— Я скажу то, что захочу!

— Нет, ты скажешь, что ничего не знаешь!

— Я скажу, что видел, как шевалье проводил целые ночи с этой Франсийон, если, конечно, он тогда не был в твоей постели!

— Смотри, Демарец! — сказала Жюли с угрозой в голосе. — Смотри у меня!

— Но ведь это — правда, — настаивал Демарец. — С приездом в этот дом шевалье сюда пришло несчастье!

— Если ты так скажешь, Демарец, то тогда нечего приходить и стучать в мою дверь! Ты понял?

— Я стучу в твою дверь для того, чтобы увидеть, что там мне оставили другие! Хватит с меня!

— Что? Так ты жалуешься? И этого слишком много для такой деревенщины, как ты! Ты хоть видел себя в зеркале? С такой рожей, как у тебя, как раз и идти за шевалье, в котором чувствуется порода, воспитание и благородство! Черт возьми, Демарец, ты должен считать, что тебе страшно повезло!

Демарец бросил на нее недобрый взгляд из-под складок век и сделал вид, что направляется к дому. Резким движением Жюли схватила его за рукав рубашки:

— Я тебя предупредила, — сказала она. — Если ты проболтаешься, считай, что между тобой и мной все кончено!

Он пожал плечами и пошел дальше. Жюли проводила его взглядом и долго смотрела, как он удаляется, втянув голову в плечи, тяжелой походкой, слегка согнувшись, как упрямый и тупой бык.

Она подумала, что все кончено, потому что этот глупый слуга откроет Мари все их секреты, которые ему, без сомнения, известны. Такое непременно заслуживало серьезного наказания. Она свирепо сжала кулаки, но вынуждена была признаться себе, что ничего не сможет сделать.

Немного успокоившись, она пошла Следом за Демарецем и стала обдумывать, как отплатит ему за его злобу и безнадежную глупость.

Когда она подошла к воротам замка, то увидела Мобрея. Он держал в руке свою трубку и казался погруженным в глубокую задумчивость. Он не обратил никакого внимания на служанку, но той это было совершенно безразлично. Она подошла к Реджинальду и, не боясь показаться назойливой, обратилась к нему:

— Шевалье… Не зайдете ли на минутку в мою комнату?

Он очнулся от своих грез и удивленно посмотрел на нее.

— В вашу комнату? — сказал он, улыбнувшись. — О, Жюли! Друг мой! Похоже, что этот климат возбуждает ваши чувства!

— Речь пойдет не о том, о чем вы думаете, — ответила она вполголоса. — Я должна сообщить вам что-то очень важное…

В данный момент он совершенно не собирался кого-то выслушивать, поэтому ответил:

— Да? Неужели? А в чем дело?

— В вас. Дело в Демареце, в мадемуазель де Франсийон и в генеральше… Вам этого достаточно?

Реджинальд вздрогнул. Он оглянулся, как будто боялся, что за ними кто-то подглядывает, и ответил:

— Идите к себе, Жюли, я вас сразу же догоню!

Мари смотрела на стоящего перед ней со шляпой в руках Демареца.

— Вы посылали за мной, мадам?

— Да, — ответила она твердым и повелительным тоном. — Я хочу знать, почему вы единственный во всем доме не спите по ночам? Говорят, что вы подсматриваете и все вынюхиваете, короче, что вы слишком любопытны и интересуетесь тем, что вас абсолютно не касается! Мне это не нравится. Почему вы так себя ведете?

— О, госпожа генеральша, все это потому, что я не могу по ночам спать! Я ложусь, но уснуть никак не могу! Тогда я встаю, хожу туда-сюда, стараюсь устать, но ничего не могу поделать.

— Вы надеетесь устать, подслушивая под дверьми?

— Я не подслушиваю, мадам…

— Не лгите! Я вас видела! Я сама вас заставала! — выдумывала Она на ходу.

Демарец в отчаянии опустил голову.

Так вот, слушайте! — продолжала она. — Вы, безусловно, знаете, как поступают с чрезмерно любопытными слугами? Мне неизвестно, работаете ли вы на кого-нибудь, но зато совершенно точно, что я не желаю, чтобы за мною подсматривали, кто бы то ни был! Вам придется оставить этот дом!

— Мадам! Клянусь…

— Не клянитесь! Вы уйдете отсюда, Демарец, я вас увольняю!

