В Лео сейчас боролись желание выполнить приказ государя и нечто, что можно было назвать эмпатией. Наконец он кивнул:

— Только быстро.

Я махнул рукой, мол, делай что хочешь. Лео и сделал. Рванул с места так, что меня в кресло вжало. Хорошее отношение ко мне — это одно, а служба князю — другое.

До Подворья мы, можно сказать, практически телепортировались. А когда я вышел, мне захотелось сделать то же самое, что вытворяли пассажиры одного французского «Такси». Когда мы с Костяном были совсем малыми, то представляли, что у каждого будет белый «Пежо». После фильма Люка Бессона считалось, что это самая гоночная машина в мире.

Вот только с возрастом мы узнали суровую правду жизни — кинематограф часто врет. А еще Костян вывел собственную формулу: «Если ты покупаешь „Рено“ — то спустя некоторое время умеешь ремонтировать даже вазовские машины. Если покупаешь „Пежо“ — то умеешь ремонтировать Пежо».

Чуть отдышавшись после красочного флэшбэка и легкой тошноты, я направился прямиком к артефактору, не обращая внимания на все остальное. Хотя в Подворье действительно царило явное оживление. Заключавшееся в первую очередь в том, что на центральной площади собралась толпа. Причем, не только людей, но и нечисти. Правда, непонятно, чего они пытались добиться — никто ничего не говорил. Просто стояли, мялись, ждали. Может, тут колбасу будут раздавать?

В любом случае, у меня были дела поважнее. Да и Князь ждет. Наверное, не спит, не ест, все глаза выплакал по своему любимому рубежнику.

Поэтому я уверенно направился к ближайшему зданию на площади.

Степан Филиппович встретил меня без особого энтузиазма, хотя кивнул. Старый тертый калач, понимает, что даже от самых бесполезных клиентов может быть толк. А я все же не такой уж и бесполезный.

— Добрый день? Что там у вас снаружи? — спросил я.

— Здравствуйте, Матвей. Воеводу ждут. Захожая нечисть распоясалась.

— Это да, это беда, — ответил я, доставая со Слова папку и кидая на прилавок.

— Это что? — на всякий случай спросил артефактор, хотя уже явно начал догадываться. Его выпученные глаза не могли врать.

— То, о чем мы договаривались. Записи Морового.

— Ооо…. Оо…

Может, он и хотел сказать что-то членораздельное, но у Филиппыча это просто не получилось. Он протянул свои пухлые шаловливые ручонки к папке, но я тут же положил на нее сверху ладонь.

— Только сначала нам надо все обговорить, Степан Филиппович. Самое важное, чему я научился от рубежников — никому нельзя доверять. И договор на хисте лучше всяких устных клятв.

— Конечно, конечно, — заулыбался артефактор. — Сразу видно делового человека. Я помню, что вам нужно. Пространственный артефакт многоразового использования, который нельзя обнаружить с помощью хиста.

— Все так, — кивнул я.

— Я сделаю вам грандиозную скидку!

— Это я сделаю вам грандиозную скидку, — огорошил я Степана Филипповича. — Для знающего человека, эти записи, — я пододвинул папку к себе, — стоят очень больших денег. Да что там, наверное, их можно назвать бесценными. К сожалению, у меня нет времени, чтобы заниматься их реализацией. Поэтому я готов устроить бартер. Записи взамен на артефакт.

— Молодой человек, это немыслимо! — чуть ли не затрясся хозяин лавки. — Вы хоть представляете, сколько стоит создать подобный артефакт? К тому же, я не могу опорочить свое имя. И клеймо.

— Вот клейма не надо. Подумайте, что будет, если чуры вдруг найдут эту штуковину? Что до цены, думаю, она много меньше, чем эти записи.

— Я даже не знаю, что там. Мне надо взглянуть!

— Нет, на этом и строится условие договора. Я могу лишь поклясться, что это все записи, которые остались у Морового. Так что, по рукам или мне поискать более сговорчивого артефактора?

Что интереснее всего, люди не любят тех, кто похож на них самих. И чем больше эта схожесть, тем явственнее антипатия. Сейчас я чувствовал лучи ненависти, которые источал Филиппыч. Еще бы, ему, жадному и скаредному лавочнику, выкручивали руки. Но вместе с тем артефактор был умным человеком. Глупый бы не задержался на центральной улице Подворья.

