— Нина тебя проводит, — закончил дед. — У меня очень много дел.

Последнему замечанию я не удивился. Догадывался, что дел у главы рода, да ещё и человека, имеющего непосредственное отношение к верховной власти, должно быть немало.

— Идем, Костя, — позвала Нина. — Или, быть может, ты желаешь отдохнуть?

— Не желаю. Идём.

Дед милостиво кивнул нам и углубился в лежащие на столе бумаги. Я вышел из кабинета вслед за Ниной, погруженный в свои мысли.

Магия. Мне предстояло научиться магии.

Способность чему-либо удивляться я уже давно в себе похоронил. Смотрю, что происходит, и делаю выводы — вот и всё. И если происходит переселение душ, то почему не быть и магии?

Для меня, полагаю, магия станет ещё одним оружием, которым я овладею. Возможно, не самым эффективным... Хотя нельзя же судить по одному пожилому Григорию Михайловичу. Который сам отчего-то не спешит выступать на церемонии в качестве бойца — несмотря на те умения, которые сгоряча продемонстрировал. Я не знаю уровня магов, которым мне предстоит противостоять. Но, в конце концов, даже если прочие Барятинские владеют магией плохо — это вовсе не значит, что я не смогу владеть ею хорошо.

— Это наша загородная усадьба, — говорила Нина, спускаясь по лестнице. — Есть ещё особняк в Петербурге, и раньше мы перебирались сюда только на лето. Но в последнее время так... сложились обстоятельства, что мы постоянно живём здесь.

Я молча кивнул. Нина явно что-то не договаривала, но с расспросами я решил пока не лезть.

— В левом крыле дома — дядюшкин кабинет и приёмная, ваша с Надей классная комната. Моя приёмная... Я — целитель, — улыбнулась на мой вопросительный взгляд Нина. — Врачи уездной больницы, если сталкиваются с тяжёлыми случаями, присылают ко мне пациентов за консультацией. А иногда я сама посещаю больницу.

— То есть... Вы врач? — не понял я.

— Говори мне «ты», — улыбнулась Нина. — Нет, не врач, хотя у меня есть медицинское образование. Целитель — это несколько иное. Мои возможности идут в ход тогда, когда врачи бессильны что-либо сделать. В правом крыле дома — столовая, гостиная, библиотека. На втором этаже — спальни и гардеробные, комнаты прислуги.

Целитель... Тоже, надо полагать, магия — сродни той способности восстанавливать сломанные вещи, что я недавно видел. И эта магия идёт в ход, когда врачи не справляются... Я вспомнил лица друзей и просто хороших товарищей, которых не сумел вытащить наш фельдшер, делавший в три раза больше, чем мог. Представил, как Нина простирает руку над раненным осколками бойцом, что-то шепчет, и рана сама по себе затягивается.

Как вообще можно, обладая такими способностями, вести речь о том, что род стоит на грани разорения? Этакий целитель в моём мире был бы на вес золота.

Мы с Ниной, проследовав через просторный холл, подошли к тяжёлым входным дверям из тёмного дерева.

— Швейцара у нас сейчас нет, — остановившись, извиняющимся тоном проговорила Нина.

— Даже не знаю, как я это переживу, — серьёзно сказал я. Распахнул перед Ниной дверь. — Прошу.

— Благодарю.

Мы вышли на широкое крыльцо. У его подножия стояли каменные вазоны, в которых буйно цвели какие-то растения.

— Красивые цветы, — заметил я.

— Ими занимается Надя, — сказала Нина. — Садовник... посещает нас не очень часто. А Надя любит возиться с цветами.

Я подал Нине руку. Мы спустились с крыльца.

— Ты очень повзрослел, Костя, — проговорила она. Смущённо засмеялась. — Боже, что я несу! Ты ведь и так взрослый, верно? Просто мне пока трудно это осознать. Но именно сейчас в тебе появилось то, что я так хотела видеть, когда воспитывала тебя.

— Что именно?

Нина развела руками.

— Пока не могу понять. Возможно, позже... Идём.

Мы двинулись вперёд по широкой аллее.

— Усадьба довольно большая, — снова заговорила Нина. — Аллея заканчивается въездными воротами, рядом с воротами гараж. Автомобили мы оставляем там. С той стороны — сад и оранжереи, — она показала рукой, — с этой — купальни, игровая и тренировочная площадки, пикниковая зона. К сожалению, сейчас... — Она не договорила.

Я поднял руку, призывая девушку замолчать. Показалось, что неподалеку кто-то ведёт разговор на повышенных тонах.

