– Все нормально. Спасибо, – ответил тот неопределенно.

Она имела в виду маленький компьютерный бизнес, в который его отец удачно вложил деньги, когда Тип вернулся в Лос-Анджелес – потерянный, запутавшийся, лишившийся всей собственности.

Тип Лумис был одной из тысяч потерянных душ, соблазненных и подвергнутых психологической обработке Раджнишем в штате Орегон, где для того, чтобы стать членом секты, они отказались от всего своего земного имущества в его пользу.

Это было крупное мошенничество Раджниша, которое он организовал, внушая наивным ищущим детям свои желания. Они все, в конце концов, остались без гроша в кармане, полные веры и предположительно ставшие более счастливыми, освободившись от собственности, в то время, как их великий и чистый «учитель» алчно копил капитал за их счет.

Все это тянулось до одного прекрасного дня, когда их бесчестный лидер внезапно замолчал.

Сотни его последователей, не зная, что делать, проводили дни в ожидании, когда учитель вновь обретет голос. B конце концов, к великому облегчению родителей, потерявших своих детей, которые стали поклонниками культа, пастве Раджниша ничего не оставалось делать, как просто вернуться домой.

Великий харизматический Раджниш, очевидно, выдал свою последнюю проповедь. Возможно, он переспал со слишком большим количеством женщин за слишком короткий отрезок времени, и его мозги замкнуло.

Ники был так счастлив, что его сын вернулся и пытался делать хоть что-то полезное, что полностью финансировал компьютерное предприятие Типа и модернизировал все системы «Стар Доума» с помощью его новой компании. Ники говорил, что Тип – выдающаяся личность, хотя и несколько странная.

Пейдж размышляла, не увлекается ли он наркотиками не меньше, чем компьютерами. У него всегда был отсутствующий вид.

«Господи, как это, наверное, тяжело – растить детей», – думала она, прижимая ладонь к своему плоскому животу.

Если она беременна, то чей это ребенок? При этой мысли ее еще больше стало мутить. Будут ли у него светлые кудрявые волосы, ямочки на щеках и ярко-голубые глаза? Или же он будет большим и сильным, с маленькими озорными карими глазами, как у Ники?

Возможно, она и хотела бы притвориться, что это ребенок Ники, но, к сожалению, срок не совпадал по меньшей мере на месяц.

От всех этих вычислений и возможных осложнений ее опять начало мутить, и она снова обратила свое внимание на Типа, который даже не заметил, что она задумалась, забыв о нем.

– Вы много рекламируете свою компанию? – поинтересовалась она, надеясь разговорить его.

Она почувствовала, что Ники с одобрением смотрит на нее, довольный, что она беседует с Типом. Пейдж ответила ему коротким интимным взглядом, думая, что нет ничего удивительного в том, что он так притягивает друзей и прессу. Это была заслуга не только его денег и положения, потому что он умудрялся выделяться даже среди себе подобных. Его свобода, уверенность, влиятельность, его кипучая энергия создавали вокруг него особую атмосферу.

Но по силам ли ей эта гигантская личность размером со стадион, справится ли она с потрясающими поклонницами, вечно подстерегающими где-то поблизости.

– Мы даем немного рекламы, – ответил Тип.

– Каким образом?

Он поковырялся у себя в тарелке, стараясь наколоть на вилку как можно больше листиков салата, при этом, казалось, размышляя над вопросом:

– О, обыкновенным.

Он был не самым общительным из всех, с кем она когда-либо сидела за одним столом.

– В газетах? По телевидению?

Он посмотрел на нее как на идиотку.

– По телевидению слишком дорого, поэтому такой магазин, как наш, там рекламировать не принято.

Похоже, она задала глупый вопрос.

– Может быть, вам попросить своего отца, чтобы он пустил вашу рекламу на электронном табло стадиона? Ее увидит много людей, а вам это не будет стоить ни цента.

Тип никак не среагировал, снова занявшись своим салатом, и Пейдж вздохнула с облегчением, когда официант в конце концов поставил перед ней суп.

Правда, она его не то что есть, даже запаха вынести не могла. Она чувствовала, что от смеси запахов пищи, доносившихся до нее, и попыток наладить контакт с угрюмым отпрыском Ники, ее, в конец концов, вырвет.

С Марни ей было гораздо легче, та, по крайней мере, была с этой планеты.

После триумфального баскетбольного матча они небольшой компанией отправились в один из новых подземных клубов в центре города, все еще находясь под впечатлением блистательного финала игры, когда всего за две минуты до свистка «Звезды Лос-Анджелеса» повели в счете и буквально вырвали победу.

В клубе было накурено, и свободных мест не было. При звуках музыки, доносившихся из клуба, Пейдж не могла устоять на месте. Она крепко держалась за руку Ники, когда их компанию пропустили вовнутрь перед очередью, длиной в милю. Танцы всегда заряжали ее энергией Она не могла дождаться, когда выйдет на танцплощадку и растворится в ритме музыки. Ее тошнота в конце концов исчезла, подавленная хлебом, а затем попкорном, и она даже ощущала легкость и воодушевление. Шокирующая музыка была скорее новой волной, чем диско, и Пейдж волновалась, что для Ники она слишком громкая и раздражающая, а он окажется слишком старым для нее.

Но он поразил ее тем, что схватил за руку и вытянул на танцевальную площадку, двигаясь так, что ему можно было дать не более двадцати лет.

Все с восхищением смотрели на знаменитостей, у которых возникла блажь взять штурмом этот клуб.

Море хипповатой молодежи расступилось, освобождая им место на танцплощадке.

Ники, должно быть, знал с полдюжины местных девочек, или, по крайней мере, они его знали. Они возникали, устойчивым потоком подходя к нему с приветственным поцелуем.

Это раздражало, но было вполне переносимым. Цветущие бутончики выглядели как женщины лишь до той поры, пока не открывали рты и не обнаруживали свою подростковую безвредность.

Танцы и выпивка продолжались до двух часов утра, когда вся компания уселась в лимузин Ники, разъезжаясь по домам.

После того как шофер выгрузил последнего и вернулся к дому Ники, Пейдж начала вылезать из машины вперед Ники, но он задержал ее. Было что-то совсем нешуточное в том, как он смотрел на нее, держа за руку.

– Что? – спросила она с легкомысленным смешком.

– Ты восхитительна. Ты меня поразила.

Она наклонилась к нему и поцеловала долгим нежным поцелуем в губы.

– Честно. Ты была великолепна сегодня.

Она не знала, что он имеет в виду на самом деле, но все равно поблагодарила его.

– С моими друзьями, моим ребенком… – затих он.

Пейдж улыбалась, пытаясь выглядеть понимающей, надеясь вдохновить его на продолжение. Водитель стоял в нескольких футах от машины, куря сигарету и глядя в кусты.

– Он грубый тип, мой ребенок.

Этот «ребенок» был примерно на год старше Пейдж, и странно было слышать, что Ники его так называет.

– С ним все в порядке, – ответила она, думая, что это не самое простое дело – расти сыном Ники Лумчиса.

Казалось, неудачи были синдромом, преследовавшим детей богатых родителей. Тип, Ричард Беннеттон. От них слишком многого ждали.

Возможно, дочерям проще, если, конечно, мать не супер-звезда.

Пейдж спрашивала себя, как бы все сложилось, если бы она росла в тени прожектора? Некоторые дети были достаточно сильны, чтобы самим попасть в луч прожектора. Другим просто не мешал этот свет. Большинство же детей величие родителей подавляло.

Наверху, в его спальне, она ожидала, вытянувшись на кровати и потягивая шампанское, одетая в маленький нефритово-зеленый лифчик и трусики из атласа, которые специально купила, чтобы подчеркнуть цвет своих глаз, и пару бронзовых туфель на высоких каблуках. Она была занята тем, что пела под звуки старого музыкального альбома Фрэнка Синатры, который сама поставила на проигрыватель, упиваясь богатым звучанием его голоса и пытаясь подражать его уникальной интонации.