Среди них с полуулыбкой на лице дожидался Харртека и слуга Кассон. В безупречном мундире. Его без единого пятнышка форма составляла сильный контраст с грязным коридором и выглядела почти оскорблением растрепанному после битвы Теренту. Кассон отсалютовал и протянул господину теплое влажное полотенце. Харртек вырвал его из рук слуги и стер с лица накопившуюся за время боя грязь и копоть. Ткань почернела от масла и пота, покрылась красными разводами от триумфальных мазков.

При ярком свете Харртек выглядел ужасно. Когда-то он был привлекательным мужчиной, но с тех пор сильно изменился. Лицо осунулось. Выступающие скулы так натянули кожу, что казалось, вот-вот вырвутся наружу. Густые черные волосы начали выпадать целыми клочьями. В силу своего тщеславия Терент отказывался сбрить их полностью и стал зачесывать так, чтобы скрыть проплешины. Это никого не могло обмануть, в первую очередь его самого. Вокруг воспаленных глаз темнели багровые тени, почти такого же цвета, как его титан. Лишь глаза остались такими же, как прежде, столь глубокой голубизны, что напоминали лазурит. Он даже не мог вспомнить, сколько женщин хвалили их красоту. Только глаза и остались красивыми.

Он постепенно стал ненавидеть их как напоминание о том, каким он когда-то был. Победа, какой бы великой она ни была, доставляла лишь мимолетное удовольствие. Когда адреналин заканчивался и слава битвы затухала, наступал этот момент: Харртек смотрел в зеркало на свое стареющее лицо, а глаза словно смеялись над ним. Казалось, они говорили, что победа ничего не значит. Он втайне боялся, что они правы, что в обмен на призрачную мощь он отказался от чего-то чрезвычайно ценного.

— Прими поздравления с убийством, мой господин, — произнес Кассон.

Харртек бросил ему полотенце. Парень бывал слишком нахальным. Во всех его словах слышалась доля насмешки. Мрачный голос Терента зазвучал из-под подбородника, закрывающего рот:

— «Гончая». Мелочь. Даже не «Разбойник». Я хочу «Полководца» или «Немезиду». Какая заслуга в уничтожении такой жалкой машины? Мы проиграли, Кассон. Охотники заняли Иридий. Весь этот мир должен был принадлежать нам. Война, длившаяся три года, закончилась в одну неделю. План был хорош, но мы его провалили.

Кассон поклонился.

— Независимо от результата, ты прекрасно проявил себя, мой господин.

Кое-кто назовет меня трусом, попомни мои слова, — возразил Терент.

— Отступление было единственно возможным шагом.

— Да что ты в этом понимаешь? — угрожающе спросил Харртек.

Кассон снова поклонился. Харртек уставился на слугу. Как давно тот состоит при нем? Он даже не мог точно вспомнить. С операции в мире Баркан? Или раньше? Казалось, что Кассон всегда был поблизости. Замкнутый парень, все время занят каким-то делом, не одним, так другим; а вот отношение к нему остальных дулузов порой беспокоило Харртека — слишком уважительное. Но Кассон был полезен, этого он не мог отрицать.

— Я подготовил твое помещение, — спокойно доложил слуга. — Там можно очиститься и освежиться.

Из-за недостаточно герметичного соединения коридора с титаном сюда с шипением просачивался воздух. Харртек недовольно оглянулся. Звук еще больше усилил боль в его черепе.

— Эта стоянка пока не полностью приспособлена для нашего пребывания, мой господин, — сказал Кассон. — Но твоя комната стала достаточно удобной, клянусь своей жизнью.

— Когда-нибудь я припомню тебе эту клятву, — проворчал Харртек.

— Но сегодня в этом нет нужды, принцепс-майорис.

Харртек кивнул. Кассон снова склонил голову и протянул руку.

— Сюда.

Кассон указывал путь. Аугментатии безмолвно пристроились на шаг позади Харртека. Несколько минут они шли молча, потом Харртек нарушил тишину:

— Я видел ее, — внезапно сказал он.

— Мой господин? — Кассон вопросительно поднял бровь.

— Не валяй дурака — когда еще я говорю так? И о ком еще? — огрызнулся Харртек.

Он опять злился. Это же просто смешно. Он заставил себя успокоиться, замедлив дыхание, но пульсация в глубине глаз не исчезла.