Нина тоже прислушалась и ахнула. Пробормотала:

— Надя вернулась, — и поспешила к воротам, бросив шёпотом через плечо: — Ни слова ей! Если что — сошлись на потерю памяти после травмы, прошу!

О том, что раньше к воротам прилагался привратник — который сейчас, к сожалению, отсутствует, — Нина могла не говорить. Я и сам догадался, что тягать здоровенные ворота из кованых металлических прутьев ей, хрупкой девушке, тяжеловато, а как аристократке — вероятно, ещё и не по рангу.

Я опередил Нину. Оказался у ворот раньше неё и отворил тяжелую створку.

На скрип обернулись темноволосая девушка, моя ровесница, и тип чуть постарше неё, с нахальной и самодовольной мордой. Глаза девушки сначала сощурились, глядя на меня, а потом распахнулись широко-широко. Приоткрылся рот. Казалось, она забыла, где и с кем находится, ещё чуть-чуть — и бросится ко мне.

Они с парнем стояли около автомобиля, выглядевшего так, будто девушка забрала его из музея. Малинового цвета, длинный, с круглыми, будто выдвинутыми вперёд, фарами, блестящими хромированными порогами и светло-коричневой кабриолетной крышей. Запаска крепилась сбоку — так же, как решётки радиатора, тоже вынесенные на бока. Если не ошибаюсь, в моем мире на таких автомобилях ездили когда-то совсем уж в незапамятные времена. Чуть поодаль стоял второй, подобный — видимо, на нём приехал тот тип, который продолжал назойливо гундеть:

— ... только не говори, что не знаешь, насколько паршиво идут дела у вашего рода, — донеслось до меня. — Какие долги свалились на вас после смерти твоего отца! А я ж ничего такого неприличного не требую. Пока. — Тип ухмыльнулся и, взглянув в нашу с Ниной сторону, гыгыкнул: — А вот и братец с тётушкой подоспели! Тётушка, — он обратился к Нине, — хоть вы подскажите племяннице, что когда такой человек, как Егор Пухов, приглашает на свидание и предлагает за это погасить часть долгов, отказывать не стоит.

Надя — а я так понял, что девчонка не могла быть никем, кроме неё, — пришла в себя и повернулась к собеседнику.

— Пошел прочь отсюда! — топнула ногой. — Я не желаю тебя слушать!

— Уходите немедленно, — присоединилась Нина.

— Вы б повежливей, дамочки, — усмехнулся Егор Пухов. — Жизнь-то уж давно изменилась. Сейчас важно не то, у кого происхождение, а то, у кого денежки. Можно упираться, а можно реально на вещи смотреть, когда уважаемые люди хорошие предложения делают.

В нюансы того, что здесь происходит, я вдаваться не стал. Жизнь приучила меня не вникать в мелочи, если понятна суть. Суть же была проста, как наковальня: этот тип оскорбляет мою семью, угрожает, выдвигает тошнотворные предложения. Есть у него на то права, нет ли — не важно. Коль скоро я очутился здесь, пора начинать объяснять этому миру, с чем ему придётся иметь дело.

Я каким-то невероятным мгновенным порывом оказался рядом с Егором. Процедил:

— Ты не слышал, что тебе сказали? Проваливай!

Тот прищурился, нисколько не напугавшись:

— На твоем месте я бы не дерзил, а вправил сестрёнке и тётушке их куриные мозги! Я ведь реальные деньги предлагаю. Ты не забыл, сколько у вас долгов? Считать умеешь?

— Умею. Раз. — Я размахнулся и влепил кулаком ему в челюсть.

Моя сестра и Нина одновременно ахнули. Парень отступил на шаг, но не упал — спас капот второго автомобиля, на который он оперся рукой. А я поморщился от боли в костяшках. Кулаки-то не набитые... Многому ещё придётся научить это тело. Костяк бы выдержал.

— Сдурел, щенок?! — очухавшись от удара, рявкнул Егор. Заорал: — Это самооборона! Вы свидетели! — и ринулся на меня.

Он обращался к двум парням, выскочившим из машины. Ну, ясное дело, такие мрази поодиночке перья не растопыривают, всегда на подхвате кто-то сидит. Причём, зачастую кто-то посерьёзнее. Так вышло и в этот раз. Краем глаза я отметил, что если изначальный подонок выглядел лет на восемнадцать-двадцать и был довольно щуплым, то двое других и постарше, и потяжелее. Да и на разговоры не разменивались.