ГЛАВА 30

1899

Энджел со страхом смотрела в лицо своему брату; никогда она еще не видела его рассерженным, по крайней мере, не этой глубокой, раненой яростью, от которой сузились его глаза и изменился голос.

– Ты лжешь, Энджел, – сказал Грэг ледяным тоном. – И почему мама и папа верят Фелипе, я никогда не пойму.

– Из-за Джэба Мэллори, – прошептала она в ужасе. – Они говорят, что Поппи оказалась истинной дочерью своего отца, как она ни пыталась подавить это в себе. И отчего бы еще она убежала – просто исчезла, если это не так? Поппи встретила кого-то другого, Грэг, и она сбежала с ним; кого-то, кого полюбила больше тебя, – добавила она жестоко, потому что ей нужно было защитить Поппи и ребенка.

– Что она сказала, когда отдавала тебе это? – требовательно спросил Грэг, вынимая из кармана сапфировое обручальное кольцо. – Перескажи мне точно ее слова.

Энджел закрыла глаза, чтобы не видеть его искаженное мукой лицо.

– Она сказала… Отдай это Грэгу… скажи ему, что оно мне больше не нужно… – прошептала она с несчастным видом.

– Я никогда не поверю в это, – закричал Грэг; он в ярости метался по заново отделанной гостиной палаццо Ринарди. – Ты говоришь не о той Поппи, которую я знаю, ты говоришь о ком-то другом.

– Ты совершенно прав, Грэг, – сказал Фелипе с порога. – Бедная Поппи, боюсь, она совсем увязла в своем приключении, но, – он пожал плечами, – вы же знаете, как легко может молодая девушка поверить, что мужчина ее любит…

Он бросил быстрый взгляд на Энджел.

– …Когда она так одержима им. А с ее известным нам прошлым… это совсем не так уж неожиданно, мой друг, следовало этого ожидать, не так ли? Если вам интересно мое мнение, так я скажу – вам лучше жить без нее! И покончить с этим.

– Я не спрашиваю вашего мнения, – отрезал гневно Грэг. – Я верю только в то, что по какой-то причине вы с Энджел изобрели это… эту шараду. Но я намерен выяснить, почему – и я найду Поппи, даже если для этого потребуется вся моя жизнь.

– Бедный дорогой Грэг, – заплакала Энджел, когда он выскочил из комнаты, – и бедная, бедная Поппи, будет лучше, если он никогда ее не найдет.

– Не волнуйся, – сказал Фелипе холодно, – он никогда ее не найдет. Надеюсь, ты понимаешь, в какое невыносимое положение ты поставила нас всех, Энджел. Если бы ты не взяла этого ребенка, несмотря на мое запрещение, и не заставила священника дать обеим девочкам ее имя, мы могли бы просто умыть руки, и это дело бы нас не касалось. В конце концов, мы не обязаны отвечать за Поппи.

– Поппи была… Поппи и сейчас моя сестра! – закричала она. – Мне неважно, что она сделала… и это была не ее вина, она сказала, что говорит мне правду.

– А почему же она не назвала тебе имя этого так называемого соблазнителя? – спросил он, с яростью схватив ее за плечи. – Я скажу тебе, почему. Да потому что у нее была интрижка с мужем другой женщины! Я же рассказывал тебе истории о ее полуденных похождениях – я знаю их понаслышке… А как она вела себя в школе в Сан-Франциско! Разве все не понятно само собой? H Поппи течет дурная кровь, это ясно, как день. Твой отец сказал, что Мэллори принесли уже достаточно горя. Мы должны забыть ее и молить Бога о том, чтобы он послал ей спасительную смерть.

– Нет, – заплакала Энджел. – Нет, пожалуйста, нет… Но ночью она лежала без сна, вспоминая холодное, спокойное лицо Поппи, которое она видела четыре месяца назад в Белладжо; она знала, что это было спокойствие абсолютного, безысходного отчаяния. Для Поппи не было будущего, и Энджел спрашивала себя – неужели Поппи уже мертва?

Она думала о двух малышах, спавших в детской – внизу, рядом с холлом; обе девочки были белокурые и прелестные, но ни одна из них не была похожа на Энджел – странным образом они обе напоминали Фелипе. Даже ее собственная мать не могла бы отличить, который из малышей – не ребенок Энджел. Энджел была подавлена реакцией Розалии на рассказ Фелипе.

– Мы старались, Энджел, – кричала сердито ее мать сквозь слезы, – мы дали Поппи все, что могли – любовь нашей семьи, свой дом; все, что было у тебя, было и у нее. Но кровь Джэба Мэллори оказалась слишком сильна.

Розалия перекрестилась.

