— Я знаю, Николя, что ты подумал, но все на самом деле не так, — быстро-быстро заговорила она по-русски. — Я всегда была тебе верна…

Она хотела что-то сказать еще, но муж мягко отстранил ее:

— Это все потом, Катюша. Иди к себе.

Она удивленно взглянула на него, и он слегка повысил голос:

— Я прошу тебя уйти. Пожалуйста!

На глазах ее выступили слезы, она резко повернулась и ушла в палатку, а Муравьев сказал, обращаясь к Дюбуа, подчеркнуто на русском языке:

— Не говорите глупостей, сударь. Вашей Катрин уже нет — она давно Екатерина Николаевна Муравьева. И она — не вещь, которую можно забрать… при живом-то муже.

Он усмехнулся, и эта усмешка окончательно взбесила Анри.

— Катрин была и останется моей. Первая любовь не умирает. А что муж живой — так это исправимо.

Они продолжали говорить каждый на своем языке.

— Вы меня вызываете?

— Да. Я требую стреляться и — немедленно!

— Вы ошибаетесь, сударь, думая, что любимую можно вернуть выстрелом из пистолета…

Генерал говорил спокойно, только покрасневшее пятнами лицо и напряженная фигура выдавали его состояние, но это заметил лишь Вагранов. Заметил и испугался, мысли его заметались, ища и не находя выхода.

А Дюбуа, словно подстегивая себя, выкрикнул:

— Стреляться!!!

Вы не могли бы говорить тише? Совсем необязательно оповещать всех о вашем желании умереть.

— Вы трусите?! — Майор не смог скрыть злорадства. — Стреляться!

— Извольте. Государь не одобрит дуэль, но я принимаю вызов. Только мне нужно какое-то время, чтобы оставить необходимые распоряжения, после чего я — к вашим услугам. Два часа, не возражаете?

— Не возражаю, — процедил Анри.

— Благодарю. Кстати, месье Дюбуа, нам нужны секунданты. Вы не против, если мои офицеры выполнят сию неприятную миссию? Обойдемся двумя, чтобы не расширять огласку?

Анри пожал плечами: дескать, выбора нет.

— Прекрасно! Вагранов, вы будете моим секундантом. Енгалычев послужит месье. Через два часа доставите месье на место… — Муравьев махнул рукой в сторону Аяна. — Ну, туда, за крутой поворот. А пока, Иван Васильевич, покормите майора. Чтобы у барьера его руки не дрожали. И дайте что-нибудь согревающее — у месье уже зуб на зуб не попадает.

Вагранов кивнул и повел Дюбуа к кострам.

Муравьев прошел в свою палатку и расположился за походным столиком с пером и бумагой. Распоряжения на случай своей смерти надо тщательно обдумать и записать, чтобы ничего не упустить. Впрочем, из важных дел осталось одно — граница с Китаем, поручение двух императоров. Конечно, хотелось бы самому довести его до логического завершения, но ведь любой человек смертен — закончит кто-нибудь другой, да тот же Путятин. Он везучий: с одной стороны, договор с Японией заключил, теперь жаждет прославиться договором с Китаем, с другой цунами пережил, едва-едва в плен к англичанам не попал и умудрился на слабосильной «Надежде» в малую воду дойти вверх по Амуру до Шилки.

Да ладно, бог с ним, с Путятиным, а вот с Катюшей, любимой, единственной, — вопросы… вопросы… И ни одного внятного ответа! Нет, один есть, в искренности которого он ни на миг не усомнился: «Я всегда была тебе верна».

А нужны ли другие ответы? Тем более, когда через два… нет, уже через час все окончательно определится.

Он оторвался от листа бумаги, заполняемого прыгающими строчками (рука дрожит от волнения — это плохо), и покосился на полог, отделявший спальные места. Там было тихо, но он знал, что это ничего не значит: Катрин, конечно, сейчас не до сна и отдыха. Она, бедная, мучается от невозможности какого-либо оправдания, не догадываясь, что скоро ничего не будет нужно…

Николай Николаевич добавил к перечню указаний еще несколько пунктов. Надо бы написать письма — объяснительное государю, прощальные братьям, но… время вышло.

ПОРА!!

На участке таежной дороги, с которого не видно палаточного городка, Вагранов и Анри ждали остальных участников дуэли. Анри был в глубоком раздумье, ходил взад-вперед, качал головой и наконец остановился возле штабс-капитана, который прутиком прицельно сшибал с веток кустарника налипший снег. Спросил по-русски:

— Господин Вагранов, вы давно служите Муравьеву?

