СЛАВЯНСКИЕ БОГИ
(1936)
Предисловие
Мифология всех почти народов и стран обязана своим существованием не только жрецам, но художникам и поэтам. Все они зачастую не сходились в своих откровениях о числе божеств, их происхождении, именах, любимых занятиях, взаимоотношениях, внешнем виде и атрибутах.
К сожалению, до нас дошло слишком мало достоверных сведений о древней религии славянских племен, вследствие чего желавшим брать из этой области темы для своих стихотворений российским поэтам случалось и случается порою впадать в ошибки и воспевать весьма сомнительного происхождения богов и богинь.
Это тем более грустно потому, что почти все славянские божества, не упомянутые средневековыми летописцами, а отчасти даже и упомянутые ими, взяты в настоящее время учеными под сомнение. Часть их признана вовсе не существовавшей, а части приписывается чужеземное происхождение (хотя как в эллинской, так и в германской мифологиях существовали бессмертные, заимствованные у соседних народов).
Скудные, а порою и спорные, остатки этой когда-то довольно богатой художественными и поэтическими образами мифологии и послужили материалом для попытки моей частично воскресить эти образы. По мере сил и по большей части не от меня зависевших возможностей я пытался восстановить, по имевшимся в моем распоряжении осколкам, божественные лики славянского пантеона и дать некоторым из них возможность мелькнуть перед читателем на фоне сонета.
Конечно, книга моя далеко не исчерпывает весь пандемониум славянских племен. Для тех, кто хотел бы тем же делом заняться, остается много материала и работы.
От души желаю, чтобы более сведущие и талантливые, нежели я, стихотворцы пошли к той же цели и по тому же пути — художественного восстановления ликов славянских божеств. В своей собственной работе я шел по следам безвременно умершего в 1895 году талантливого поэта П. Д. Бутурлина, написавшего несколько хороших сонетов на темы из славянской мифологии.
Ал. Кондратьев
Сварог [2]
Над небом и землей и адом властелин,
С повязкой на устах и на очах златою,
Стою в безмолвии. Не жди. Не удостою
Я прорицанием. Мне наших десятин,
Елея, петухов – не нужно. Я один
Из сонмища богов даров не жду. Струею
Курений жреческих и тихою мольбою
Довольствуюсь. Сварог уж длинный ряд годин
Не смотрит на грехи людские. Пусть другие
Карают вас. А мне наскучило карать,
Давать вам знаменья, благословлять на рать…
Земля постыла мне. Люблю небес круги я.
В них плаваю, блажен, и не хочу взирать,
Как корчатся тела закланные нагие.
Волос I
Я — волос, «скотий бог»
[3], но не всегда земным
Блеющих пестрых стад считался я владыкой.
В дни юности моей престол небес великий,
Как солнце блещущий и светлый, был моим.
Я мир земле дарил; я богом был благим.
Боролся я с Зимой, колдуньей бледноликой,
И сшиб ее рога
[4]. При мне охотник дикий,
Став пахарем, надел ярмо быкам младым.
Кровавых жертв при мне не знали под луной.
Довольный молоком и колосом не сжатым
[5],
Я всем равно внимал: и слабым, и богатым.
Но вот пришел Перун из тучи грозовой,
Ударил молнией, и, свергнут младшим братом
С престола и небес, влачу я жребий свой.
Волос II
Я – Волос
[6], бог певцов и покровитель стад.
Все мне принадлежит, что волосом одето.
В дни светло-знойные, когда богиня Лето
И Дажбог благостно Земле тепло дарят,
Я вместе с тварью всей лучам небесным рад,
Целящим горести. Их ласкою согрета,
Поет свирель моя. Увы, не жду ответа
От той, что прежде мне дарила жгучий взгляд.
Я позабыт давно, но сам забыть не в силах.
Лежу на холмике, ничком, к земле припав;
Пью аромат цветов и благовонных трав;
Мечтаю в сумраке о ласках Лета милых,
И песен отзвукам русалочьих унылых
Я внемлю, от реки летящим из дубрав.
Перун
Я – князь богов, Перун. Престол мой выше туч;
Далеко молнией разит моя десница;
Грохочет по небу, сверкая, колесница,
Когда я мчусь на ней, ужасен и могуч…
Люблю листву дубов, люблю гремучий ключ;
Кабан
[7] мне посвящен как зверь, орел – как птица.
Имею много жен. Из дочерей — Зарница
Моя любимая… От синеморских круч
До балтских хладных вод лежит моя держава,
От скал Биармии до царственных Карпат.
Повсюду властвую и насаждаю право;
Везде мои дубы священные шумят;
Везде приемлю дань, и, после войн, кровавый
Заколотых мне жертв впиваю аромат…
Мокошь [8]
Я – Мокошь, Палия, Паликопа, Моланья.
Мне служат в Пятницу. Перунова жена
Я Матерью громов и молний названа.
Мои увенчаны короной изваянья,
Дубовою листвой расшиты одеянья,
И с мужем трон делю на небе я одна.
К своим соперницам презрения полна,
Гляжу я на Зарю и Лето без вниманья.
Смущается Земля от блеска глаз моих,
И звезды прячутся в небесные чертоги.
С почтеньем предо мной склоняются все боги.
Сам грозный мой супруг всегда со мною тих.
А люди молят нив не трогать спелых их,
С тревогой тайною на лик мой глядя строгий.
Стрибог [9]
На острокрылого огромного стрижа
Похожий издали, стрелой пронзаю тучи;
Над скалами лечу, кружася и визжа,
Я — ветров буйных князь и дед, Стрибог могучий.
Заслышав голос мой, слова молитв, дрожа,
Стремится славянин шептать на всякий случай.
Повсюду власть моя, и где ее межа, —
Не ведает никто — ни сам Перун гремучий.
Мы оба сватались когда-то вместе с ним
За Солнца дочерей, красавиц светлокосых,
И оба слышали отказ сладкоголосых,
Влюбленных в Месяца царевен. И как дым
Развеялась любовь к богиням молодым,
На утренней заре купающимся в росах…
