Она играла с ним по-своему, заставляя, как и обещала, терять сознание, да и сама едва не теряла его, соблазненная шелковистой кожей и мягчайшими волосами на его теле, такими нежными, что она не могла не пробегать пальцами через их густую поросль.

Намереваясь и дальше удерживать инициативу, она забралась на Лумиса сверху и, раскидав простыни, оседлала. Она закинула его толстые руки ему за голову, так, чтобы иметь возможность наблюдать за его лицом.

Его глаза были зажмурены, веки напряжены, рот открыт в гримасе желания, тонкие губы натянулись, когда она вела его, инстинктивно подстраиваясь под его темп.

Откинувшись назад и почувствовав, как он еще глубже врывается внутрь нее, она снова увидела его лицо в зеркале над головой. Оно было полно чего-то первобытного, чего-то такого животного и страстного, что по ее спине пробежала крупная дрожь. Пейдж поняла, что он приближается к кульминации, и повела его выше и выше, намереваясь довести его до состояния, которого он никогда не испытывал. По их телам бежал, смешиваясь, горячий пот. Она чувствовала, что он может кончить в любой момент, и не могла оторвать глаз от его лица. Ни на секунду не теряя контроля, она была заворожена ощущением силы и могущества.

Она чувствовала себя так, как будто заглядывала в потаенные уголки его сущности, куда можно было добраться, только трахнув его, и она хотела протянуть этот момент как можно дольше, возможно навсегда.

Когда он начал кончать, Пейдж искренне огорчилась, потому что вместе с этим кончался и момент откровения. Она обнаружила, что едва сдерживает слезы, хотя никогда не плакала. Никогда! Она горячо верила, что плач только делает людей более уязвимыми. Пейдж не плакала со дня смерти матери.

Но затем сила его оргазма ударила в нее, заставляя достичь кульминации такой же силы, соединяя их ощущения и их стоны, вызывая головокружение.

– О господи, Пейдж! Я даже не могу поверить, что ты действительно все это сделала со мной! – кричал он, прижимая ее к себе и удерживая свой член внутри нее.

Он перевернул ее и теперь сам был сверху, и их щеки касались друг друга. Они лежали так до тех пор, пока его эрекция не ослабла.

Пейдж была поражена тем, что, кончив, он не откатился в сторону, как она ожидала, а вместо этого подложил ей под голову мягкую подушку.

Его неожиданная нежность переполнила ее.

«Господи, неужели все это происходит со мной?» – спрашивала она себя, боясь надеяться и снова сдерживая слезы.

Деньги, великолепный секс и нежность, думала она, зная, что ее страх будет разрушительным, пока она ожидает неудачи.

Падение… Неминуемый удар… Боль.

Болельщики уже заполняли «Стар Доум», возбужденные предвкушением игры, державшей в томительном ожидании любителей баскетбола. За «Звезд Лос-Анджелеса» играл новичок с надписью на майке «Без промаха», и все обсуждали его дебют среди профессионалов. Ники и Пейдж вышли из длинного белого лимузина и поспешили в сторону входа, осаждаемые охотниками за автографами. Сопровождаемая через неистовую толпу высоким, скандально знаменитым спортивным магнатом, Пейдж чувствовала себя приобщившейся к его славе. Рука Ники собственнически держала ее за талию, каждые несколько секунд они останавливались, он чиркал свою подпись, а затем продолжал прокладывать путь в сторону внушающего благоговение круглого строения, им же самим и воздвигнутого.

У входа их встретили охранники, сопровождавшие их весь остальной путь и проследившие за тем, чтобы они вошли в лифт одни.

После быстрого и короткого интервью для местной телевизионной станции, в котором он дал все тот же ответ из двух предложений на вопрос, который ему задавали двадцать раз за последние две недели: «Что вы думаете по поводу перспектив вашей команды в связи с появлением новичка Робертса?», – Ники и Пейдж присоединились к его гостям в закрытом ресторанном зале клуба «Стар Доума», где за большим столом в форме подковы Лумис обычно принимал друзей и знакомых, большинство из которых были знаменитостями.

