Когда голова перестала кружиться, я сумела расслабиться и насладиться невероятным видом. Луна оказалась почти круглой. Ее прозрачный серебряный свет падал на стены храма, отчего они переливались каким-то особым внутренним свечением, присущим только мрамору.

Пир, должно быть, подошел к концу. Сонные фигуры расходились по двое и по трое, слегка спотыкаясь. Гости добродушно подшучивали друг над другом, смеялись, выходя из храма через главные ворота и направляясь к своим аккуратным домишкам, стоявшим перед стенами. Я улыбнулась, глядя, как некоторым парочкам никак не хотелось покидать тенистые закоулки. Когда они все-таки продолжали свой путь, то шли по-прежнему в обнимку.

Видимо, мое положение вдохновило народ на такие же подвиги.

Продолжая наблюдение, я заметила пару кентавров, стоящую поодаль от расходящейся толпы, чуть в стороне от дороги, по которой шли все остальные. Я полетела в их сторону и зависла над их спинами — достаточно далеко, чтобы они меня не заметили, и в то же время близко, чтобы узнать своих друзей, Викторию и Дугала.

Лица Виктории я не видела, не слышала разговора, зато заметила, что речь держал Дугал. Его слова полностью поглотили внимание охотницы. Я, конечно, понимала, что нехорошо подглядывать, но мое призрачное тело никак не желало трогаться с места. Это обстоятельство давало мне превосходный предлог остаться. На моих глазах Виктория подняла руку и прижала палец к губам Дугала. Потом она шагнула вперед, одним грациозным движением опустила голову ему на плечо и один раз кивнула — мол, согласна.

Дугал просиял так, что затмил свет луны, и обнял свою возлюбленную.

Я улыбнулась, желая поскорее поделиться новостью с Аланной. Конфликт, разлучивший Дугала и Вик, видимо, был улажен.

Мой дух медленно двинулся дальше, оставив друзей наедине. От счастья у меня выступили слезы. Я плыла по ночному небу по направлению к дороге, которая вела на запад, к горной гряде, возвышавшейся на краю плато. Я перемахнула через вершины, набрала скорость и начала целенаправленно приближаться к опрятному домику, стоявшему к северу от дороги, среди холмистых полей с ухоженными виноградниками. По бокам от дома расположились крепкий амбар и хорошо сколоченный загон, а также еще одно большое строение, где, вероятно, созревало и хранилось вино. Пусть Богиня благословит урожай и сохранит его до той поры, когда я разрешусь от бремени и снова почувствую вкус этого напитка!

На секунду я зависла прямо над домом. Потом подо мной словно раскрылся люк, и я камнем пролетела сквозь крышу, устланную толстым слоем соломы.

— Предупреждать надо, прежде чем делать со мной такое, — проворчала я, обращаясь к Богине, но тут же умолкла, потому как кое-что увидела.

Я витала под потолком просторной спальни, освещенной несколькими сотнями белых свечей, никак не меньше. У одной стены стояла большая кровать, к другой примкнул резной гардероб и такой же туалетный столик. Возле остальных стен сгрудились низкие табуретки и столы. Вся мебель была покрыта мягкой тканью и хорошо освещена.

Подо мной толпились женщины, окружившие голую роженицу. Она стояла, тяжело опираясь на спинку кушетки, очень похожей на те, что использовались в храме. Женщина наклонила голову, сосредоточилась и зажмурилась. Ее огромный живот колыхался, дыхание учащалось.

Я наблюдала за происходящим и поняла, что остальные женщины действовали очень слаженно, как единое целое. Одна из них осторожно прижимала ладонь к пояснице роженицы. Другая, присев на корточки, показывала, как нужно дышать. Еще две женщины непрерывно взмахивали опахалами, создавая легкий ветерок вокруг будущей мамаши. Остальные же тихо что-то напевали.

Я немного опустилась, и схватки у роженицы закончились. В ту же секунду она подняла голову, поразив меня довольной улыбкой на полных губах, убрала взмокшую прядь с лица и радостно воскликнула:

По-моему, пора!

А я ведь ожидала услышать в ее голосе боль и напряжение.

