Глава 18
Летом, после Бостонского загула, Блейза и Джонни Челцмана вместе с другими ребятами из «Хеттон-хауза» отправили на сбор черники. Человек, который нанял их, Гарри Блуноут, был нормальным парнем. Не в смысле сексуальной ориентации (именно в таком значении потом пренебрежительно использовал это слово Джордж), а в лучших традициях лорда Бадена-Пауэлла[48]. Ему принадлежали пятьдесят акров в лучших черничных местах в Уэст-Харлоу, и он обрабатывал их каждую весну. А каждый июль нанимал команду из двадцати, или около того, подростков из сиротских приютов на сбор урожая. И не стремился выжать из своей земли максимум прибыли, как поступали большинство мелких фермеров. Он мог нанять мальчишек из «XX» и девчонок из «Уискассетт-хоум» (туда помещали девушек, нарушивших закон, но не совершивших тяжелых преступлений) и платить им по три цента за кварту. Они бы брали эти деньги и считали себя счастливчиками, получив возможность пожить на свежем воздухе. Вместо этого он платил им по семь центов, сколько просили и получали местные подростки. Перевозку на поле и обратно Гарри Блуноут оплачивал из собственного кармана.
Гарри был высоким, долговязым стариком-янки с изрезанным глубокими морщинами лицом и выцветшими глазами. Тот, кто смотрел в них слишком долго, уходил в полной уверенности, что это глаза безумца. Гарри не состоял ни в «Грандже», ни в какой-то еще фермерской ассоциации. Да они бы его к себе и не приняли. Не могли принять человека, который нанимал преступников для сбора ягод. И они были преступниками, черт побери, что в шестнадцать лет, что в шестьдесят один. Они приезжали в добропорядочный маленький городок, и добропорядочные горожане чувствовали, что должны запереть двери. Должны настороженно поглядывать на незнакомых подростков, шагающих по дороге. Юношей и девушек. Соберите их вместе, преступников-юношей и преступниц-девушек, и что вы получите, как не Содом и Гоморру? Все так говорили. Это нехорошо. Особенно, когда ты пытаешься воспитать своих детей так, чтобы они не сходили с пути истинного.
Сезон сбора черники продолжался со второй недели июля по третью или четвертую неделю августа. Блуноут построил десять домиков на берегу реки Ройял, которая протекала по его территории. Шесть для юношей и четыре для девушек, последние чуть в отдалении от первых. С учетом их расположения относительно реки юноши жили в домах-на-стремнине, девушки – в домах-в-излучине. Один из сыновей Блуноута, Дуглас, приглядывал за постояльцами домов-на-стремнине. Каждый июнь Блуноут давал объявление в газету, ему требовалась женщина, которая могла бы жить в домах-в-излучине, совмещая обязанности комендантши и поварихи. Платил он ей хорошо, и тоже из собственного кармана.
Вся эта скандальная история всплыла на городском собрании, когда коалиция Юго-Западной излучины попыталась провести повышение налогов на землю Блуноута. С той целью, чтобы свести к минимуму его прибыль и положить конец этим программам социальной благотворительности, от которых на милю несло коммунизмом.
Блуноут не произнес ни слова до самого конца дискуссии. Только его сын Дуг да двое-трое друзей-соседей стояли за него горой. А потом, когда мистер Ведущий уже собрался закрыть обсуждение, он поднялся и попросил слова. Получил его, пусть большей части участников собрания слушать Блуноута совсем не хотелось.
Сказал он следующее:
– За время уборки урожая ни у одного из вас ничего не пропало. Не было ни угона автомобиля, ни взлома дома, ни поджога сарая. Ни у кого не украли даже столовой ложки. Я хочу лишь одного – показать этим детям, что дает человеку добропорядочная жизнь. Как они себя поведут после того, как это увидят, зависит только от них. Неужто никто из вас никогда не увязал в грязи так, что не мог вылезти без посторонней помощи? Я не спрашиваю вас, как вы можете так себя вести и продолжать называться христианами, потому что один из вас наверняка найдет ответ в том, что я называю «Святой-Джо-сделай-по-моему» Библией. Но святая ворона! Как вы можете по воскресеньям читать главу о добром самаритянине, а уже в понедельник вечером говорить такое, как сейчас?
Вот тут взорвалась Беатрис Маккафферти. Тяжело поднялась с раскладного стула, который благодарно заскрипел, и, не дожидаясь разрешения мистера Ведущего, закричала:
– Хорошо, давайте с этим разберемся! С тем, что там творится! Ты хочешь стоять здесь, Гарри Блуноут, и говорить, что между мальчиками в одних домиках и девочками в других ничего не происходит? – Она оглядела присутствующих, суровая, как лопата. – Я вот думаю, а может, мистер Блуноут только вчера родился? Интересно, знает ли он, что происходит глубокой ночью, если это не грабеж и не поджог сарая?