— Больше десятка лет при генерале, — ответствовал Иван Васильевич, не прекращая своего увлекательного занятия.

— Он всегда такой… собранный, напористый и… благородный?

— Сколько помню — всегда. Да вы и сами могли заметить, когда были в Иркутске. Еще и смелость могу добавить. У него ж недругов — не перечесть. То доносы пишут, то каверзы устраивают. Распускаться никак нельзя. Хорошо — тыл крепкий!

— Тыл?!

— Супруга его, Катерина Николаевна, души в нем не чает и помощница первая! — пояснил Вагранов и неожиданно схватил Анри за руку. — Сударь, откажитесь от дуэли! Как офицер офицера прошу! Он великий человек! Ежели вы, не дай бог, убьете его, сколько дел хороших погибнет… А она… она же просто не переживет!

— Вот как! — Анри вырвал руку. — Вызов принят, и пути назад нет…

— Тогда прежде я убью вас. — Вагранов отступил и вынул пистолет. — Люди меня осудят — Бог простит.

— Вы убьете безоружного?! Вы, боевой офицер?! Даже палач убивает по приговору…

Вагранов в смятении опустил пистолет. Отвернулся и увидел подъезжающие оленьи нарты, а в них Муравьева и Енгалычева. Первым спрыгнул на снег генерал, подошел легким шагом.

— Простите, господа, за небольшую задержку, но зато сделано все, что нужно. Давайте поспешим, а то здесь скоро будет слишком многолюдно. — Он вдруг заметил пистолет в руке Вагранова: — Иван Васильевич, что это?!

— Месье проверял оружие, — опередил Вагранова Анри. — Дуэльных пистолетов нет — придется стрелять из боевых.

— Значит, придется. Все в порядке, Иван Васильевич? — Вагранов кивнул. — Тогда приступим.

— Господа, не желаете ли помириться? — важно спросил Енгалычев.

Было заметно, что ему ужасно нравится быть секундантом.

— Нет, — жестко сказал Муравьев.

— Я… — неуверенно начал Дюбуа, но тут же оборвал себя: — Нет, не желаю. Как говорил мой покойный друг: чему быть, того не миновать. И я согласен на все условия.

— Я тоже, — кивнул генерал.

— Тогда условия такие: сходиться с пятидесяти шагов и делать по одному выстрелу. Возражений нет? — спросил Енгалычев и достал из сумки, висевшей у него на поясном ремне, ящик с пистолетами. — Я взял у вас, ваше превосходительство, из домашнего арсенала. Выбирайте и проверяйте оружие, господа. А вы, Иван Васильевич, отмерьте расстояние.

Вагранов воткнул в дорогу саблю Енгалычева, отсчитал 50 шагов и воткнул вторую — свою.

— Господа, прошу занять места. — Енгалычев указал французу на дальнюю саблю.

— Сударь, — негромко по-русски сказал Анри Муравьеву, — прежде чем мы разойдемся навсегда, должен вам сказать, что, наверное, слишком плохо вас знал и сожалею об этом. — Отдал честь и пошел к своему барьеру.

Дождавшись, когда майор встанет возле сабли, князь взмахнул платком, и соперники начали сходиться. Вернее, шел один Дюбуа — Муравьев после нескольких шагов остановился в задумчивости и ждал, опустив пистолет.

Он вдруг вспомнил сон о дуэли. Прав был писатель Гончаров: надо очень осторожно себя вести, чтобы не навредить будущему — оно слишком зависит от мелочей. Вот майор во сне что-то говорил о дважды украденном счастье — что он имел в виду? И, кажется, должна появиться Катрин…

Генерал настолько ушел в себя, что не заметил, как противник начал целиться.

Вдруг из-за поворота, со стороны временного поселка аянцев, вылетела оленья упряжка с нартами без каюра. Держась за дуговую спинку саней, на их полозьях стояла маленькая фигурка в коричневой шубке. Вагранов бросился на перехват и остановил упряжку как раз возле Муравьева. Екатерина Николаевна — а это была она — спрыгнула с нарт, бросилась к генералу и закрыла его своей спиной.

В тот же миг раздался выстрел Анри. Пуля прошла так высоко, что даже не было слышно свиста.