Раздался смех и крики ликования.

К роженице приблизилась высокая красивая женщина и протянула ей кубок, чтобы та сделала глоток. Другая помощница, совсем юная, промокнула лоб будущей матери куском толстой ткани. Все улыбались, словно принимали участие в таком чудесном событии, что не в силах были сдержать свою радость.

Помогите мне встать как нужно, — тихо, но отчетливо произнесла роженица.

Три женщины постарше выступили вперед. Одна встала на колени. Две другие поддерживали роженицу за руки, пока она опускалась на корточки. Пришло время следующей схватки. Я увидела, как напряглись ее мускулы, когда она глубоко вдохнула и начала тужиться.

Женщины окружили эту группу кольцом, взялись за руки и тихонько напевали без слов мелодию, напомнившую мне одну из песен Лорины Макеннитт: «Я вижу головку!»

Огромный живот женщины на секунду расслабился. Потом она сделала еще более глубокий вдох и снова принялась тужиться.

Спустя какое-то время из ее тела выскользнуло что- то мокренькое, извивающееся. Ребенок был ловко подхвачен бдительной помощницей.

У тебя родилась дочь! — воскликнула матрона.

Остальные женщины подхватили радостный возглас:

Добро пожаловать, малышка!

Меня душили слезы. Я с трудом обрела голос и как эхо вторила их приветствию. Если я совершаю подобные путешествия, то мое присутствие становится ощутимым только в очень редких случаях. Поэтому я была удивлена и обрадована, когда молодая мамочка подняла голову, услышав мой голос. Ее глаза блестели от слез радости, а я почувствовала, что теперь она видела меня.

Возлюбленная Эпоны наблюдала за тем, как появилась на свет моя дочь! — В ее усталом голосе слышался восторг.

Женщины засмеялись, зааплодировали. Некоторые даже пустились в пляс, закружились, вывода руками немыслимые узоры. Их радость была заразительной. Они приводили в порядок новорожденную и мать, а мое невесомое тело двигалось в такт звучащей песне.

Тут меня поразила одна мысль. Чудо рождения было и всегда должно оставаться моментом особой важности для всех женщин, точно так, как это происходило у меня на глазах. Возможно, этот древний мир мог бы научить кое-чему современный, из которого я пришла. Конечно, кесарево сечение и анестезия помогали женщинам, но мне вдруг показалось, что эти средства украли у целого поколения матерей волшебство появления на свет новой жизни.

Стоило мне об этом подумать, как мое невесомое тело начало подниматься. Молодая мамаша помахала мне вслед.

Я была довольна, дрейфовала обратно в храм, в моем сердце царил покой. Я опустилась сквозь потолок своей спальни. Мой дух воссоединился с телом. Я погрузилась в глубокий сон, но напоследок услышала шепот: «Теперь отдыхай, моя Возлюбленная, и знай, что я всегда с тобой».

Чересчур любопытное утро проникло сквозь щелку в шторах, повешенных на окнах от пола до потолка, смотревших на мой личный цветник.

Уф, — буркнула я, собралась укрыться с головой, но заметила какое-то движение.

Оказалось, что на моей кушетке расположились Аланна с Викторией. Подруги смотрели на меня яркими глазами и широко улыбались.

Я заморгала и потерла глаза в надежде, что это игра моего сонного воображения.

Но подруги никуда не исчезли. Хуже того, они заулыбались еще шире.

Что вы здесь делаете? — заворчала я, сердито глядя на гостей и облизывая губы, чтобы избавиться от помойки во рту.

Я не ранняя пташка. Никогда ею не была и не хочу быть. Скажу больше, не доверяю я людям, которые вскакивают с кровати с утра пораньше и носятся, как глупые щенки. Я считаю варварством просыпаться до девяти утра.

Мы пришли поздравить вас с благословенной новостью! — прощебетала Аланна.

Да, мы пытались подождать, пока ты проснешься, но уже середина утра, и сил ждать больше не было! — Даже прелестный голосок Виктории в этот час звучал пронзительно. — Кроме того, у меня тоже есть новость, которой я хочу с тобой поделиться, — смущенно добавила она.