– Я не смогу, Джордж. Что-нибудь переверну… они услышат, придут и застрелят меня… или…

– Блейз, ты должен. Назад дороги нет.

– Я боюсь, Джордж. Я хочу домой.

Нет ответа. Но в каком-то смысле это и был ответ.

Тяжело и хрипло дыша, выдыхая облака пара, Блейз откинул крючки, которые удерживали лестницу в сложенном состоянии, раздвинул ее на максимальную длину. Рукавицы мешали, и закрепить крючки удалось только со второй попытки. Он уже порядком вывалялся в снегу и стал белым с головы до ног – прямо-таки снежный человек, йети. Снег попал даже на кепку, козырек которой по-прежнему оставался сдвинутым влево. Но возле дома стояла тишина, нарушаемая лишь дыханием Блейза. Никто не услышал щелканья крючков, которые Блейз сначала вытащил из одних гнезд, а потом вставил в другие. Снег, должно быть, глушил все звуки.

Лестница была алюминиевой, а потому легкой. Поднял ее Блейз без труда. Верхняя перекладина оказалась аккурат под окном над кухней. Добраться до него Блейз мог, оставаясь двумя-тремя ступеньками ниже.

Он начал подниматься, одновременно стряхивая с себя снег. В какой-то момент лестница покачнулась, заставив его замереть, но потом вновь застыла. Он продолжил подъем.

Наблюдая, как кирпичи уходят вниз, добрался до подоконника. И вот уже смотрел в окно одной из спален.

Двуспальная кровать. В ней два человека. Лиц он разглядеть не мог, только белые круги. По существу, белые пятна.

Блейз всматривался в них как зачарованный. Забыв про страх. По причине, понять которую он не мог (не чувствовал сексуального возбуждения или по крайней мере не думал, что чувствует), его член начал подниматься. Блейз не сомневался, что смотрит на Джозефа Джерарда-третьего и его жену. Таращился на них, а они этого не знали. Заглянул в их мир.

Видел их комоды, прикроватные столики, саму кровать. Видел свое отражение в огромном, в рост человека, зеркале, которое смотрело туда, где царил холод. Он видел их, а они этого не знали. Его тело сотрясалось от возбуждения.

Он оторвал взгляд от кровати и перевел на внутренний запор. Простенькая задвижка, открыть которую не составляло труда, имея при себе нужный инструмент, который Джордж называл «джимми». Разумеется, у Блейза нужного инструмента не было, да он ему и не требовался: задвижку не использовали по назначению.

«Они – зажравшиеся, – подумал Блейз. – Они – зажравшиеся, глупые республиканцы. Я, может, и туп, но они глупее».

Блейз максимально, насколько позволяла лестница, раздвинул ноги, чтобы повысить устойчивость, и начал поднимать окно, постепенно увеличивая усилие. Мужчина во сне перевернулся с одного бока на другой, и Блейз подождал, пока Джерард окончательно погрузится в сон. Вновь взялся за окно. В какой-то момент решил, что оно заперто изнутри – вот почему задвижка не понадобилась, – и тут окно сдвинулось.

Дерево тихонько застонало. Блейз замер.

И задумался.

Он пришел к выводу, что все нужно сделать очень быстро: открыть окно, забраться в комнату, закрыть окно. Иначе холодный январский воздух точно разбудит их. Но если окно заскрипит, двигаясь по раме, они тоже проснутся.

– Давай, – шепнул Джордж от подножия лестницы. – Попробуй использовать этот шанс.

Блейз просунул пальцы в щелочку под окном, потом поднял его. Окно двигалось бесшумно. Он перенес через подоконник ногу, протиснулся в дом сам, повернулся, опустил окно. Вот тут оно и заскрипело, стукнуло, вставая на место. Блейз застыл на корточках у подоконника, боясь повернуться и посмотреть на кровать, уши ловили каждый звук.

Ничего не поймали.

Нет, что-то он, конечно, слышал. Дыхание, к примеру. Два человека дышали практически в унисон, словно ехали на велосипеде для двоих. Легкое поскрипывание матраца. Тиканье часов. Низкое гудение воздуха, должно быть, в топке обогревательного котла. Да и сам дом издавал какие-то звуки. Оседал, как он это делал уже пятьдесят или семьдесят пять лет. Черт, может, и все сто. Устраивался удобнее со своими костями из кирпича и древесины.

