Ночь он провел в сарае. А наутро уже убирал картофель, получая по десятицентовику за корзину. Зиму проработал в Нью-Хэмпшире на прядильной фабрике, хозяин которой не хотел иметь никаких дел с профсоюзом. Весной на автобусе приехал в Бостон и нашел работу в прачечной больницы. Отработал шесть месяцев, прежде чем встретил знакомого из «Саут-Портленда», Билли Сент-Пьера. Они уселись в баре и купили друг другу много пива. Билли признался Блейзу, что они с приятелем хотят грабануть винный магазин в Сау-ти. Работа обещала быть легкой. И им требовался третий.

Блейз согласился. Его доля составила семнадцать долларов. Он продолжал работать в прачечной. Еще через четыре месяца он, Билли и Дом (брат жены Билли) совершили налет на заправочную станцию и бакалейный магазин в Дэнверсе. Месяцем позже Блейз, Билли и еще один бывший заключенный «Саут-Портленда», Калвин Сакс, ограбили ссудное агентство, в котором также работал подпольный тотализатор. Их добыча превысила тысячу долларов.

– Теперь будем работать по-крупному, – заявил Билли, когда они втроем делили деньги в номере мотеля в Даксбери. – Это всего лишь начало.

В этот период настоящих друзей у Блейза не появилось. Общался он только с Билли Сент-Пьером да с другими мелкими преступниками, которые то появлялись, то исчезали. Встречались они обычно в кондитерской, которая называлась «У Мучи». Играли в задней комнате в пинбол и болтали о пустяках. Девушки у Блейза не было – ни постоянной, ни на время. Его отличала болезненная застенчивость, и он ужасно стеснялся своей, как говорил Билли, пробитой головы. После удачного налета иногда снимал проститутку.

Примерно через год после встречи с Билли один музыкант, который перебивался временными контрактами, предложил Блейзу попробовать героин. Как же ему было плохо: героин вызвал у него жуткую аллергию. Больше Блейз к героину не прикасался. Травку, случалось, курил, чтобы поддержать компанию, но тяжелых наркотиков избегал.

Вскоре после того, как Блейз попробовал героин, Билли и Калвина (который мог гордиться разве что татуировкой «LIFE SURKS, THEN YA DIE[57]»), арестовали, когда те грабили супермаркет. Однако многие другие хотели использовать Блейза в своих мелких делишках. Стремились к этому. Кто-то дал ему прозвище Страшила, и оно прижилось. Даже когда он надевал маску, чтобы скрыть вмятину во лбу, его габариты заставляли продавца или владельца магазинчика подумать дважды, прежде чем хвататься за оружие, возможно, спрятанное под прилавком.

За два года, прошедшие после того, как копы повязали Билли, Блейз раз пять едва избегал ареста, иногда просто чудом. В одном случае двух братьев, с которыми он ограбил магазин одежды в Согасе, схватили буквально в квартале от того места, где Блейз попрощался с ними и вылез из автомобиля. Братья с удовольствием сдали бы Блейза, чтобы им скостили срок, но они знали его как Большого Буги, отчего полиция решила, что третий член банды – афроамериканец.

В июне Блейз ушел из прачечной. Новую постоянную работу искать не стал. Дрейфовал по жизни, пока не встретил Джорджа Рэкли, а когда встретил, будущее его определилось.

Алберт Стерлинг дремал в одном из огромных кресел в кабинете Джерарда, когда первые признаки зари прокрались в окна. Начинался новый день, первое февраля.

В дверь постучали. Глаза Стерлинга открылись. На пороге стоял Гранджер.

– Возможно, у нас кое-что есть.

– Поделись.

– Блейсделл вырос в сиротском приюте… или детском доме, находящемся на содержании штата… назывался он «Хеттон-хауз». И расположен в том самом районе, откуда поступил звонок.

Стерлинг выпрямился.

– Он еще работает?

– Нет. Лет пятнадцать как закрылся.

– Кто там сейчас живет?

– Никто. Город продал его каким-то людям, которые пытались организовать там дневную школу. Они разорились, и город забрал дом. С тех пор он пустует.