– Поппи должна заплатить за свои грехи, – сказала она тихо. – И мы будем молиться, чтобы Бог простил ее.

Семья собралась для обряда крещения, но Ник отказывался даже слышать о Поппи. К этому времени даже Энджел начала сомневаться в рассказе Поппи, потому что Фелипе был так убедителен. Но, несмотря ни на что, она не забыла о своем обещании назвать девочку в честь Поппи – даже если это будет шокировать их всех. Но она также сделает так, что Поппи никогда не узнает, какая из малышек ее. Она назовет обеих девочек именем Поппи.

За день до крещения она пошла к священнику и, сказав, что хочет кое-что изменить, протянула ему листок бумаги с написанными на них новыми именами детей. В церкви она смотрела прямо перед собой, когда священник взял сначала одну девочку, а затем—другую, говоря:

– Мария-Кристина Поппи, я крещу тебя во имя Господа, Отца, Сына и Святого духа… и Елена-Мария Мэллори, я крещу тебя во имя Господа, Отца, Сына и Святого духа…

Она услышала рядом обескураженный вздох Фелипе.

– Прекратите это! – бушевал он, его лицо побелело от гнева. – Ты не можешь дать нашим детям имя той женщины!

– А почему нет, Фелипе? – спросила его с невинным видом Энджел. – Разве мы не должны прощать грехи ближних наших, как Господь прощает наши собственные? Будет только правильно, если наши дети будут названы в память моей бедной сестры.

Фелипе вопросительно взглянул на Ника. После минутного колебания Ник кивнул головой.

– Ну если так хочется Энджел, – тихо согласился он. Итак, теперь дело сделано. Только она и Фелипе знали, чьими были девочки. И если Поппи еще не мертва и вернется когда-либо к ним за ребенком, она не узнает ничего. Тайна ребенка никогда не будет раскрыта. Все Говорят, что Поппи должна заплатить за свои грехи, но эти «близнецы» будут только ее детьми – и ничьими больше. И теперь Энджел спокойна – на ребенке не будет клейма. Поппи никогда не сможет потребовать свою дочь назад.

ГЛАВА 31

Ария показала свой билет у ворот и с радостью въехала на территорию парка машин, выдаваемых напрокат, на Пьяцца ди Рома. Всю дорогу от виллы д'Оро моросил мелкий противный дождь со снегом, сведя видимость до минимума, и ей приходилось все время, держась за руль, вглядываться в промозглую темноту – и так целый час. Она помедлила немного, прежде чем выйти из машины, – она хотела сначала дослушать, пока Ван Моррисон не закончит ее любимую – «Все лучшее еще впереди», потом выключила магнитофон и улыбнулась. Орландо купил магнитофон специально для нее.

– Эта песня может стать символичной для нас обоих, – сказал он…

Вдруг Ария удивленно взглянула назад и увидела, как появилась машина и, взвизгнув тормозами, остановилась недалеко от выезда. Это был тот самый черный «пежо», и даже с такого расстояния Ария могла видеть, что лицо водителя скрыто черной кепкой.

Ее охватила паника, и Ария стала дико озираться по сторонам. Стоянка была совершенно пустой, по крайней мере, никого не было в поле зрения. Она была один на один с человеком из черного «пежо». Ария быстро закрыла на кнопки все двери машины. Ее сердце билось так сильно, что она слышала его удары, и дрожь ужаса пробежала по ее спине; она много читала о жертвах похищений в Италии… некоторые выходили из этого живыми, но многие—нет; пальцы и уши отрезались и посылались родственникам жертвы, девушек насиловали… и убивали…

Она смотрела в зеркало на мужчину; его лицо было в тени, полускрыто надвинутой кепкой. Он сидел в машине с невыключенным мотором, выпуская клубы серого дыма в холодный воздух ночи. Ария нервно передернула плечами. Не может же она просто так вот сидеть здесь и ждать неизвестно чего, думала она, покрывшись холодным потом от ужаса. Ей нужно попытаться убежать, но он намеренно остановил машину около единственного пешеходного выхода. Спасением было только уехать… Нажав на газ, Ария дала задний ход, потом быстро рванула с места и устремилась по направлению к спуску на нижний этаж стоянки, боязливо поглядывая в зеркало на черный «пежо». Он словно только и ждал этого – быстро тронулся, и вот уже, набирая скорость, он мчался, чтобы отрезать ей путь. Перепуганная, плача, Ария еще сильнее нажала на газ и, резко вывернув, направила машину по другому пути—по въездному склону наверх, на четвертый этаж. Она не знала, что будет, когда она попадет туда – она только молила Бога, чтобы успеть выскочить из машины и добежать до ступенек.