История о неудачном соблазнении шефа потрясла Хоскинса.

– Одно могу сказать, – заметил он, – вы играете с огнем. Сперва мистер Буллетт-Финч, теперь сэр Джайлс. Тут такое поднимется. Может, нам до поры до времени не мелькать?

– Пора не мелькать, а обосноваться прямо в парке, – решил Дандридж. – Базовый лагерь поставим под этой самой аркой, пригоним туда пару бульдозеров. А хозяйка пусть себе кудахчет сколько хочет – не страшно.

Однако леди Мод и не думала кудахтать. Она так тяжело переживала гибель сэра Джайлса, что сама себе удивлялась. А еще мистер Буллетт-Финч: ведь его смерть также на ее совести. Внешне жизнь ее текла по заведенному распорядку, но леди Мод как бы ушла в себя. Она оказалась перед нравственным выбором. С одной стороны, она вот-вот лишится всего, чем она дорожила. Хэндимен-холл, теснина, первозданная природа, сад – тот мир, который создали и оберегали ее предки, должен уступить место автомагистрали, которая через полсотни лет, когда иссякнут запасы природного топлива, станет уродливым, никчемным, допотопным сооружением. Кому она нужна, эта магистраль? Разве что Джайлсу, который надеялся нажить на этой афере какие-то гроши, а заодно досадить жене – досадить самым подлым и жестоким образом. Ну, Джайлс уже свое получил, но затеянное им строительство продолжается. И чтобы его остановить, леди Мод вынуждена прибегать к неблаговидным средствам, которые пятнают ее честь. Взялась клин клином вышибать – и ненароком зашибла ни в чем не повинных людей: Берти Буллетт-Финча, того доброхота, который вынес парафиновую лампу к гаражу мистера Дагдейла.

Эти гнетущие мысли не оставляли ее и во время расследования. Коронер объявил, что смерть сэра Джайлса Линчвуда наступила в результате несчастного случая, с похвалой отозвался о мужестве вдовы, но напомнил и о непредвиденных опасностях, которыми чревато содержание диких животных в домашних условиях. Все в том же мрачном настроении леди Мод проследила за отправкой львов, страусов и последнего жирафа и отбыла на панихиду в Уорфордское аббатство. Все это время она старательно избегала Блотта, и разобиженный садовник забился в огород. Однако когда леди Мод вернулась с панихиды и увидела, что возле железного подвесного моста напротив сторожки появились два бульдозера, ей стало стыдно за тот разнос, который она учинила Блотту.

Блотт, надувшись, сидел в кустах черной смородины.

– Блотт, простите меня, – сказала леди Мод. – Я перед вами виновата. С кем не бывает. Я пришла поблагодарить вас за все, что вы ради меня вытерпели.

На смуглой физиономии Блотта выступил румянец.

– Пустяки, – пробормотал он.

– Вовсе не пустяки, – великодушно поправила леди Мод. – Без вас я бы ни за что не управилась.

– Не стоит благодарности.

– Словом, знайте, что я вам очень признательна. Кстати, я заметила там у ворот бульдозеры…

– Вы, наверно, не хотите, чтобы они въехали в парк, – догадался Блотт.

– Раз уж вы об этом заговорили…

– И сам с ними разберусь, – пообещал Блотт. – В парк они не въедут.

Леди Мод колебалась. Наступил ответственный момент. Тщательно подбирая слова, она предостерегла:

– Я очень надеюсь, что вы не станете прибегать к насилию.

– К насилию? Я? – Блотт довольно-таки убедительно изобразил оскорбленную невинность.

– Да, вы. В деньгах вам отказа не будет: покупайте все, что понадобится. Но чтоб никакого членовредительства. Его уже было предостаточно.

– Ваши отцы и деды сражались…

– Позвольте уж мне одной судить о поступках своих предков, – осадила его леди Мод. – Я в этом лучше разбираюсь. Тогда было совсем другое дело. Во-первых, они выполняли высочайшую волю и действовали в рамках закона. А во-вторых, если от них кто и пострадал, так только валлийцы, а они были дикари. Имейте в виду, я мировой судья и не намерена потакать противоправным действиям. Чтоб никто не подкопался.