Она увидела, как этот человек начал весь дрожать с немыслимо глупым видом. Было ясно, что такое не входило в его планы. Будучи выгнанным из замка, он лишался возможности получать те сведения, которые были так нужны майору и, если он не будет теперь рядом с генеральшей, станет ли Мерри Рулз впредь обращать на него внимание?

— Берегитесь! — предупредила его Мари. — Я прогоню вас не только из этого дома, но вообще с острова, вы поняли? Вы должны уехать на первом же судне! Уезжайте на Сен-Кристоф и оставайтесь там, если власти согласятся терпеть вас, а хотите — возвращайтесь во Францию!

У Демареца был такой несчастный вид и на лице его было написано такое раскаяние, что генеральша подумала, как бы он не бросился к ней в ноги и не стал умолять оставить его. Она строго, даже жестко, посмотрела на него. Однако его вид говорил ей, что сейчас не было никакого смысла предлагать ему ту сделку, о которой она думала. Поэтому она подождала новой попытки со стороны слуги разжалобить ее, и, действительно, Демарец с трудом проговорил:

— Мадам, не прогоняйте меня, умоляю вас! Вы же мною довольны, я никогда не отказывался ни от какой работы! Уверяю вас, что больше никогда не выйду ночью из своей комнаты… Если у меня и был вид, будто я за кем-то наблюдаю, то, поверьте, это вовсе не за вами, а за Жюли… Мадам, я люблю Жюли, и она была моей невестой до появления здесь шевалье де Мобрея! А с тех пор, как здесь обосновался этот шевалье де Мобрей, она больше не хочет меня знать! Я уже ничего для нее не значу…

— Послушайте, Демарец, — несколько мягче проговорила Мари. — Единственная возможность для того, чтобы я вас как-то простила, так это — признать свою вину. Признайтесь, что вы следили за шевалье, мадемуазель де Франсийон и за мной тоже?

— Собственно, я ни за кем не следил, — ответил он. — Если мне и удалось что-то узнать, то это лишь чистая случайность!

Мари направилась к нему с таким видом, что если бы у нее в руках была бы плеть, то она непременно ударила бы Демареца.

— Демарец! — громко сказала она. — Вы мне сейчас же расскажете все, что вам известно! Слышите? Если нет, то вы уедете отсюда на первом же судне в наручниках, как преступник!

В его тупом мозгу что-то блеснуло. Слуга внезапно увидел некую связь между тем, что говорила ему Жюли, и тем, чего требовала от него генеральша. По сути дела, ее угроз не стоило слишком бояться: она явно делалась более мягкой, когда речь заходила об отношениях шевалье де Мобрея и мадемуазель де Франсийон. Это понял бы каждый.

И слуга сказал себе: «Неужели она желает знать только это одно? Зачем было тогда устраивать такой шум? Почему бы просто не спросить у меня, что я знаю обо всем этом? Я бы с удовольствием удовлетворил ее любопытство, и даже больше того! В конце концов я хочу только погибели этого проклятого шотландца, который отнял у меня ту, которую я так любил!»

— Мадам, — заговорил он самым униженным тоном, на который был способен, стараясь, чтобы в его голосе чувствовалось раскаяние. — Спрашивайте меня. Я отвечу на все ваши вопросы!

Мари посмотрела на него. Она отвернулась и подошла к окну, которое выходило во двор. Там она увидела Реджинальда, который что-то обсуждал с Квинквой. Негр протягивал ему длинный бич, которым пользовались надсмотрщики. Она не стала задерживать свое внимание на этом и неожиданно прямо спросила:

— Вам случалось видеть ночью шевалье де Мобрея в комнате мадемуазель де Франсийон?

— Да, мадам.

— Вы слышали, о чем они говорили?

— Нет, мадам. Меня это не интересовало.

— Но все же, — побледнев и нервно сжимая пальцы, она повернулась к нему, — все же, что они делали? Они разговаривали? Говорили же они что-то! Черт бы вас побрал, если вы стояли там, прижав ухо к замочной скважине, должны же вы были хотя бы что-то услышать? Хотя бы одно слово? Ну, говорите же!

— Мне казалось, что они целовались, мадам. По правде говоря, шевалье переходил из одной комнаты в другую… Было видно, что он, как и я, не мог спокойно спать… В поисках сна он переходил от мадемуазель де Франсийон к Жюли, а от Жюли…