— В скопление прибыл Легио Солария. Они здесь, у Тета Гармона Пять. Сегодня я дрался с ними, и она была там, впереди всех. Эша Ани Могана.

Кассон ничего не ответил. Харртек заворчал, но не стал делать замечание. Кассон вел его через лабиринт тесных коридоров. Архитекторы явно не ожидали, что их творение почтит своим присутствием кто-то вроде Терента Харртека. Они строили станцию для слуг и рабов. Пространство появилось только в коридоре, где должны были работать тяжелые сервиторы. Но и здесь, как и во всем комплексе, не имелось ничего, кроме самого необходимого. Все покрывал слой тускло-зеленой краски; монотонность нарушали лишь случайные полосы и символы в виде черепа-и-шестеренки.

Из этого перехода Кассон снова увел его в узкие коридоры дока. При минимальной силе тяжести Харртеку потребовалась немалая осторожность, чтобы очередной шаг не поднял его к самому потолку, что напомнило об идущем в пустоте «Нунцио Долорес». Воспоминание зажгло в нем искру желания снова объединиться с титаном.

— Клянусь Террой, с каждым сражением жизнь становится все более мрачной, — сказал Харртек, нагибаясь перед дверью, снабженной самым примитивным механизмом герметизации на случай пробоя оболочки. Небольшой выступ оставлял место для резиновой прокладки, окаймляющей дверь, позволяя закрыть помещение вручную. Харртеку в своем негнущемся металлическом подбороднике пришлось постараться, чтобы пройти в этот проем.

— Это кратчайший путь, мой господин. Скоро мы будем на месте.

Кассон хранил молчание до тех пор, пока они не оказались в помещении, более подходящем для передвижения, — белом коридоре с гладким стальным полом, выкрашенным в красный цвет. Кассон остановился и показал на одну из нескольких массивных дверей в стене. В нее можно было пройти без труда, и открытием управлял сервитор. Механизм монотонно произнес имя и звание Харртека, после чего дверь отошла в углубление стены.

— Неплохо, Кассон, — сказал Харртек, окидывая взглядом комнату.

Это был не дворец, но помещение достаточно просторное для нескольких предметов обстановки и отдельного аблатория с левой стороны. Кассон уже повесил на стену трофейный флаг Харртека — полотно из сшитых вместе маленьких квадратных лоскутков, каждый из которых отрезали от знамен убитых его манипулой машин. Эта традиция существовала еще до появления в «Нунцио Долорес» черепов, и Харртеку она нравилась больше. На столе его ждала еда, даже кое-какие свежие продукты: фрукты и овощи вперемешку с кубиками восстановленных питательных веществ и синтетического мяса.

— Совсем неплохо.

Харртек вошел в комнату и повернулся к идущему следом слуге.

— Хочешь, чтобы я помог тебе переодеться, господин?

Головная боль немилосердно давила на глаза принцепса. Он с трудом удержался, чтобы не заорать в лицо Кассону.

— Если ты мне понадобишься, я позову.

— Как пожелаешь.

Кассон попятился. Два аугментатия встали караулом по обе стороны от двери. Остальные ловко развернулись и зашагали обратно. Харртек прислонил голову к холодному металлу стены и стоял так, пока звук их шагов не затих вдали. Слуга тоже поспешил к выходу. Бросив напоследок в сторону Терента вопросительный взгляд, он выскользнул в коридор.

Харртек запер дверь и опустил голову.

Затем пригладил поредевшие волосы. Ощущение успокаивало его до тех пор, пока пальцы не наткнулись на входное гнездо, вживленное в кость черепа. Боль вспыхнула с новой силой и холодными волнами разошлась от затылка. Ногти зацепились за что-то вокруг гнезда. Засохший шрам. Он сковырнул корочку, и новая острая боль дополнила мигрень.

На поднесенных к лицу пальцах виднелись пятнышки крови.

— Бог войны, спаси меня от мира, — пробормотал он.

Харртек был измотан морально и физически. Управлять «Нунцио Долорес» с каждым разом становилось все труднее. Долгая связь между ними должна была сделать этот процесс легче, поскольку дух машины постепенно формировался в соответствии с его данными, и до недавних пор так оно и было. Но в последнее время Харртек чувствовал сопротивление титана.