– Но…

– Хватит об этом, – оборвала леди Мод. – Делайте что хотите. Мое дело сторона.

Она удалилась. Блотт задумался над ее словами.

– Никакого насилия, – проворчал он.

Задача осложняется. Ну ничего: он что-нибудь придумает. Эх, женщины, женщины. Даже лучшие из них – и те сами не знают, чего хотят. Блотт вышел из сада и побрел к сторожке. На другом берегу под деревьями возле моста застыли два бульдозера, знаменующие собой вторжение оперативной группы Дандриджа. Долбануть бы по ним из противотанкового ружья или насыпать сахара в бензобак – и все дела. Но раз леди Мод велела действовать так, чтобы никто не подкопался… Подкопался? Еще одно чудное выражение: как будто леди Мод – крепостная стена. Блотт поднял голову и оглядел высившуюся перед ним арку, мощную, словно крепость.

Его осенило.

Как ни старался инспектор департамента дорожного строительства ускорить течение дел, они вместо этого совсем застопорились. Строительные работы практически прекратились, власти, отвечающие за сохранность исторических памятников Гильдстед Карбонелла и органы правопорядка схлестнулись с органами, отвечающими за строительство автомагистрали, с одной стороны, и за разрушение Гильдстед Карбонелла – с другой. В довершение всех бед водители грузовиков объявили забастовку. Дело в том, что после лихой чечетки бульдозеристов бильярдные столы в «Ройял Джордже» пришли в негодность и строителей в пивную больше не пускали, что было расценено ими как незаконные репрессии. К шоферам присоединились строители, занимавшиеся сносом домов: они восприняли арест мистера Эдвардса как наступление на права профсоюзов и ответили на него итальянской забастовкой. Чтобы потушить недовольство, Дандридж уплатил за ремонт бильярдных столов из сумм, выделенных на непредвиденные расходы, и уговорил полицейские власти выпустить мистера Эдвардса под залог вплоть до освидетельствования психиатра.

В разгар этой суматохи его вызвали в Лондон и потребовали объяснений относительно некоторых высказываний в телевизионном интервью, которое он давал на фоне развалин Финч-гроува.

– Надо же такое сказануть: «Вот такие пироги»! – возмущался мистер Рис. – Вы ничего умнее не придумали? И потом, что значит: «Знал бы где упасть, соломки бы подстелил»?

– Я имел в виду, что от случайностей никто не застрахован, – оправдывался Дандридж. – Меня забросали…

– Его забросали! А нас, думаете, не забрасывают? Сколько писем мы уже получили?

Мистер Джойнстон заглянул в бумагу.

– На сегодня три тысячи восемьдесят два. Не считая открыток.

– А что такое: «Всем нам приходится чем-то жертвовать»? Вы представляете, что подумают три миллиона телезрителей? – клокотал мистер Рис. – Живет себе в маленьком городке человек, живет тихо-мирно, не высовывается. Вдруг среди ночи является какой-то псих недоделанный и вышибает из него дух двухтонным ядром. Ничего себе жертвы!

– Насчет «не высовывается» вы не правы, – возразил Дандридж. – Он беспрестанно допекал меня звонками и…

– Ну если вы считаете, что это достаточное основание… У меня нет слов.

– Давайте посмотрим на эту историю с точки зрения потенциального домовладельца, – осторожно вставил мистер Джойнсон. – Сегодня человеку со средним достатком не так-то просто раздобыть денег на приобретение дома. Нельзя допустить, чтобы у него сложилось впечатление, будто его дом могут вот так, безо всякого предупреждения, снести.

– А ведь по плану его и вовсе сносить не предполагалось, – напомнил мистер Рис.

– Вот именно, – поддакнул мистер Джойнсон. – Я, собственно, к тому, что Дандриджу в работе с людьми нужно побольше такта. Их надо уговаривать.

Тут уж терпению Дандриджа пришел конец.

– Уговаривать? – взорвался он. – Знали бы вы, какие мне приходится вести баталии! Вы, небось, думаете, все так просто: послал извещение о принудительном выкупе – и хозяева как добрые выметаются из домов? Как бы не так. Я вот обязан снести дом одной дамочки и провести автомагистраль через ее парк. И как прикажете ее уговаривать, если она чуть что палит в меня из ружья?