только Антон) и больше ничего не узнали. Как и сам Антон не узнал, что убили его по наводке его же возлюбленной, которой он и посвятил свой последний стих.

Ни Элина, ни Валентин не знали, что есть такое место, особый мир, оторванный от реальности. Там нет времени в нашем понимании. Но иногда он чудесным образом оказывается сопоставлен с каким-то временем и пространством в нашей действительности. Это место сами его обитатели зовут Безвременье. А живут там не много не мало дед да бабка. Ведут хозяйство, пасут коров, пекут хлеб и делают сыр. Времени там как такового нет, но оно есть. Как так? На Земле зима сменяет осень, весна – зиму, лето – весну. И лишь в Безвременье все сразу есть и ничего сразу нет. Захотелось вдруг деду и бабке зимы, и вот, зайцы трусят под елями, мороз рисует на окнах, и дед с удовольствием разминает кости, очищая двор от снега. Захотелось тепла, и вот уже цветет трава на дворе, и пасутся коровы, а бабушка готовит сыр. И такой калейдоскоп постоянно. Но чередование только видимое. Ибо на самом деле там царит безмятежность и покой. Такой, как в памяти старого и мудрого человека, прожившего жизнь, и который уже не гонится за страстями и мимолетными желаниями.

– Дед, слышишь, поезд мчится – сказала старая женщина.

– Поезд? Откуда? Это ветер шумит

Но действительно, в кухне избы, где старики пили теплый чай с земляничным вареньем, раздался грохот движущегося состава.

– А все ж, старуха, ты права, поезд. В наши-то дни такого не было. А внуки теперь преодолевают такие расстояния, что нам и не снилось. Поди границы стерлись, пойду посмотрю.

И действительно, бывали такие случаи, когда Безвременье возникало на короткое время в каком-то из мест Земли.

За домом был огромный сугроб, куда дед сгреб весь снег. Дед обошел его, и увидел, как исчезает просека, рельсы и очертания уходящего вдаль состава. И теперь лишь зимний ветер шумел, сея спокойствие там, где только что гудел грохот поезда, внося раздор в природу.

Пора идти домой. Но собака гавкала на сугроб. Ну что ты, Лайка? – пытался утихомирить ее дед, но все безуспешно. Старик взобрался на сугроб и увидел очертания человека. Лайка принялась раскапывать. Это был юноша. И он был ранен. В кои-то веки здесь пролилась кровь? – только и подумал дед. Но это его не испугало. Он умел лечить. Вправлял вывихи, излечивал коров и лошадей. Прижал руку к шее. Жив. Сердце едва билось, но этот человек не был мертв. Бояться нечего. В Безвременье нельзя умереть. Только если мертвым сюда попасть, но он жив. Стало быть поправится, выздоровеет. Надо только притащить его в избу, вынуть стрелу да помазать целебной мазью, чтобы рана зажила.

– Ну ничего, внучок, полежи здесь, сейчас мы с бабкой тебя дотащим. – Сказал он неизвестному. Но тот был без сознания.

– Ну что, старушка, привез нам твой поезд сюрприз. Накинь зипун да пошли, поможешь дотащить. Дед прихватил веревки, клещи, старый полушубок.

– А ты поди, красавчик какой! – восхищенно сказала  старуха, любуясь, как черные волнистые волосы ниспадали на бледное лицо.

– Тихо ты, бабка! – прокряхтел дед и клещами откусил часть стрелы. Затем они вместе соорудили подобие носилок, в  кои усадили в полусидячем положении юношу без чувств. Не без труда дотащили до дома, уложили в постель.

Свет ярко бил в окно, и дед осмотрев рану, вооружился всем необходимым и извлек стрелу. Благо наконечник был гладким, тот, кто стрелял, принадлежал к не сильно искушенным в оружейном деле людям.

– А ты везунчик, – похвалил его дед.

Ни один орган не был задет. Мало, кому так везет при сквозном ранении в грудину.

– Ну что ж, – сказала старушка, – набирайся сил.

Валентин не приходил в себя. Он странствовал где-то по иным мирам, пытаясь отыскать ту, которую любил.

Барсик запрыгнул на юношу, чуть ли не на грудь.

– Ах ты негодник, брысь, слезай с больного. – Крикнула старушка. Кот спрыгнул и убежал куда-то в лес, правда, тут же оказался рядом. Такие чудеса здесь бывали не редкость, из-за нелинейного времени или, как еще можно было сказать, отсутствии оного. То, что Барсик ушел, уже был тут, когда-нибудь обернется тем, что и вроде бы уже будучи дома, кот вернется откуда-то, а того еще гляди и приведет кого с собой. Теперь же мурлыка часто ошивался в комнате и иногда спал поблизости. Хороший кот, лечебный, – думала бабулька, но поглядывала, чтобы Барсик слишком не увлекался.

Юноша иногда просыпался. Бабушка кормила его, приносила чай. Он даже вставал, но вскоре возвращался в постель. Признаков сознания или подобия осознанности гость так и не проявлял. Его душа все еще витала где-то там.