Гарри Блуноут молча выслушал эту тираду. Стоял по другую сторону зала собраний, заложив большие пальцы рук за подтяжки. Лицо его оставалось таким же дымчато-ржавым, как и у любого другого фермера. Только в уголках глаз вроде бы прыгали смешинки. Может, и нет. А когда понял, что продолжения не будет, ответил спокойно и сухо:
– Я никогда не подглядывал, Беатрис, но чертовски уверен, что это не изнасилование.
После чего вопрос «отложили для последующего обсуждения». Такой в современной Новой Англии является вежливая формулировка понятия «навсегда положить под сукно».
Джон Челцман и другие мальчишки из «Хеттон-хауза» с самого начала с нетерпением ждали этой поездки, а вот Блейз сомневался. Когда речь заходила о «работе на стороне», он сразу вспоминал ферму Боуи.
Той-Джем только и говорил о том, что найдет девушку, с которой «станцует джаз». Блейз не считал необходимым тратить на это так много времени. Он все еще вспоминал Марджори Турлау, но какой смысл думать об остальных? Девушки любили крутых парней, которые могли показать себя, как те парни в фильмах.
А кроме того, девушки его пугали. Пойти в туалетную кабинку «XX» с драгоценным экземпляром «Герлдайджест» Той-Джема и погонять шкурку – его это полностью устраивало. Доставляло удовольствие, когда становилось невмоготу. Из услышанного от других парней следовало, что ощущения, которые ты получаешь от дрочки и от того самого, совершенно одинаковые, и к тому же у дрочки был еще один плюс: ты мог делать это хоть пять раз на дню.
В пятнадцать лет Блейз окончательно превратился в здоровяка. Ростом шесть с половиной футов, с плечами шириной (Джон измерил веревкой) двадцать восемь дюймов. Волосы у него были каштановые, жесткие, густые, блестящие. Если он растопыривал пальцы, то кончик мизинца отстоял от кончика большого пальца на фут, то есть кулаки впечатляли. А бутылочно-зеленые, яркие, притягивающие глаза совсем не казались глазами тупицы. Рядом с ним другие юноши его возраста выглядели пигмеями и тем не менее частенько подшучивали над ним. Они признали Джона Челцмана (теперь его звали Джей-Си или Джиперс Крайп[49]) персональным талисманом Блейза, а после Бостонского загула оба парня стали народными героями закрытого общества «Хеттонхауз». Впрочем, Блейз занял в этом обществе еще более почетное место. И любой, кто когда-нибудь видел малышей, облепивших сенбернара, поймет, о чем речь.
Когда они прибыли на черничную плантацию, Дуги Блуноут уже ждал их, чтобы развести по домикам. Сказал им, что в это лето они будут делить домики-на-стремнине с полудюжиной парней из исправительного центра Саут-Портленда. Все разом поджали губы. Парни из «Саут-Портленда» славились своей драчливостью.
Блейза определили в домик №3, с Джоном и Той-Джемом. После поездки в Фасолевый город Джон еще больше похудел. Его ревмокардит доктор «Хеттон-хауза» (курящий «кэмел» старичок, которого звали Дональд Хуг) принял за грипп. В результате болезнь свела Джона в могилу. Но годом позже.
– Вот ваш дом. – Лицом Дуглас Блуноут напоминал отца, за исключением странно выцветших глаз. – До вас тут жили многие мальчики. Если дом вам понравится, заботьтесь о нем, чтобы его смогли использовать мальчики и после вас. Здесь есть дровяная печь на случай, если вы замерзнете, хотя я в этом сомневаюсь. Кроватей четыре, так что вы можете выбирать. Если мы возьмем кого-то еще, ему придется спать на оставшейся. Для закусок и кофе есть электрическая плитка. Перед тем как выйти из дома утром, обязательно выдерните штепсель из розетки. Перед тем как вечером улечься спать, обязательно выдерните штепсель из розетки. Вот пепельницы. Ваши бычки должны быть здесь. Не на полу. Не во дворе. Никакой выпивки и игры в покер. Если я или мой отец поймаем вас выпивающими или играющими в покер, вы отсюда уезжаете. Никаких вторых шансов. Завтрак в шесть. В большом доме. Ленч в полдень, вам привезут его туда. – Он махнул в сторону черничных полей. – Ужин в шесть, в большом доме. Начнете работать завтра в семь. Доброго вам дня, джентльмены.