– Добрый вечер, мадам Поппи, – пробормотала Ольга, пожимая руку Рогана, но он словно окаменел.

– Оставь нас, Ольга, – потребовала Поппи, ее голос был резким, как взмах хлыста, и Ольга исчезла, словно ее никогда и не было.

– Роган, я тебе сейчас все объясню, – начала Поппи.

– Объяснишь? – закричал он, внезапно заплакав. – Объяснишь что, мама? Что ты – мадам знаменитого Numero Seize? Господи, да я должен был догадаться, когда увидел в холле попугая, но я наивно подумал, что сейчас просто такая мода, что все попугаи в богатых домах носят кольца с драгоценностями! Но это только попугаи в борделях, так, мама, так?

– Роган, – молила она. – Я умоляю тебя, выслушай меня, позволь рассказать тебе всю правду…

– Все, что ты мне когда-либо покупала, – продолжал, ужасаясь тому, что он понял, – все, что у нас есть – ферма, драгоценности Лючи, мое образование, за все заплачено деньгами, добытыми здесь. Отцы моих друзей ходят сюда – они знают о тебе… Халим Ле-Фану…

– Ле-Фану? – закричала она. – Он привел тебя сюда? Голубые глаза Рогана расширились от ужаса, когда он взглянул на нее.

– Теперь я понимаю, – кричал он словно в агонии, – все знают о тебе. О моей матери! Все эти рассказы о моем умершем отце – Господи, да у меня его никогда не было! Да я уверен, что ты даже сама не знаешь, кто он! Все эти годы я жил во лжи!

Его молодое красивое лицо исказилось от боли, Поппи бросилась к нему и положила свою руку на его руку, пытаясь успокоить.

Роган отскочил от нее, словно обжегся.

– Не прикасайся ко мне, мама! – сказал он, его голос прозвучал неожиданно холодно и угрожающе. – Даже близко не подходи ко мне! Никогда! Я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Никогда!

– Роган, подожди! – кричала она, когда он быстро шел по холлу. – Роган, ради Бога, подожди, пожалуйста…

Но он даже не обернулся, когда резко распахивал дверь и выбегал на улицу.

– Роган, вернись, – отчаянно кричала Поппи, сбегая вниз по ступенькам следом за ним. Она хваталась за перила, чтобы не упасть, выкрикивая его имя, когда, бессильная, остановилась, видела, как он добежал до угла и исчез.

Теперь она поняла, как Франко мог убивать людей, потому что в этот момент она ненавидела Якоба Ле-Фану так сильно, что хотела убить его. Ей хотелось видеть, как его жизнь будет медленно сочиться из него так же, как сейчас уходила ее жизнь, она хотела видеть, как он кричит в агонии так же, как кричала она. Якоб Ле-Фану ждал шесть долгих лет. Но он довел до конца свою месть.

Ну конечно же, думал Майк, теперь это совершенно ясно. У Поппи была привычка зашифровывать в своих записках имена, которые имели для нее особое значение… Лючи был ее «лучиком света»; и Майк неожиданно вспомнил, как она писала, что Роган был «посланцем небес». Посланец. Мессенджер. Роган Мессенджер…Он взял копию истории Орландо, которую прислал Майку Либер, и перечитал ее опять.

«Мой дед Мессенджер родился в Париже, – писал Орландо. – Он отправился жить в Англию, когда был очень молодым. Он был одинок и совершенно без средств, но в конце концов ему удалось найти работу – он играл на рояле в ночном клубе Мэйфэйр, в одном из тех модных заведений, где в двадцатые годы люди из общества собирались, чтобы немного развеяться. Он был настолько беден, что ему пришлось даже попросить деньги вперед в счет будущей оплаты, чтобы купить подержанный вечерний костюм, и поначалу он даже не мог себе позволить хотя бы сносно питаться. Он жил на кофе и легкой закуске, которыми кормил его добросердечный официант. Он всегда шутил, что был единственным человеком, который погибал от голода на диете, состоявшей из икры и лосося.

Там была одна женщина, жена известного финансиста, которая регулярно посещала этот клуб и была буквально очарована им. Дед был очень привлекательным, красивым молодым человеком, высоким и белокурым, – похоже, я пошел в него. Она стала просить его поиграть на ее вечеринках – в ее большом доме в Лондоне, а потом в загородном доме, Хоксфилд-Эбби, в Сассексе. Их дружба окрепла. Никто точно не знал, какими были их отношения в действительности, но из того, что рассказывал мне мой отец, я заключил, что это была именно дружба. Дедушка Мессенджер был человеком нравственных принципов.

Так он и существовал на эти деньги – просто кое-как перебивался изо дня в день. Я думаю, эти загородные вечеринки были единственными периодами, когда у него была гарантированная еда три раза в день. Но леди Мелтон всегда говорила ему, что он слишком талантлив и хорош, чтобы быть просто пианистом в коктейль-баре, особенно после того, как узнала, что он учился в престижной школе в Швейцарии и бегло говорил на трех языках. И у него была голова на плечах. Она поговорила со своим мужем и убедила его дать деду шанс в его офисе. Дела у деда пошли хорошо, он заработал неплохие деньги, а ему было тогда всего двадцать два года.

Леди Мелтон видела, что он без труда вошел в их общество, и именно там он встретил мою бабушку, Лидию Лайл – на одной из вечеринок в Хоксфилд-Эбби. Она была красива, с хорошими манерами, хотя у нее и не было большого состояния. Но они полюбили друг друга и поженились, и в качестве свадебного подарка ее отец купил моему деду место на фондовой бирже. К тому времени, когда родился их единственный сын, мой отец, дед уже заработал приличное состояние, умело играя на бирже. Детей у них больше не было, но я не знаю почему, – ведь в то время у большинства были большие семьи.

Дедушка Мессенджер умер через два года после моего рождения, а бабушка – через два месяца после его смерти, словно они были так преданы друг другу, что она просто не смогла жить без него. Он оставил неплохое наследство моему отцу, которое тот должен был бы увеличить. – Господь свидетель, у него были все шансы для этого – но он был слабым человеком, а моя мать любила азартные игры – она обожала острые ощущения за столом даже больше, чем свой любимый джин. Когда ей надоедал Лондон, она отправлялась в Монте-Карло или Гонконг, или в долгий круиз – она стремилась куда угодно, лишь бы там можно было потакать этим двум своим слабостям. Она была очень хорошенькой, и отец много времени проводил возле нее, стараясь сопровождать ее повсюду, – он так боялся потерять ее, что у него не оставалось времени на бизнес. И к тому времени, когда я пошел в школу, азартные игры и экстравагантный образ жизни довели их до того, что они уже с трудом могли наскрести денег даже на чаевые.

Когда мне было четырнадцать лет, мой отец рассказал мне, как дедушка Мессенджер отзывался о своей матери – я цитирую его буквально.

«Поппи Мэллори была шлюхой, – говорил он. – Нет, не одной из ваших роскошных шлюх из общества, которые спят с королем, рожая ему кучу незаконных детишек, и получают за это титул и поместья. Слава Богу, Поппи теперь мертва, – добавил он, – и тебе не нужно с ней встречаться. Я выбросил ее из головы сорок лет назад. Или почти выбросил – потому что она не из тех женщин, которых можно легко забыть».

– Итак, мистер Либер, – заканчивал Орландо, – теперь вы сами видите, почему я верю, что являюсь наследником Поппи Мэллори.

Теперь Майк абсолютно не сомневался, что Орландо Мессенджер был правнуком Поппи, но почему же тогда Поппи даже не упомянула сына в своем завещании? Там говорилось только о дочери. Она не включила Рогана в завещание только потому, что он сбежал и бросил ее? Майк позвонил Либеру в Женеву и сообщил ему новости.

Либер не очень-то удивился, узнав об Орландо.

– Мне всегда казалось, что было нечто в его истории, – усмехнулся он. – И еще – существует приписка к завещанию. Я раньше не придавал ей важного значения – Поппи казалась мне выжившей из ума старой леди, которая не может собраться с мыслями… Я даже мог допустить, что она бредит. Я решил, что речь идет о ком-то из адвокатской конторы, потому что приписка была адресована некому Рогану. В приписке она говорит ему, что написала завещание потому, что ничего не знает о своей дочери, что она может просто забыть – иногда память подводит ее. Она пишет: «Я хочу быть уверена, что о ней позаботятся. Но, конечно, я знаю, что ты сделаешь все, как надо».