– Не обмылось ещё у Васи ретивое сердце, не взвеселилась его буйная головушка.

Наливает тогда князь в третий раз турий рог в целых три ведра, подаёт Василию калач бел-крупитчатый. Взял Василий рог в одну руку, выпил его в един дух, весь калач в себя закинул. Говорит Васька князю в третий раз:

– Вот теперь обмылось моё сердце ретивое. Вот теперь взвеселилась моя головушка. Я готов бы служить тебе верой-правдой, да вот только нет у меня ни креста, ни пояса, ни полотняной рубашечки, ни доброго коня, ни лошадиной сбруи, ни тугого лука, ни калёной стрелочки, ни боевой палицы, ни копьеца бурзамецкого – всё я пропил, всё в кабаке заложил у чумаков, у целовальников.

Пошёл князь Владимир к чумакам да к целовальникам, говорил им такие слова:

– Эй вы, чумаки-целовальники, отдавайте всё назад Васеньке безденежно!

Отвечают чумаки-целовальники:

– Мы бы, князь, и рады отдать, да вот только всё нами давно пораспродано, всё твоим князьям-боярам за бесценок отдано: они-то, бояре, и тряпьём не побрезгуют, и конский навоз под себя подгрести готовы. Ты иди скорее к своим князьям-боярам, выпроси у них Васькино имущество.

Поспешил Владимир Красно Солнышко к князьям-боярам, а те говорят:

– Как можно отдать назад то, что нами скуплено?

Отвечает им князь:

– Неразумные вы, нерасторопные! Остался в Киеве один богатырь, да и тот без креста, без пояса. На что вы, глупые, без него надеетесь? Не дадите назад Васькиного имущества, Скурла-хан пустит в дым ваши хоромы да терема, пировать станет с вашими жёнками, дочерей ваших погонит в полон, а ваши шеи поставит под саблю.

Отдали тогда князья-бояре то, что было ими скуплено у чумаков и целовальников. Стал Василий снаряжаться: надел свой крест, а за ним полотняную рубашечку с поясом, оседлал своего доброго коня. Тугой лук он натягивал, калёную стрелу направлял да приговаривал:

– Полети-ка ты, калёная стрелочка, повыше стройного дерева, пониже ходячего облака, залети стрелка в чисто поле Скурле-хану прямо в правый глаз, а выйди ему за левым ухом.

Запустил он калёную стрелу: полетела та стрела повыше стройного дерева, пониже ходячего облака, залетела в чисто поле, в ханский шатёр, попала Скурле прямо в правый глаз, а вышла у него за левым ухом: тут хану-собаке и конец пришёл. Сел затем на коня Василий Игнатьевич – у его коня сивая грива расстилается, хвост трубой завивается, изо рта конского пламя мечется, из ноздрей искры сыплются, из конских ушей дым столбом валит. Пригнал его Василий в чисто поле, подхватил среди нехристей самого из них наилучшего, схватил его за резвые ноги да и принялся им помахивать. По правую руку махнёт – проложена улица. По левую руку махнёт – переулочек. Приговаривает Василий тому басурманину: «Хоть ты тонок в жилах – не сорвёшься. Хоть и сух на кости – да не изломишься». И солнце ещё не закатилось, как повыкрошил Василий чёрную силушку, повытоптал её своим конём.

Раскидав орду, отправился он затем к князю Владимиру. Приехал на княжий двор, зашёл в гридню, а там уже собрались князья-бояре: пьют они допьяна, едят досыта, а на молодца и не поглядывают, как будто бы его с ними и нет. Не таков Владимир Красно Солнышко: сажает он Ваську за дубовый стол, поит его зеленым вином, кормит-поит его трое суточек. По гридне князь похаживает, тихую речь Василию выговаривает:

– Здрав будь, удалый добрый молодец! И чего тебе нынче надобно? Ты бери у меня города с пригородками, бери сёла с деревнями.

Отвечает Василий Игнатьевич:

– Не надо мне городов с пригородками, не надо сёл с деревнями. Оставь на мне крест, пояс да полотняную рубашечку. Оставь мне моего коня да лук с калёными стрелами. Может, я ещё пригожусь.

Говорят тут князья-бояре Василию Игнатьевичу:

– Более ты нам, Васенька, не надобен. Отдавай назад то, что куплено нами у чумаков, у целовальников.

Вновь Василий спрашивает:

– Может, ещё на что понадоблюсь?

Отвечают князья-бояре во второй након:

– Нам ты, Васька, более не надобен. У нас тебе в кресте, в поясе и в полотняной рубашечке отказано. Отдавай поскорее своего коня и лук со стрелами.

В третий раз говорит Васенька князьям-боярам таковы слова:

– Может, я вам ещё понадоблюсь?

Те отвечают:

– Нам ты, пропойца, не надобен. Во всём тебе у нас отказано.

Вскочил тогда Василий Игнатьевич на резвые ноги, схватил кедровую столешенку и принялся столешенкой бояр охаживать, князей ею приглаживать. Полетели те с дубовых лавок в разные стороны. А Васенька над ними насмехается:

– Вы ещё, толстобрюхие, Ваську Буслаева не знаете! От него вам и вовсе пощады бы не было!

Василий Буслаевич

асилий Игнатьевич про Ваську Буслаева правду сказывал: жил в Господине Великом Новгороде купец Буслай. С соседями купец не перечился, с новгородскими мужичками поперёк слова не разговаривал. Живучи, Буслай состарился, а состарившись, и преставился. Осталось от старого житьё-бытьё, двор-имение, осталась вдова Амелфа Тимофеевна, осталось и любимое чадо – единственный сын Васенька. Как исполнилось Васе семь годков, принялась Амелфа Тимофеевна учить сынка грамоте – грамота Васе впрок пошла. Присадила она его пером писать – и письмо ему в науку пошло. Отдала она сына дьячку: тот учил церковному пению и ладно выучил – не было ещё такого певца во всём Новгороде. Да вот только Вася, сделавшись юн, не в Божьи церкви отправился. Повадился Василий Буслаевич гулять в кабаках с удалыми пьяницами, с кабацкой теребенью; допьяна стал напиваться, поздно домой возвращаться. Принялся он со своею ватагой по улочкам погуливать, по ночам пошаливать. И ходя так по городу, людей уродует: кого схватит за руку, так её из плеча и выдернет, кого заденет за ногу, то из гузна ногу выломит, а кого хватит кулаком поперёк хребта, тот кричит, ревёт, на карачках ползёт. Пошла на Васю великая жалоба: принесли её мужички новгородские, богатые, посадские на двор к вдове Амелфе Тимофеевне. Рассердилась мать на беспутного сына, принялась его укорять, ругать, уму учить. Материнское учение Василию Буслаевичу сильно не понравилось. Отправился Васька в высокий терем, сел на ременчатый стул и принялся писать скорописчатые ярлыки. Вот что в них было написано: «Тот, кто хочет пить и есть из готового и носить разноцветное платье, валите к Ваське на широкий двор». Рассылал он ярлыки со слугой на широкие улицы, на частые переулочки. Поставил затем Вася чан посреди двора, налил его полным зелена вина, опустил туда чару в полтора ведра. Грамотные люди прочитали Васькины ярлыки и, не будь дураки, пошли к нему во двор к тому чану, к зелену вину. Первым был Костя Новоторженин. Василий его опробовал: ударил он Костю дубиной, а в половине той дубины набито тяжёлого чебурацкого свинца, сама же дубина весом целых двенадцать пудов. Попал сын Буслаев дубиной Косте по голове, а тот стоит, не шевельнётся, на буйной его голове кудри не тряхнутся.

Сказал тогда Василий Буслаевич:

– Здрав будь, Костя Новоторженин! Ты с этих пор мне названый брат и ближе будешь родного брата.

Пришли за Костей два барчонка-боярина – Моисей и Лука, – и их Василий дубиной опробовал. Стоят Моисей с Лукой, не шевелятся, кудри на их головах не колышутся. Пришли три брата Залешены, и не посмел Василий им отказать. А за ними – семь братов Сбродовичей. Пришёл на двор и Михайло Потык. Всего заявилось двадцать девять молодцев, сам Буслаев тридцатым стал. С тех пор принялись они лютовать: какой простец зайдёт на двор к Ваське, то его убьют и за ворота выбросят. Мужички новгородские с тех пор за версту обходили Васенькин дом, а сыну Буслаеву всё мало: прознал он – у соседских мужичков канун варен, пива ячные. Отправился Василий со своей дружиной поначалу в кабак, напились они там зелена вина, а затем пришли к мужичкам и принялись с ними в шутку бороться, а затем в шутку кулаками биться. И от той ребячьей борьбы, от того кулачного боя началась вскоре великая драка. Сам Василий стал разнимать, да его не послушали – зашёл один дурак с носка[5] и огрел Буслаева по уху. Тут Василий закричал громким голосом: