КИТСИЯ. Меня удивило столь сильное сходство между отцом и сыном, вплоть до страсти к одной и той же женщине!

Стоило Арчеру увидеть Синтию, как он страстно ее возжелал.

ЛИБЕРТИ. Вам это показалось чрезвычайно привлекательным?

КИТСИЯ. Да. Тем вечером я не думала об Арчере в сексуальном плане, пока он не попросил меня передать Синтии любовную записку, которую он нацарапал на салфетке Элен. Я прочла записку вслух и вогнала его в краску. Видимо, из-за его смущения у меня и зародился план…

ЛИБЕРТИ. Может быть, вам хотелось, чтобы записка была адресована вам?

КИТСИЯ. В полумальчике-полумужчине есть что-то неодолимо привлекательное.

ЛИБЕРТИ. Вы решили ему помочь?

КИТСИЯ. Вряд ли кто-нибудь еще мог бы оказаться ему так же полезен. Я предложила, чтобы он, не дожидаясь конца всеобщего веселья, пришел ко мне: я обещала показать ему, что такое женщина.

ЛИБЕРТИ. И он согласился?

КИТСИЯ. Он оказался прилежным учеником. Мальчик готов признать свое невежество, тогда как мужчина…

ЛИБЕРТИ. Значит, он явился?

КИТСИЯ. Да. Ко мне в дверь постучался златокудрый красавчик.

ЛИБЕРТИ. Погодите! Создается впечатление, что это Арчер вас соблазнил?..»

Кит оторвалась от стенограммы. Либерти сидела уа краешке дивана и не сводила с нее глаз.

— Мне бы и в голову не пришло… Из всех, кого я могла бы вообразить своим отцом, самым последним я бы назвала…

— Читайте, читайте!

Кит с сомнением покосилась на лист:

— Лучше я сперва выпью воды.

Либерти наполнила стакан, и Кит, дрожащей рукой поднеся его к губам, осушила стакан залпом, после чего заставила себя продолжить чтение.

«КИТСИЯ. Я научила Арчера всему, что надо знать мужчине о том, как доставить удовольствие женщине. Я научила его приводить партнершу в неистовство, вызывать у нее одну волну наслаждения за другой…

ЛИБЕРТИ. Жаль, что в наше время нет таких женщин, как вы.

КИТСИЯ. Жаль? Да ты смеешься! Мир не знал бы, что делать с другой такой, как я. Да и сама я не потерпела бы подражательницу. На чем я остановилась? Будь добра, передай мне кальян. Спасибо. Итак, я знала, что забеременею — у меня были самые подходящие для этого дни. Весь вечер я истекала влагой ЛИБЕРТИ. Вы специально переспали с Арчером, чтобы забеременеть?

КИТСИЯ. Сначала у меня не было такого намерения, но в процессе, когда я еще оставалась наставницей, а он — учеником, я подумала почему бы и нет? Когда еще подвернется случай забеременеть от полумальчика-полумужчины, негодного для того, чтобы стать мне мужем, даже любовником? Вариант представлялся мне идеальным. Каникулы кончатся, Арчер уедет, и я останусь одна.

ЛИБЕРТИ. Значит, вы не помышляли об аборте? Не сожалели о содеянном?

КИТСИЯ. Нет. Я решила дать плоду вызреть. Но я не собиралась вовлекать в это ни Арчера, ни кого-либо еще.

ЛИБЕРТИ. Действительно идеально: вы, ваше искусство и ваш ребенок.

КИТСИЯ. Напрасно иронизируешь! Думаешь, творить просто? Согласилась бы ты сама отказаться от всего ради искусства? А я согласилась. И до сих пор так живу. Я исключила из своей жизни все, кроме нескольких людей, которых могла использовать для пользы дела.

ЛИБЕРТИ. Использовать?

КИТСИЯ. Я требовала у них ответа, не свернула ли я с намеченного пути? Честна ли я в своем творчестве? Я допускала к себе только избранных друзей. Верньер-Планка, Серс, Беренсона и еще нескольких. Я вносила изменения в свои произведения у них на глазах. Я клещами вырывала из них правду.

ЛИБЕРТИ Что-то я не вижу, где тут место для ребенка?

КИТСИЯ. Сейчас я готова с тобой согласиться, а тогда воображала, что могу получить все на своих условиях. Я не рассчитывала, что Арчер вернется так скоро, и была уверена, что он изживет свою детскую влюбленность. Но Ангус твердо решил еще раз привезти сына из Америки домой. Мне казалось, что брат таким образом проверяет свою способность преодолеть все существовавшие тогда трудности: получить кучу разрешений, выбить документы, место на заполненном до отказа корабле. И вот после конца семестра Арчер объявился снова. Я была на шестом месяце беременности Все пошло кувырком… В конце концов Арчер убил человека, вернее, другого мальчишку.

ЛИБЕРТИ. Вы хотите сказать, что Арчер Рейсом — убийца?

КИТСИЯ. И да, и нет. Сам он об этом не знает Об этом вообще знают лишь немногие из родни эмира. И вот теперь ты.

ЛИБЕРТИ. Как же получилось, что сам Арчер остался в неведении? Такое впечатление, что меня без моего согласия приняли в клуб избранных.

КИТСИЯ. Так или иначе, прием состоялся. Теперь на тебе лежит огромная ответственность, ты знаешь о вендетте.

ЛИБЕРТИ. Что еще за вендетта?

КИТСИЯ. Против детей Арчера.

ЛИБЕРТИ. Не понимаю.

КИТСИЯ. Где тебе! Сиди спокойно, сейчас я все объясню.

Вернувшись и найдя меня беременной, Арчер пришел в восторг и стал планировать наше с ним совместное будущее, а когда я сказала ему, что отец — не он, воспринял это как оскорбление.

В конце концов он поверил слухам, из которых следовало, что отец ребенка — сын эмира, один из моих постоянных натурщиков. В припадке ревности Арчер затеял с пареньком драку и ранил его, но и сам тоже получил ранение — в ногу. Помню, глядя, как они катаются по песку, я задавалась вопросом: неужели без этого мужчина — не мужчина? Неудивительно, что я не желаю иметь с ними ничего общего.

Ангус прибежал из большого дома и растащил драчунов, но кровь была пролита. Он сразу понял, каких Арчер натворил бед, и быстро отправил его со Звара. Как вы догадываетесь, у брата не было задачи главнее, чем сохранение хороших отношений с эмиром. Его бизнес, положение на острове, безопасность — все находилось в руках эмира, и как раз под Новый год они заключили сделку о добыче на Зваре фосфатов.

Строго наказав Арчеру не появляться без разрешения, мой братец побежал к эмиру. Говорят, он ползал перед эмиром в пыли и молил о прощении. Казалось, что сын эмира выживет, поэтому Ангус был прощен и в знак благодарности даже пустил слезу. Но радость оказалась преждевременной: небольшая рана на груди у паренька загноилась, и уже неделю спустя он умер от пневмонии.

Узнав о его смерти, я испугалась, что всех Ренсомов зарежут в своих постелях, но эмир отложил расплату, пощадив Ангуса, Элен и меня.

ЛИБЕРТИ. А Арчер?

КИТСИЯ. Как ни велико было горе эмира, он тоже искал способ не портить отношения с Ангусом — ведь благодаря Ангусу он разбогател. Эмир знал, что, убив Арчера, погубит все, что он и его семья успели получить благодаря их сотрудничеству. Тогда его гнев обратился не на Арчера, а на меня.

ЛИБЕРТИ. Почему на вас?

КИТСИЯ. Потому что я была причиной гибели его сына.

ЛИБЕРТИ. И все-таки эмир вас простил?

КИТСИЯ. И да, и нет.

ЛИБЕРТИ. Не понимаю.

КИТСИЯ. Конечно, я сумела спасти Арчера, пожертвовав малым — одной грудью, но жизнь его ребенка я спасти не могу.

Боюсь, сыновья эмира пронюхали, что Кит — дочь Арчера. Ее надо предостеречь, и для этого я выбрала тебя. Возьми вот это.

ЛИБЕРТИ. Почему я? Разве вы не можете сказать ей сами? Что вы мне даете?

КИТСИЯ. А на что это, по-твоему, похоже? Это черепашка. Открой и загляни внутрь. Слушай меня внимательно…»

По щекам Кит катились слезы, но она даже не думала их вытирать. Отложив бумаги, она уставилась в пустоту.

— Я всегда думала, что у нее был рак груди, но боялась спросить. Боялась, что сама заболею… — Кит подняла глаза.

Либерти стояла перед ней, протягивая черепашку. Кит взяла ее и медленно встала, рассматривая вещицу с разных сторон.

Наконец-то она к ней попала! Черепашка была в точности такая же, как та, которую она получила от матери в честь начала месячных, только у этой глаза были сапфировые, а у той, что осталась в шкатулке в «Кларе», — изумрудные. Она надавила на золоченое брюшко, панцирь откинулся. На зеленом бархате лежала вторая серьга с черной жемчужиной.

Кит посмотрела драгоценность на свет, наслаждаясь ее дымчатым блеском, потом прошлась по номеру с опущенной головой, словно высматривала что-то на полу. Наконец она заговорила: