Внезапно залп четырехэтажного мата донесся из бара, и, спрятав маленького попугая на груди под жакетом, Поппи пустилась бежать, петляя по узким улочкам, пока не оказалась почти у берега моря. Ее сердце колотилось так сильно, что Поппи остановилась, чувствуя, что ей нечем дышать. Забежав в тень большого навеса у двери, она в изнеможении прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. Маленький комочек перьев у нее под жакетом зашевелился, и она нежно погладила его, радуясь, что он все еще жив. Она понятия не имела, что будет делать с ним – или с собой. Она только что потеряла свои последние деньги, одежду – все, что у нее было; у нее не осталось ничего – кроме «жемчугов шлюхи» на шее. Но они пойдут вместе с нею на дно моря.

– Эй! – услышала она обозленный женский голос. – Какого черта ты тут делаешь – это моя территория!

Глаза Поппи открылись, и она увидела девушку – блондинку, стоявшую напротив нее. Нога выставлена вперед, руки на бедрах, в глазах агрессивный блеск.

– Территория? – проговорила Поппи с запинкой. – Я не понимаю…

– Ну, ну, – издевательски усмехнулась девушка. – Не вешай мне лапшу на уши! Конечно, ты отлично понимаешь!

Она оценивающе осмотрела Поппи с головы до ног.

– А может, и не понимаешь. Тогда, черт подери, что ты ошиваешься здесь? В такой красивой юбке и…

Она ткнула пальцем в жакет Поппи, глядя на него с восхищением.

– Какая шикарная материя! – сказала она. – Это – класс! Высший класс! То, на что только глазеешь в витринах магазинов на шикарных улицах Парижа.

Потом она в изумлении уставилась на Поппи, когда под жакетом зашевелился попугай.

– Проклятье, что это там у тебя? – потребовала она ответа, нервно отступая назад.

– Это молоденький попугай, – объяснила Поппи, расстегивая жакет, чтобы показать птицу. – Я украла его у моряка в баре…

– Украла? – девушка посмотрела на нее и грубо засмеялась. – Тебе повезло. Эти паршивые моряки ничего не отдают даром, они сначала одурачат девушку – ну, ты понимаешь – а потом уж… Так они веселятся.

– Я не совсем украла, – сказала Поппи застенчиво. – Он забрал все мои деньги.

– Много денег? – спросила девушка подозрительно.

– Пять франков, – ответила Поппи.

– Пять франков? Да этот дешевый ублюдок просто ограбил тебя. Господи, как я ненавижу мужчин!

Они с любопытством смотрели друг на друга. Поппи раньше никогда не видела ничего подобного. Девушка была среднего роста, с пышной грудью и круглым лицом, маленький вздернутый носик и пухлый рот. Ее не убранные в прическу темного оттенка белокурые волосы падали локонами, которые она, очевидно, пыталась забрать в узел, а щеки и рот были намазаны кричащей красной помадой и румянами. Поппи заметила, что ее ресницы были густо намазаны черным и глаза сильно подведены.

– Вы – актриса? – спросила она наконец.

– Актриса? – повторила девушка с грудным смехом. – М-м-м, в некотором роде я актриса, но это не то, что ты имеешь в виду.

– Я просто подумала… – сказала Поппи вежливо. – Из-за румян и одежды.

– Ну, это связано с моей профессией, детка, – она быстро взглянула на Поппи. – Да ты и впрямь ребенок, – проговорила она задумчиво. – Так что же, черт подери, привело такую девушку, как ты… иностранку… в этот квартал Марселя?

– Это длинная история, – вздохнула Поппи устало. – Я только что потеряла все мои деньги, а потом еще украли и саквояж. У меня ничего нет, и мне некуда идти… У меня никого нет… Только я и попугай.

Она была совершенно спокойна, когда прижимала к себе крошечное хрупкое дрожащее существо, думая о бездонности моря, в которое они погрузятся сегодня ночью, потому что бедный маленький попугай должен умереть вместе с ней. Это лучше, чем дать ему погибнуть в железных лапах пьяного.

В зеленоватых глазах девушки промелькнуло беспокойство. Она быстро оглядела пустынную улицу, но в это время дня дела обычно шли туго.

– Тебе лучше пойти со мной домой, – сказала она, обнимая Поппи, и была поражена худобой ее плеч. – Я сделаю тебе чашечку кофе, а ты расскажешь мне свою историю.

Дойдя до ее дома, Поппи поднялась вслед за ней по скрипучим деревянным ступенькам в комнату на третьем этаже. Простая широкая железная кровать занимала большую часть помещения, но девушке как-то удалось втиснуть туда еще и стол, туалетный столик, умывальник с большой раковиной и таз с кувшином, пару старинных стульев, обитых голубым потертым бархатом, с торчавшим из прорех конским волосом. Каждый свободный клочок пространства был завален кучей вещей, которые вызывали любопытство у Поппи; тонкие шелковые шарфы из дешевых магазинов, кое-какая бижутерия и баночки с румянами, забавные безделушки и морские ракушки, открытки, на которых были изображены звезды мюзик-холла и актрисы, вытертые кусочки меха, выцветшее красное боа из перьев, пара помятых соломенных шляпок на стоячей вешалке – и стопки книг.

– О, я образованная, – сказала девушка, заметив взгляд Поппи на книги. – Я умею читать и писать. Я ходила в школу – мой отец следил за этим. И это все, что он для меня делал, ублюдок!

Налив воду в покореженную кастрюлю, она встала на ветхий стул и зажгла единственный газовый рожок, который призван был освещать комнату. Она подкрутила его так, что в нем заполыхало сильное пламя, и стала держать над ним кастрюлю.

– Конечно, это запрещено, – усмехнулась она, – но мы все так делаем. Нам говорят, что в один прекрасный день мы взорвем тут все к черту – ну и плевать!..

Она философски пожала плечами.

– Чашечка горячего кофе стоит того! Неожиданно колени Поппи ослабели, и с еле слышным стоном она упала на стул.

– Что такое? – резко спросила девушка. – Надеюсь, не беременность? Если так, то я знаю тут кое-кого, но это стоит денег. Такого рода штуки недешевы.

Поппи покачала головой, и девушка стала ее опять рассматривать.

– Голод, – сказала она уверенно. – Я видела это и раньше.

Достав из буфета с занавесками большой глиняный кувшин, девушка вынула оттуда буханку хлеба и кусок сыра. Отрезав от них по ломтю, она протянула это Поппи.

– Съешь это, – сказала она грубовато, – и выпей горячего, а потом посмотрим, что нам делать.

Поппи оглядела бедную, убогую комнату девушки и подумала, ей самой едва-едва хватает еды.

– Нет, спасибо, – поблагодарила она вежливо. – Я просто не могу взять вашу еду.

– Просто не можешь? – девушка опять засмеялась своим грудным, грубоватым смехом. – Хорошенький разговорчик, мисс! А где ты так научилась говорить по-французски?

– Моя гувернантка в Сан-Франциско научила меня, когда мне было пять лет, – ответила Поппи, тоскливо глядя на сыр.

– Давай, давай! – девушка ободряюще подвинула его Поппи. – Ешь! Мы можем одновременно и поболтать. Предупреждаю тебя: я хочу знать все – о Сан-Франциско, о гувернантке, о шикарных туалетах – все! И поподробней. Сначала скажи, как тебя зовут, – потребовала она, когда Поппи нерешительно откусила кусочек сыра.

– Поппи, – ответила Поппи, откусывая еще.

– Поппи! М-м, это прелесть! А меня Симонетта… Вообще-то я Берта, но я всегда ненавидела это имя и сменила его на Симонетту. Обычно меня зовут Нетта.

– Нетта это тоже прелесть, – Поппи наслаждалась вкусом свежего хлеба – в последнее время она ела черствые, невкусные батоны и просто забыла, каким бывает свежий душистый хлеб.

Попугай заерзал у нее на груди, и Поппи поспешно распахнула жакет и взяла птичку в руки, нежно гладя его перышки.

– Он такой мягкий, – сказала она Нетте. – Потрогайте его. Он даже мягче, чем шелковистый бархат, правда?

– Я не знаю, – ответила Нетта. – Я никогда не трогала настоящий бархат.

Но ее глаза светились нежностью, когда она коснулась птички.

– Посмотрите на цвета, – воскликнула Поппи, – изумрудный и алый на крыльях, и такой чудесный сапфирово-голубой около головки. А его глаза! Чистый топаз. Я думаю, он красивее, чем сами эти камни.

Попугай тряхнул головой и стал рассматривать Поппи одним топазовым глазом.