– Ошибочка вышла, – извинился старший офицер. – Вы свободны.
– Но вы же говорили, что разрабатываете версию об убийстве, – возмутился Дандридж. – Теперь вдруг выясняется, что речь идет лишь о вождении машины в нетрезвом виде.
– По-моему, убийство только тогда убийство, когда оно совершается с заранее обдуманным намерением, – объяснил старший офицер. – А в нашем случае что? Зашли два мужика в кабак, малость перебрали. Раздухарились, свистнули кран, снесли парочку домов. Это же совсем другое дело, правда? Где тут обдуманное намерение? Шалость – и больше ничего. Нет, вы поймите меня правильно: я их вовсе не оправдываю. Я тоже считаю, что вандализм и пьянство надо нещадно искоренять. Но примите во внимание смягчающие обстоятельства.
Дандриджа эти доводы не убедили. А уж вину Хоскинса, по его мнению, не смягчали никакие обстоятельства. Нагрянув в штаб, Дандридж напустился на заместителя.
– Вы нарочно внушили полицейским, будто это я отдал приказ снести дом Буллетт-Финчей! – вопил он. – Вы нарочно представили дело так, будто я покушался на жизнь мистера Буллетт-Финча!
– Я только рассказал, как вы с ним цапались по телефону, – отбивался Хоскинс. – Если бы они спросили про ваши контры с леди Мод, я бы и про них рассказал.
– Леди Мод пока еще никто не убивал. И генерала Бернетта с полковником тоже, а ведь я и с ними не ладил. Выходит, если ктонибудь из них угодит под автобус или загнется от пищевого отравления, вы и тут станете на меня кивать?
Хоскинс обиделся: за что такая несправедливость.
– Ах, несправедливость? – взвыл Дандридж. – Несправедливость? Знаете, чего я тут у вас натерпелся? Мне угрожали. Меня подпаивали каким-то зельем. Меня… гм… не важно. В меня стреляли. Меня оскорбляли. Прокалывали шины у моего автомобиля. На меня вешали обвинения в убийстве. И после всего этого вы становитесь в позу и объявляете, что я, дескать, несправедлив. Какая наглость! Видит Бог, до сих пор я вел честную игру, но теперь чистоплюйство побоку. Может, я даже зайду очень далеко, но сперва очень далеко пойдете вы – куда подальше. Вон отсюда, и чтобы я вас больше тут не видел!
Хоскинс бочком двинулся к двери.
– Напоследок у меня для вас новость, – сообщил он. – Опять у вас хлопот прибавится. В воскресенье леди Мод открывает в Хэндимен-холле заповедник.
Дандридж медленно опустился на стул и уставился на Хонкинса.
– Что-что открывает?
Хоскинс также бочком вернулся на прежнее место.
– Заповедник. Обнесла парк проволочной изгородью, завезла львов и носорогов…
– Не имеет права, – вымолвил Дандридж, ошеломленный новыми происками врага. – Ей послали повестку о принудительном выкупе.
– Чихать она хотела. По всему Оттертаунскому шоссе развешаны объявления. И во вчерашнем номере «Уорфорд эдветайзер» объявление напечатали. Вот полюбуйтесь.
Хоскинс пошел в свой отсек и достал номер газеты с объявлением на целую полосу. Оно сообщало о торжественном открытии заповедника в Хэндимен-холле.
– И что вы думаете предпринять? – поинтересовался Хоскинс.
Дандридж потянулся к телефону.
– Позвоню в юридический отдел. Пусть издадут официальный запрет. А вы тем временем позаботьтесь, чтобы работы в теснине были немедленно возобновлены.
– Не повременить ли денек-другой? – предложил Хоскинс. – Подождем, пока уляжется шум вокруг Гильдстед Карбонелла и Буллетт-Финчей.
– Ни в коем случае, отчеканил Дандридж. – Если уж даже полиция считает это происшествие пустяком, то мне-то что переживать? Работы будут идти как обычно. Разве что быстрее.
24
Оставшиеся члены Комитета по спасению теснины собрались в гостиной Хэндимен-холла, чтобы оплакать безвременно ушедшего мистера Буллетт-Финча и решить, как бы устроить так, чтобы эта жертва не пропала зря.
– Это настоящее преступление против человечности! – восклицал полковник Чепмен. – Более незлобивого существа, чем бедняга Берти, и представить невозможно. От него никогда слова грубого не услышишь.
Леди Мод припомнила несколько не слишком ласковых слов, которые она слышала от мистера Буллетт-Финча, когда однажды посмела пройтись по его лужайке. Но спорить с полковником она не стала. В эту минуту личность покойного была окружена ореолом святости, и затевать сейчас спор о его недостатках – все равно что палить из пушки по воробьям.
Мысли генерала Бернетта тоже крутились вокруг артиллерии.
– Ужасная смерть, – вздохнул он. – Словно в тебя из пушки выпалили. Этакое здоровое ядро шарах – и на кусочки.
– Он, наверно, ничего и не почувствовал, – возразил полковник Чепмен. – Дело было ночью, он уже спал…
– Да нет, не спал. Когда его нашли, на нем был халат. Он, небось, слышал, как эта махина подъезжает.
– Вот так живешь-живешь… – вставила мисс Персиваль, но ее перебила леди Мод.
– Хватит о прошлом, пора подумать о будущем. Я предложила Айви пожить пока у меня.
– Вряд ли она согласится, – усомнился полковник Чепмен, опасливо поглядывая в окно. – У нее и так нервы расстроены, а после этой трагедии она совсем расклеилась. А тут эти львы…
– Чепуха, – отрубила леди Мод. – Они мухи не обидят. Надо только уметь с ними обращаться. Главное – не показать испуга. Стоит им почуять, что вы боитесь, тогда действительно беда.
– У меня так не получится, – призналась мисс Персиваль.
Генерал Бернетт закивал.
– Помню, как-то раз в Пенджабе… – начал он.
– Давайте не будем отвлекаться, – оборвала его леди Мод. – Мне искренне жаль бедного мистера Буллетт-Финча, меня очень огорчило происшествие в Гильдстед Карбонелле, и все же надо признать, что эти события позволяют нам более решительно поставить вопрос о треклятой автомагистрали перед министерством по охране окружающей среды. Генерал, вы говорили, что этого Дандриджа сейчас допрашивает полиция?
Генерал Бернетт покачал головой.
– Главный констебль постоянно держит меня в курсе, – сказал он. – Так вот, по последним сведениям, полиция отмела версию об убийстве. Похоже, все произошло из-за вчерашней попойки в «Ройял Джордже». Полиция предполагает, что дело было так: два землекопа зашли выпить пива, хлебнули лишнего…
Леди Мод изменилась в лице.
– Пива? – спросила она. – Вы, кажется, сказали «пиво»?
– Я ведь только потому его упомянул, что работяги все время пьют пиво, – принялся оправдываться генерал. – У меня и в мыслях не было свалить вину за…
– А по-моему, они пили водку, – дипломатично поправил его полковник. – Точно-точно. Там потом и бутылку нашли.
Но сказанного не воротишь. Леди Мод сидела мрачнее тучи.
Сэр Джайлс на дереве все никак не мог набраться храбрости для решительных действий. Он видел, как к дому подкатил автомобиль, из которого вылезли генерал Бернетт, полковник Чепмен и мисс Персиваль – вообще-то она приехала в своей машине, но у главных ворот пересела в автомобиль генерала. Сэр Джайлс смекнул, что их приезд может обернуться для него спасением: добраться бы только до дома, а уж там его никто не тронет. Не станет же Мод стрелять в него на глазах у соседей. Вот закатить сцену – это запросто. Обвинит в поджоге, шантаже, подкупе, выставит на посмешище. Но чтобы выбраться из парка живым и невредимым, сэр Джайлс был готов стерпеть и это. Зато к другому испытанию он был готов еще не вполне: ему предстояло проскользнуть мимо компании львов, которые, подкрепившись, вальяжно прошествовали на лужайку возле террасы и расположились на отдых. С другой стороны, медлить незачем: он голоден как лев, а львы как раз голод утолили. Умяв жирафа, они, должно быть, наелись досыта.
По крайней мере, сэр Джайлс очень на это надеялся. Ну, была не была. Если он и дальше будет сидеть на дереве, то скоро помрет с голоду. Рано или поздно слезать все равно придется. И уж лучше рано, чем поздно.
Сэр Джайлс спустился на землю, перелез через барьер. Может, стоит держаться поувереннее и тогда… А вот уверенности ему и не хватает. Потоптавшись на месте, сэр Джайлс осторожно двинулся по лужайке. Только бы добраться до террасы. С каждым шагом расстояние между ним и спасительным деревом увеличивалось, а расстояние до львов уменьшалось. И вот большая часть пути пройдена, об отступлении не может быть и речи.