Вернувшись на фрегат, командир немедленно собрал офицеров.

— Господа, я внимательно наблюдал за адмиралами, — сказал он. — Они явно нервничают, ожидая пароходо-фрегат «Вираго», он должен прибыть в середине апреля и, видимо, привезет известие о начале войны. Александр Петрович, — обратился Изыльметьев к лейтенанту Максутову, — сколько времени займет ремонт?

— Не меньше месяца, Иван Николаевич. И то, если очень постараться.

— Нам надо уложиться максимум в две недели. Если не уложимся или «Вираго» придет раньше, придется драться, и драться насмерть.

— Они могут рискнуть напасть на нас, не дожидаясь официального объявления, — задумчиво сказал рассудительный лейтенант Анкудинов.

— Были бы одни англичане, скорее всего, так бы и случилось, Евграф Григорьевич, — ответил командир. — Это же их поговорка: «Success is never blamed»[66]. На ней основано все их коварство.

— Ну, матушка Екатерина тоже как-то заявила: «Победителей не судят», — засмеялся артиллерийский поручик Дьяков и обвел ироническим взглядом присутствующих. — Кто не знает — это она высказалась в защиту самого Суворова.

— Совершенно разный смысл, — резко сказал Максутов.

— Позвольте! — вспыхнул Дьяков.

— Стоп, господа офицеры! — вмешался Изыльметьев. — Доспорите при более удобном случае. Хотя лично я тоже считаю, что смысл разный. В основе английской поговорки лежит другая — цель оправдывает средства, — а она очень удобна для любых неблаговидных поступков, и жертвой такого поступка англичан сегодня можем стать мы с вами. Давайте это иметь в виду и работать день и ночь, чтобы поскорее вырваться из ловушки.

Разумеется, адмиралы нанесли ответный визит. Совместный, через две недели, 13 апреля. Рассчитав его так, чтобы удостовериться в оставшемся объеме ремонтных работ у русских. Однако у Изыльметьева все было приготовлено заранее, и к моменту вступления адмиралов на палубу фрегата на ней царил настоящий бардак: как попало валялся распущенный и порванный такелаж, в разложенном на палубе парусе зияли гигантские прорехи, на которые накладывались столь же гигантские заплаты, матросы бестолково носились взад-вперед под истошные командные вопли офицеров.

Капитан-лейтенант извинился за беспорядок.

— Аврал, господа. Время поджимает, а дел еще полным-полно. За неделю точно не уложимся. Очень уж потрепал нас мыс Горн.

Адмиралы обошли фрегат, как бы знакомясь с русским кораблестроением, но Изыльметьев видел, как цепко их профессиональные взгляды схватывают каждую деталь. Однако русские моряки предусмотрели все до мелочей, и разочарованные гости, выпив водки под соленые огурчики и бутерброды с черной стерляжьей икрой, с благодушнейшими пожеланиями успехов убрались восвояси. Старший вахтенный офицер «Авроры» заметил оживленное движение шлюпок между кораблями англо-французской эскадры, а вскоре вслед за этим корабли переменили места стоянки, как бы незаметно охватив «Аврору» подковой. Иван Николаевич, разумеется, не знал, что это перестроение было результатом срочного совещания адмиралов и старших офицеров эскадры.

— «Аврору» надо атаковать немедленно! — заявил Прайс Де-Пуанту, едва их шлюпка отвалила от фрегата.

— На каком основании? Мы же не пираты, — возразил француз.

— На том основании, что ремонт они уже закончили, а нам втирали очки.

— Тут вы правы, но, по-моему, надо дождаться официального объявления войны, — по-прежнему колебался Де-Пуант.

— Я уверен, что война уже идет и нужны дела, а не слова. He that come first to the hill may sit where he will[67].

— Надо собрать офицеров, посоветоваться, — выдвинул последний аргумент Феврие Де-Пуант.

— Хорошо, — сдался Прайс. Я предложу атаковать русских завтра на рассвете, и посмотрим, кто поддержит вас, а кто меня. А пока лишим их возможности маневра, пользуясь тем, что «Аврора» стоит носом к берегу.

Большинство старших офицеров эскадры поддержали Прайса.

Перед заходом солнца с берега вернулся мичман Фесун, закончивший все формальности с похоронами матросов. Он привез весьма тревожное известие.

— После похорон ко мне подошел человек, назвавшийся английским купцом русского происхождения, — по-юношески торопливо, глотая слова, рассказывал мичман. — Говорил по-русски с акцентом, однако представляться не стал. Так вот он сказал, что ему достоверно известно, что завтра утром «Аврора» будет атакована всей англо-французской эскадрой. Он, мол, помнит о России и не хочет, чтобы русские пострадали от вероломства британцев и галлов.

— То-то, я смотрю, они на реи навешали наблюдателей с трубами, — усмехнулся Изыльметьев. — Спасибо за важную информацию, Николай Алексеевич, и давайте поступим так. Вы сейчас спокойно оповестите всех офицеров о срочном совещании на опердеке — чтобы наблюдатели не засекли. Пока светло — никакой спешки. — Командир выглянул в окно и обрадованно сказал: — Смотрите, туман собирается. Господь на нашей стороне!

Совещание было кратким. Капитан-лейтенант приказал, как только стемнеет, немедленно поставить на места все, что было убрано подальше от адмиральских глаз, одновременно спустить на воду шлюпки и, пользуясь сгустившимся туманом, отбуксировать фрегат к открытому океану. Причем буксировать, не разворачиваясь, кормой вперед.

Все было исполнено наилучшим образом. Выйдя в океан, «Аврора» подняла паруса и полным ходом ринулась на северо-запад.

В этом месте рассказа Василий Степанович откровенно засмеялся и пояснил удивленному гостю:

— Я представил, какие лица были у Прайса и Де-Пуанта, когда утром они увидели, что русский фрегат исчез у них из-под самого носа.

— Да уж, наверное, — скупо улыбнулся Изыльметьев. — Мое повествование подходит к концу.

«Авроре» предстояло за два месяца, уходя от традиционных маршрутов, где ее могли засечь враги, пройти 9000 миль. Да не по спокойному океану, а сквозь бури и штормы, которые на этом переходе как с цепи сорвались. Налетали один за другим, не давая передышки. Матросы падали от усталости. Да еще в Кальяо фрегат не смог загрузить свежие продукты — это бы вызвало подозрение англо-французов, — поэтому на корабле началась цинга, усугубленная изнуренностью экипажа. 13 человек умерло. В результате командир решил зайти в ближайший российский порт, которым и оказался Петропавловск.

— Ничего, Иван Николаевич, вылечим мы ваших матросов, — заявил Завойко, — но и вы нам помогите. Я получил сведения, что Петропавловский порт скоро будет атакован англо-французской эскадрой, возможно, той самой, от которой ушли вы. А у меня гарнизон — сто двадцать пять человек с кремневыми ружьями, и ни пушек, ни артиллеристов нет. И что прикажете делать?! Сдаться на милость победителей — это какой же будет конфуз Российской империи! Сражаться — значит, умереть и все равно отдать город врагу. Мы ждем помощи с Амура — там должен состояться сплав войск и снаряжения, — но придет ли она? Пропустит ли караван Китай, сможет ли он пройти весь маршрут без потерь, сколько нам выделят солдат — что ни вопрос, то восклицание, прошу простить за каламбур. Я полагаю, Иван Николаевич, что в этих обстоятельствах «Авроре» следует остаться здесь; по большому счету, это нужнее, чем состоять в эскорте адмирала Путятина. Его миссия в Японии важна, конечно, однако оборона морской базы важнее.

— А вы уверены, ваше превосходительство, что наших общих усилий будет достаточно для защиты города и порта? — осторожно спросил капитан-лейтенант.

— Я уверен, что шансов у нас будет много больше. А нет — так что ж? — все мы смертны, зато умрем за царя и Отечество в бою, не сдавшись на милость победителя.

— А вон и мои офицеры идут, — увидел в окно Изыльметьев поднимающихся к дому моряков. — Позвольте, Василий Степанович, мне подумать и посоветоваться с ними?

— Разумеется, разумеется. Однако надеюсь после обеда услышать ваше решение.