Блейз развернулся, посмотрел на спящих. Женщина раскрылась до пояса. Вырез ночной рубашки сдвинулся в сторону, и одна грудь выглядывала наружу. Блейз таращился на нее, зачарованный ее мерным подъемом и опусканием, соском, который затвердел от дуновения холодного воздуха…

– Шевелись, Блейз! Господи!

На цыпочках он пересек спальню, как карикатурный любовник, который прятался под кроватью, не дыша, так что грудь его выпятилась, словно у полковника в мультфильме.

Блеснуло золото.

На одном из комодов стоял маленький триптих, три фотографии в золотом окладе в форме пирамиды. Снизу – Джерарда-третьего и его смуглокожей жены-нармянки. Сверху – Джерарда-четвертого, без единого волоска на голове, до подбородка закутанного в одеяльце. Его широко распахнутые темные глаза смотрели на мир, в который он столь недавно вошел.

Блейз добрался до двери, повернул ручку, замер, чтобы обернуться. Женщина положила руку на голую грудь, прикрыв ее. Муж спал на спине с открытым ртом и до того, как захрапел и наморщил нос, более всего напоминал мертвеца. Блейз подумал о Рэнди, о том, как Рэнди лежал на промерзшей земле, а блохи и клещи покидали его тело. За кроватью пол и подоконник присыпало снегом. Он уже таял.

Блейз начал осторожно открывать дверь, готовый замереть при первом намеке на скрип. Но петли не заскрипели. Он выскользнул из спальни, как только щель между дверью и косяком стала достаточно широкой. Очутился в коридоре-галерее. Пол устилал толстый, мягкий ковер. Блейз закрыл за собой дверь, подошел к ограждению, за которым сгущалась темнота, посмотрел вниз.

Увидел лестницу, поднимавшуюся двумя пролетами из широкого сумрачного зала. Полированный пол тускло поблескивал. На другой стороне галерею украшала статуя девушки. Напротив стоял мраморный юноша.

– Не обращай внимания на статуи, Блейз, найди младенца. Нечего стоять столбом…

Лестница, ведущая на первый этаж, находилась по правую руку Блейза, так что он повернул налево, в коридор. Здесь никаких звуков до его ушей не доносилось, только едва слышный шорох собственных шагов. Он даже не слышал гудения воздуха в топке котла. И это вселяло страх.

Он открыл следующую дверь и заглянул в комнату: стол посередине, полки и стеллажи с книгами вдоль стен. На столе стояла пишущая машинка и лежала стопка листов бумаги, придавленная черным, похожим на стекло, камнем. На стене висел портрет. Блейз сумел разглядеть мужчину с седыми волосами и хмурым лицом, который, казалось, говорил ему: «Ты – вор». Он закрыл дверь и двинулся дальше.

Очередная дверь открылась в пустую спальню с кроватью под пологом. Покрывало натянули так туго, что на нем подпрыгнула бы монетка.

Он шел по коридору, чувствуя, как по телу начинают скатываться струйки пота. Обычно он не замечал бега времени, а вот тут заметил. Как долго он пробыл в этом богатом и спящем доме? Пятнадцать минут? Двадцать?

В третьей комнате он обнаружил еще одну спящую пару. Женщина стонала во сне, и он быстро закрыл дверь.

Свернул за угол. А вдруг ему придется подняться по лестнице на третий этаж? Мысль эта наполнила его ужасом, какой он испытывал в своих нечастых кошмарных снах (в них обычно возвращался в «Хеттон-хауз» или на ферму Боуи). Что он скажет, если вдруг зажгутся лампы, и его обнаружат? Что он мог сказать? Что пришел, чтобы украсть столовое серебро? На втором этаже никакого столового серебра не было, это знал даже тупица.

В этой короткой части коридора он увидел только одну дверь. Открыл ее и попал в детскую.

Долго стоял, не в силах поверить, что сумел проделать такой длинный путь. Получалось, что совсем это и не мечта, которой не суждено сбыться. Он мог реализовать задуманное. От одной этой мысли возникло желание бежать отсюда со всех ног.

Кроватка ничем не отличалась от той, которую он купил сам. Стены украшали изображения героев диснеевских мультфильмов. Он увидел столик для пеленания, полку со множеством баночек и тюбиков с кремами, маслами, лосьонами, маленький комод, раскрашенный в яркий цвет. Может, красный, может, синий. В темноте было не разглядеть. А в кроватке лежал младенец.