Картина, которая появилась у нее в голове – Ники Лумис, сам Мистер Король Спорта, выходит из «Шато Мармонт» в пижаме, – поразила ее до глубины души.

– Могу я вам помочь? – спросил ее портье, печально глядя из-за газеты.

Ощутив знакомый трепет возбуждения, потому что состязание с Ники Лумисом еще не окончилось, Пейдж согласилась на его предложение и вручила ему пару купюp, посылая выполнить еще одну часть своего все еще развивающегося плана. Она проинструктировала его постучать в дверь пентхауса и, если никто не ответит, проскользнуть вовнутрь, положить набор – пижаму с тенниской – на голубое кресло с подголовником, а затем выскользнуть обратно. Подумав, она вручила портье туфли и носки Ники.

«Один раунд за мной», – подумала она, забираясь в «астон-мартин лагонду», и вырулила на дорогу, чувствуя прилив радостного возбуждения и самоуважения.

Все случилось так быстро. Но затем Тори предположила, что такова была вся жизнь Ричарда Беннеттона, и глядя на то, как развиваются события, ей лучше было поскорее привыкнуть к этому.

Быстро, с такой же ужасающей скоростью, с которой «Гольфстрим» (частный самолет Ричарда) летел сейчас, вспарывая небеса высоко над долиной Амазонки, приближаясь к границе Боливии, после остановки для заправки в Панаме, по пути в Аргентину.

За одну ночь жизнь Тори изменилась. Это было восхитительно. Она наслаждалась скоростью, с которой самолет, презирая притяжение земли, набирал высоту. Тори была воздушным змеем, и Ричард направлял ее курс все выше и выше, пока она наконец не освободилась от хронической тяги к Тревису, и ее упорная до дрожи джорджийская любовь не превратилась в простое ностальгическое пятнышко на красном горизонте прежней жизни. Это было так же прекрасно, как и невероятно.

Работа вовсе не была работой. В противоположность тому, как она вкалывала в Атланте по двенадцать часов в день, чтобы уложиться в предельные сроки проекта, отвечая за целое подразделение, здесь еще была значительная прибавка в оплате, и работа Тори пока что состояла в том, чтобы развлекать старшего вице-президента «Беннеттон Девелопмент», Ричарда Беннеттона. Это, возможно, звучало скучно, тривиально, бестолково или недостойно по сравнению с высоким положением, к которому она привыкла, но в настоящий момент это было просто откровенное развлечение.

Кроме того, скука – это когда делают одно и то же изо дня в день, а жизнь с Ричардом не содержала даже намека на что-нибудь подобное.

В настоящий момент все его знаки внимания расточались Тори, и она упивалась ими, хотя подозревала, что это ненадолго, несмотря на его заверения, что это будет продолжаться всегда. Он утверждал, что его чувства к ней были совершенно другими; она была другой. Он совершенно сходил с ума по своему маленькому Джорджийскому Персику. Ему нравился ее акцент, ее взгляд на мир, ее прямота и то, как пахла ее кожа после занятий любовью, ему тоже нравилось. Ему нравилась та новизна, которую для нее содержал его мир, и ее разумная оценка этого мира. Она не приходила в восторг от всего без разбора, и все же не была ни в малейшей степени пресыщенной. Вместо этого она относилась ко всему с любопытством, как к чему-то, что надо испытать, попробовать на вкус, определить, нравится или не нравится, полагаясь только на собственные ощущения. Тори беспокоилась, что надоест ему, как надоело все остальное, едва лишь он встретит что-то новое и интересное, полагая, что он отнесется к ней, как к завоеванному рубежу, когда перед ним появится новая вершина. Его же подобные опасения не затрагивали, и он настаивал, что хочет встречать новые испытания вместе с ней. Впервые за долгое время он был счастлив, как будто находился с человеком из своей команды, человеком, достойным восхищения и уважения, которого он мог бы без смущения пригласить на обед в дом своего отца.

Вот тогда-то он и привлек внимание Тори, и она позволила себе начать ему верить Эллиотт Беннеттон, старший Беннеттон, чей вид наводил страх на легионы сотрудников, причем Ричард не был исключением, находился в плаванье у берегов Индии на «Ройал Викинге» вместе с мачехой Ричарда. У Тори еще не было возможности встретиться с живой легендой лицом к лицу.