Пейдж знала, что сегодня там должны быть Джо Намет со своим маленьким сыном, Джимми Коннерс – тоже с сыном, О. Дж. Симпсон, а также ожидались космонавт Скотт Карпентер, майор Том Бредли, Керк Дуглас, его сын Майкл Дуглас и «псих ненормальный» Джек Николсон.

Установленный протокол банкетов Ники, предшествующих шоу, позволял гостям делать заказ, когда бы они ни пришли. Обычно подавали бифштексы и омаров. Обстановка была очень непринужденной. Ники обычно приезжал одним из самых последних.

Пробираясь по узкому проходу, Пейдж следовала за Ники к месту во главе стола, которое всегда было зарезервировано за ним и где сегодня она будет сидеть рядом с его сыном Типом Лумисом.

По дороге к их местам, она заметила, что Ники кивает привлекательной рыжеволосой женщине на другой стороне стола, которая смеялась с друзьями.

– Она будет новой девочкой Ривлона, – тихо объяснил он Пейдж. – Ее жених, парень в кожаном пиджаке, утверждает, что он незаконнорожденный сын Джими Хендрикса или что-то в этом роде. А та молодая леди рядом с ними собирается стать самым крутым новым секс-символом после Рэчел Уэлч. Я встречался с ней.

«Встречался – значит, трахался», – подумала Пейдж, со сдержанной улыбкой садясь на стул, который Ники выдвинул для нее, и разглядывая десятки молодых хорошеньких женщин, с которыми – она это прекрасно знала – будет вынуждена постоянно соперничать, если ей удастся окончательно заманить Ники в свои силки.

– С кем? С ней или с Рэчел? – уточнила она.

Лумис улыбнулся так, что она была готова его убить.

– С обеими.

Так ей и надо – нечего было спрашивать. Сама подставилась. Конечно, с обеими.

Появился официант, готовый принять заказ.

– Я знаю, что вы умираете с голоду, – поддел он Пейдж, потому что она обычно именно так его приветствовала.

Она постоянно умирала с голоду. Она отрицательно покачала головой и заказала только тарелку супа, вместо обычного омара. От одного лишь этого слова ей начинал мерещиться рыбный запах, мгновенно вызывавший пустоту под ложечкой – ощущение, которое последнее время она испытывала слишком часто.

– Не умираете с голоду? Вы хорошо себя чувствуете? – официант посмотрел на нее с недоверием, его карандаш завис над маленьким блокнотом.

– Я чувствую себя хорошо. Просто сегодня я не так зверски голодна, – ответила она, довольная, что Ники повернулся в другую сторону, и все его внимание было, поглощено анекдотом, который рассказывал старый голливудский комедиант.

Ее начинало мучить неприятное, терзающее душу беспокойство из-за тошноты, которая, казалось, никогда не проходила, и болезненного ощущения набухшей груди. Поскольку ее менструальный цикл всегда отличался нерегулярностью, то, что она уже пропустила одни месячные, а теперь запаздывали и следующие, ее не насторожило. Чего не скажешь о почти постоянном подташнивании.

– Как насчет вас, мистер Лумис? Как всегда?..

Комедиант как раз закончил рассказывать анекдот, и все сидящие вокруг него рассмеялись. Ники, смеявшийся, естественно, громче всех, повернулся, чтобы кивком подтвердить заказ, и снова обратил свое внимание к гостям, чтобы рассказать свой анекдот.

Когда словечко из трех букв появилось в первой же фразе анекдота, один из гостей Ники шутливо прикрыл уши своего сына руками, как бы защищая его от грубости хозяина.

– А я слышал это слово раньше, – заявил ребенок, шумно допивая остатки «Ширли Темпла» и отталкивая руки отца.

– Вот как? – спросил кто-то. – И что оно означает?

– Я забыл. – Его маленькие щечки налились краской.

– Но ты знал?

Малыш смущенно пожал плечами и запрокинул свой, уже пустой, стакан. Все засмеялись, и отец ребенка пожал плечами. Ники же продолжил рассказывать.

– Ну, как твой бизнес? – спросила Пейдж, оборачиваясь к тридцатидвухлетнему сыну Ники.

Он был чрезвычайно хорош, с длинными волосами, собранными сзади в хвост, но ужасно угрюм.