– Готов спорить, Блейсделл там. – Стерлинг руководствовался интуицией, но чувствовал, что на этот раз она его не подведет. Не сомневался, что уже утром они возьмут этого мерзавца и любого, кто составлял ему компанию. – Позвони в полицию штата. Мне нужны двадцать патрульных, как минимум двадцать, плюс мы с тобой. – Он задумался. – И Франкленд. Вытащи Франкленда из офиса.

– Он же должен спать до…

– Вытащи его сюда. Нормана тоже. Будет сидеть здесь на телефоне.

– Ты уверен, что нам…

– Да. Блейсделл – преступник, он идиот, а еще он ленив. – Утверждение, что преступники ленивы, являлось догматом веры в персональной церкви Алберта Стерлинга. – Куда еще он мог пойти? – Стерлинг посмотрел на часы. Без четверти шесть. – Я все-таки надеюсь, что ребенок еще жив. Но биться об заклад не стал бы.

Блейз проснулся в четверть седьмого. Повернулся набок, чтобы посмотреть на Джо, который проспал всю ночь рядом с ним. Тепло тела Блейза, похоже, пошло малышу на пользу.

Кожа стала прохладной, хрипы в дыхании – не такими сильными. Но вот красные пятна на щечках остались. Блейз сунул палец в рот ребенка (Джо тут же начал его сосать) и нашел новое вздутие на десне слева. Когда надавил, Джо застонал во сне и отвернулся.

– Чертов зуб, – прошептал Блейз. Посмотрел на лоб Джо. Рану покрывала запекшаяся кровь, и Блейз подумал, что шрама скорее всего не останется. Его это порадовало. Лоб у человека всю жизнь на виду. Не самое лучшее место для шрама.

Закончив осмотр, он продолжал зачарованно разглядывать лицо младенца. За исключением рваной, заживающей царапины, кожа у Джо была идеальной. Белой, но уже с намеком на смуглость. Блейз подумал, что с такой кожей Джо никогда не обгорит на солнце, а вот загар у него будет темным, таким темным, что некоторые, возможно, будут принимать его за негра. Сам-то он становился красным, как вареный рак. Веки у Джо были чуть синеватыми. Между неплотно сомкнутыми краями проглядывали голубые радужки. Губы у ребенка были розовыми и слегка надутыми.

Блейз взял одну из ручонок, поднял. Крохотные пальчики мгновенно сжали его мизинец. Блейз подумал, что у Джо будут большие руки. И придет день, когда они смогут держать молоток плотника или гаечный ключ механика. А может, и кисть художника.

От мыслей о будущем мальчика по телу Блейза пробежала дрожь. Ему хотелось разбудить ребенка. И зачем? Чтобы понаблюдать, как глаза Джо раскрываются и смотрят на него? Кто знал, что увидят эти глаза через годы? Но они оставались закрытыми. Жизнь Джо оставалась закрытой. Напоминала удивительную, захватывающую книгу, написанную невидимыми чернилами. Блейз осознал, что деньги его больше не волнуют, совершенно они ему не нужны. Ему хотелось другого: увидеть, как слова будут появляться на этих страницах. Вместе с картинками.

Он поцеловал чистую кожу повыше раны, потом отбросил одеяло, подошел к окну. Снег продолжал идти, за стеклом белел воздух и белела земля. Блейз прикинул, что за ночь уже нападало добрых восемь дюймов. А снегопад и не думал заканчиваться.

Они почти схватили тебя, Блейз.

Он развернулся.

– Джордж? – тихо позвал он. – Это ты, Джордж?

Не Джордж. Голос прозвучал в голове. Но откуда у него взялась такая мысль?

Он вновь выглянул в окно. Изуродованный лоб наморщился в раздумье. Они знали, кто он. Он сглупил, назвав телефонистке свое настоящее имя, вплоть до «младшего» на конце. Считал себя умным, а оказался дураком. Снова. Глупость – это тюрьма, выйти из которой невозможно. Каким бы хорошим ни было твое поведение, тебе придется отбывать там пожизненный срок.

Джордж, конечно, высмеял бы его. Джордж сказал бы: «Готов спорить, они сейчас роются в твоем прошлом. Изучают все хиты Клайтона Блейсделла-младшего». И они наверняка изучали. Узнали о религиозной афере, о его пребывании в «Саут-Портленде», о долгих годах в «XX»…

И вот тут в голове, словно метеор, мелькнула тревожная мысль: он же сейчас в «XX»!