Пытаясь представить себе, на что будет похоже ее латиноамериканское приключение, она расслабилась, глубоко погрузившись в мягкое, роскошное, замшевое сиденье частного самолета, разглядывая через иллюминатор безоблачное небо и пытаясь различить ожидавший ее внизу совершенно чужой континент. Готовясь к путешествию, она уже прочитала возбуждающую книгу Изабель Алленды «Дом призраков», посмотрела «Официальную историю» и взяла напрокат видеокассету со старой аргентинской классикой «Камила». Задав пищу своему воображению, она чувствовала себя подготовленной и испытывала нетерпение, уже представляя себе огромную животноводческую ферму, на которой они будут жить как особые гости одного из лучших аргентинских коневодов Алехандро Карбалло.

Последним сумасбродством Ричарда было финансирование команды поло на предстоящем сезоне в Санта-Барбаре, и он хотел поехать в Южную Америку, чтобы добыть не только самых лучших и самых дорогих лошадей в мире, выведенных для поло, но также и самых дорогих и престижных наездников. Сам Алехандро был включен в этот узкий круг исключительных, одно его присутствие в команде уже обеспечивало приличный статус спонсора. Ричард уже решил, что готов заплатить поражающую воображение сумму в четверть миллиона долларов, чтобы Алехандро поехал с ним, – удачный ход, по его словам, который сделает его одним из самых завидных спонсоров в турнире. Начиная заниматься спортом в раннем детстве, аргентинсие игроки поло были вне конкуренции. Ричард обещал Тори незабываемые впечатления, всю возможную обходительность, которая будет оказана богатым американским гостям, так как очевидно, что только небо было пределом тому, что может истратить на такую авантюру перспективный покупатель.

После визита на ферму Тори и Ричард собирались па несколько дней слетать в Буэнос-Айрес, затем в Рио, где должны были встретиться со старым другом Ричарда и на его яхте отправиться на пикник на остров. Оттуда они хотели добраться до Перу, сесть там на «Поезд Смерти», получивший свое название из-за рискованного маршрута через Мачу Пичу, и побродить среди исторических развалин инков.

И за это Тори еще платили. «Примечай», – говорил он ей, игриво оправдывая расходы.

Тем не менее, она не могла понять, как он собирается объяснять это отцу. Или, может быть, просто они были настолько богаты, что его отца это не будет беспокоить. Как бы то ни было, Тори существенно расширила свой кругозор.

Животноводческая ферма Карбалло была действительно похожа на кадр из старых аргентинских фильмов. Время застыло здесь: никакого дорожного движения, небоскребов, городского мусора, ничего, что связывало бы с настоящим. Ранчо представляло собой розовое оштукатуренное строение с темно-зеленой черепичной крышей и темно-зелеными ставнями, расположенное на зеленой холмистой равнине, простиравшейся насколько хватало глаз. Оно было построено еще дедом Алехандро, который тоже занимался разведением лошадей для поло в начале двадцатых годов, и с тех пор первоначальный вид ранчо тщательно сохранялся. Кроме лошадей, его семья разводила на ферме скот, а также возделывала широкие волнистые поля пшеницы и кукурузы, выращиваемых на экспорт. Конюшни были большие и очень чистые. На их земельном участке было также поле для поло, удобство, как сообщил Ричард Тори, такое же распространенное здесь, как теннисные корты на задних дворах домов в Беверли Хиллз. Теннисный корт здесь тоже был.

Интерьер старого дома был элегантным, но чрезвычайно тяжеловесным, с темными мозаичными полами, темным деревом вокруг камина, темной кожаной мебелью и такими же темными крепкими деревянными столами – все громадных размеров и очень массивное. В кухне, большой и функциональной, которая служила исключительно рабочим местом для слуг, на темно-зеленых кафельных поверхностях столов лежали огромные, кроваво-красные и невероятно свежие куски мяса, приводившие Тори в ужас, потому что они представляли собой конечности и плоть животных, которые выросли прямо здесь, на ранчо.