– То ещё не пир горой, а лишь лёгкая закусочка. Приедут с охоты мои ловчие: навезут они туров и оленей. Вот где мы попируем, побеседуем!

Вдруг – шум да гам в княжеском дворе: заявилось на двор молодцев за сто человек – княжьих ловчих и охотников. Все они избиты, изранены, головы их завязаны кушаками. Бьют молодцы челом князю:

– Свет наш, князь Красно Солнышко! Плохо нам без Вольги! Ездили мы по чисту полю у реки Череги на твоём княжьем займище. Ничего мы в поле не наезживали, не видали зверя прыгучего. Только наехало на нас в том поле пятьсот человек: жеребцы под теми молодцами латинские, кафтаны на них дымчатые, поверх тех кафтанов золотые плащи, а на ушке-то у каждого – кунья шапка. Они, князь, всех твоих соболей-куниц повыловили, всех твоих лисиц из нор повыгнали, туров-оленей постреляли, а нас избили да изранили. И тебе, князь, на пир добычи нет, а за то и нам от тебя жалованья нет – нечем будет нам родных кормить, дети-жёны наши станут сиротинушками, пойдут по миру скитаться.

Рассердился князь на ловчих:

– То вы врёте мне, завираете! Не в поля вы ездили, а до первого кабака: там подрались с кабацкой голью. Челобитья я вашего не приму, никого из вас не послушаю. Пошли вон с моего двора!

Те и пошли.

Говорит Владимир князьям-боярам, могучим богатырям:

– Нет мясца, так будем с рыбою! Вот-вот мои рыбаки вернутся, наловили они по рекам-озёрам окуней, осетров да стерляди.

Вновь в княжьем дворе волнение – заявилась на двор толпа в двести человек: и все эти молодцы избиты, изранены, головы их пробиты булавами, завязаны кушаками. Бьют они челом светлому князю:

– Государь наш Красно Солнышко! Плохо нам без Вольги! Ездили мы по рекам, гребли по озёрам – из твоих сетей княжеских ничего не повынули. А нашли на тех реках-озёрах пятьсот человек: они всю твою рыбицу повыловили: щук-карасей повытягивали, осетров да стерлядей поизводили, нас всех побили, поизранили. Нам в том, князь, от тебя жалованья нет, тебе на почестный пир приносу нет. Дети-жёны наши пойдут по миру босыми, голодными.

Князь Владимир ногами на них топает, челобитья их не слушает:

– Всё вы врёте мне, завираете! Не по рекам-озёрам вы гребли, а по дощатым столам в питейных домах. Подрались вы там с кабацкой теребенью.

Прогнал он рыболовов и говорит гостям:

– Нет нам рыбы – не беда. Сейчас явятся мои сокольники: вдоволь попробуем перелётных уток, гусей да лебедей.

Тут явились на княжий двор сокольники с кречетниками, числом в триста человек: все избиты, изранены, головы их пробиты булавами, завязаны кушаками. Бьют они челом князю, творят жалобу:

– Князь наш Красно Солнышко! Плохо нам без Вольги! Ездили мы по полю на твоём княжьем займище, на камышовых островах, да ничего там не добыли. Не успели мы снять с рукавов ясных соколов, белых кречетов, как понаехало на нас молодцев пятьсот человек: всех они наших ясных соколов повыхватывали, всех белых кречетов поотымали, а нас избили, изранили. И назвались они Чуриловою дружиной.

Здесь князь Владимир задумался. Спрашивает он князей-бояр, славных богатырей:

– Кто этот Чурила такой? Я раньше о нём слыхом не слыхивал.

Поднялся из-за белодубового стола старый Бермята Васильевич, говорил боярин князю таковы слова:

– Давно я знаю того Чурилу, сына Пленка Сороженина. Живёт Чурила Пленкович не в Киеве, а пониже Малого Киевца. Двор его в семи верстах, около двора – железный тын, на всякой тыненке по маковке, а есть и по жемчужинке. Посреди двора палаты стоят, гридни в них белодубовые, стены тех гридней покрыты седыми бобрами, потолок – чёрными соболями, матица там волжаная, пол из серебра, все крюки да пробои по булату золочёные. Первые у него ворота золотые, вторые – хрустальные, третьи – оловянные.

Удивился Владимир и тотчас захотел увидеть Чурилу. Повелел он всем собираться-снаряжаться. Взял князь с собой княгиню Апраксию Дмитриевну, старого Бермяту Васильевича, Добрыню Никитинца, Алёшу Поповича и прочих бояр и верных дружинников. Собралось без малого пятьсот человек. Направились они на седьмую версту пониже Малого Киевца.

Возле двора, о котором Бермята рассказывал, встречает их отец Чурилы – старый Пленк Сороженин. Для князя и княгини отворяет он золотые ворота. Князьям и боярам отворяет хрустальные. Дружинникам достались ворота оловянные. Понаехало гостей полон двор, только старый Пленк не теряется. Приступил он к князю Владимиру с княгиней Апраксией Дмитриевной, повёл их в светлые гридни, сажал за убранные столы в почётное место. Принимал, сажал бояр и могучих богатырей. Повара его были догадливы: нанесли они сахарных яств, медового питьеца, заморских вин. Принялся старый Пленк Сороженин веселить князя с княгиней. Весёлая беседа – на радости день. Владимир с Апраксией веселы сидят. Но вот посмотрел князь в косящатое окошечко и увидел в поле толпу людей: жеребцы под теми молодцами латинские, кафтаны на них дымчатые, поверх тех кафтанов золотые плащи, а на ушке у каждого – кунья шапка.

Испугался князь такому множеству:

– По грехам моим надо мной, киевским князем, учинилось! Едет ко мне мурза из орды или какой грозен посол.

Старый Пленк Сороженин только усмехается. Продолжает он Владимира с княгиней Апраксией потчевать:

– Не тревожься ты, государь-князь Владимир Красно Солнышко. Изволь далее со всеми своими боярами да богатырями есть, пить и веселиться со своею княгинею. То едет к нам не ордынский мурза и не грозен посол. То дружина сынка моего возвращается, молодого Чурилы Пленковича!

И впрямь – едет с дружиной молодец, жёлтые кудри его по плечам рассыпаются, борода у него ухожена, усы его заверчены. Перед ним несут ткан ковёр, чтобы солнце молодца не опаливало, не запекло его белое личико. Позади на него опахалом машут, ветерок ему нагоняют. Как приехал Чурила к своему двору, перво-наперво его скороход прибежал. Заглянул скороход на широкий двор – занят тот двор конями да телегами, негде встать там Чуриловой дружине. Пришлось Чуриле ехать на окольный двор, там дружина его и спешилась. А сам Чурила человек догадливый: берёт он золотые ключи, входит в свои подвалы, достаёт свою золотую казну, а к ней сорок сороков чёрных соболей и сорок лисиц. Берёт Чурила также камку белохрущатую, цена той камке сто тысяч. Поднес он дары князю Владимиру, клал перед ним на убранный стол. Тем дарам князь с княгиней несказанно обрадовались.

Говорил князь Чуриле такое слово:

– Здрав будь, славный сын Пленка Сороженина! С этой поры не подобает тебе в деревне жить, подобает тебе в Киеве мне, князю киевскому, служить. И не простым слугой, а почётным стольником!

Приказал он тотчас седлать коней, и поехали они с Чурилой в стольный град Киев, а как оказались на княжеском дворе, то соскочили с жеребцов, пошли в светлые княжьи гридни, садились за убранные столы.

Говорит князь Чуриле:

– Вот тебе первая служба. Задумал я позвать к себе на пир всех киевских бояр; а с каждого званого взять по десяти рублей. Обойди, Чурила, все боярские дворы в Киеве, позови мне бояр на пир, собери-ка мне с каждого двора по десять рублей.

Послушал князя Чурила Пленкович: собирается он на дворы идти, да всё перед зеркалами вертится. Пригладил свои шелковые кудри, завертел молодецкие усы. Надевает Чурила дымчатый кафтан, поверх того кафтана золотой плащ. На ушке у него соболья шапка. Пришёл красавец Чурила во двор старого Бермяты Васильевича – брать с Бермяты десять рублей. Встречает Чурилу на крыльце молодая жена боярина, прекрасная Катерина: коса её под шелковый плат убрана, зубы её блестят белым жемчугом. Выносит Катерина молодцу поднос с чаркой. Чурила ту чарку одной рукой берёт, выпивает единым духом. А Катерина-то прекрасная лебедь белую поднести торопится, да вот только как попыталась ту лебедь порезать, засмотревшись на Чурилу, белую рученьку себе поранила. Завернула Катерина руку рукавцом, опустила и говорит служанкам:

– Девушки мои, чернавушки, либо мне резать лебедь белую, либо смотреть на молодого Чурилу Пленковича.