— Сами понимаете, если там не окажется упоминаний относительно способа создания артефакта…

— То сделка будет автоматически расторгнута, — закончил я. — Но если нет…

Артефактор еще немного подумал и кивнул. На этом и строился мой расчет. На его жадности. Он, наверное, искренне считает, что там куча полезной информации. Вполне возможно. Но может быть и так, что там какие-нибудь разрозненные факты, не представляющие никакой ценности. Главное, чтобы были сведения об артефакте.

— Еще не все, — сказал я. — Теперь по срокам.

— Можете быть уверены, — ответил Степан Филиппович. — Неделя и у вас будет нужный артефакт.

— Два дня, — покачал головой я. — И то лишь потому, что я понимаю сложность его изготовления.

— Два дня⁈ — возмутился Филиппыч, словно бы даже перестав дышать.

— Да. И каждый день сверх этого будет оплачиваться вами в размере тысячи монет лунным серебром.

— Да что вы себе позволяете⁈

Кажется, я все-таки довел толстячка до белого каления. Фактически, конечно, до красного. Потому что бедняга так побагровел, что казалось, сейчас упадет с сердечным приступом.

Я же не стал ничего договаривать. Просто забрал папку, убрал на Слово и пошел к двери.

Если честно, не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность. Да что там, ее можно было назвать нахальством. Ведь всего раньше не проявлялось. Мотя Зорин — обычный слегка забитый пацан. Это почти аксиома. Наверное, всему виной усталость. Я так задолбался от всего, что не было сил больше играть и быть хорошим. Либо ты гнешь свою линию, либо тебя ломают.

Не знаю, как это работает, но остальные чувствовали эту внутреннюю силу. Наверное, так стая шакалов отступает от раненого льва, который вдруг поворачивается и обнажает зубы. Конечно, Степан Филиппович не спросил: «Что за лев этот тигр?». Однако короткого: «Матвей, подождите!» мне хватило.

— Не знаю, что за муха вас укусила. Условия довольно жесткие, но я не сказал «нет».

— Извините, Степан Филиппович, но у меня нет времени ждать, пока вы созреете.

— Давайте хотя бы сойдемся на пятистах монетах?

— Тысяча. Так у вас будет повышенная мотивация закончить все намного быстрее.

Артефактор разве что зубами не скрипел. Однако нам все же удалось найти общие точки соприкосновения. Мы подтвердили наш договор клятвой и пожали руки, после чего моя ладонь убралась с папки, а Степан Филиппович торопливо развязал тесемки. Наверное, так жадно не вчитывался в буквы даже отец Костяна, когда обнаружил какие-то забытые акции, на которые обменял билеты «МММ».

Я следил за выражением лица артефактора с не меньшей тревогой. Моя везучесть вполне могла помахать ручкой. Если вдруг выяснится, что я не смогу протащить Стыня на ту сторону уже придуманным способом, то даже не знаю, что тогда делать? Договариваться с головой чуров? Что-то мне подсказывает — это будет ни фига не просто.

Однако пухлый артефактор, торопливо и жадно перебирающий листочки, с каждой новой секундой улыбался все шире. И даже стал кивать, видимо, сам себе.

— Все будет! — наконец поднял он голову. — Я пока не вполне понимаю, как сбалансировать фокус граней, но сам принцип мне ясен. Надо изучить все поподробнее.

— Полагаю, там еще много чего интересного, так?

Артефактор не ответил, но продолжил улыбаться. Значит, я попал в цель.

— Два дня, — напомнил я ему. — Каждый день после — тысяча монет.

— Матвей, подождите, оставьте хоть телефон!

Улыбка сошла с лица артефактора, когда прозвучала сумма. Да, умею я все испортить. Пришлось вернуться и чиркнуть номер на клочке бумаги. Может, визитки завести? Только что там писать? Матвей Зорин, рубежник. Или: Матвей Зорин, специалист по всякой чертовщине. Надо подумать.

Толпа снаружи не только не расходилась, но даже стала будто бы больше. А воеводы все не было. Мне вдруг захотелось остаться, однако что-то мне подсказывает, что с каждым новым часом настроение Великого Князя будет все хуже.