— Вам нравится, что ваша мать транжирит деньги своего пенсионного обеспечения на консультации экстрасенсов по телефону?..

— Она может тратить свои деньги так, как ей заблагорассудится, — оборвал его шериф и, немного помедлив, добавил: — Я слышал, что Люси Гилберт встречается с Уитом Мозли.

— Ну и что?

— Вас и его честь нельзя считать большими друзьями, верно? — Холлис надел колпачок на свою ручку и неожиданно бросил на Дэвида хмурый взгляд.

— Мы нормально ладим.

— Нет, не ладите. Ты никогда с ним не ладил. И насколько я понимаю, ты даже не делал попыток найти с ним общий язык. — Холлис поднялся и смял листок с каракулями. — Если у тебя есть причина подозревать Люси Гилберт и твердое на то основание, тогда действуй. Если же ты допрашиваешь ее только потому, что она является подругой парня, который для тебя как кость в горле, забудь об этом. Мне не нужны офицеры, злоупотребляющие своим положением.

— Я возмущен таким подозрением. Глубоко возмущен.

— А я и не старался, чтобы ты возмущался мелко, Дэвид, — отрезал Холлис. — Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Полностью. — Голос Дэвида оставался спокойным. — Мне нужны объяснения по некоторым пунктам ее показаний. Вот и все. Вообще-то мы с моим другом судьей Мозли собираемся поехать вместе в Корпус-Кристи, чтобы получить результаты медэкспертизы и встретиться с командой судебных антропологов.

— Вот и хорошо. Играйте, детки, дружно и ведите себя как следует, — сказал Холлис и вышел из кабинета.

Дэвид Пауэр разжал пальцы. Странно. Холлис был демократом; Уита Мозли выбрали по списку Республиканской партии, хотя сам Уит скорее был похож на парня, который заблудился и случайно забрел на собрание Партии Зеленых, потому что задержался на показе мод. Почему Холлис принял сторону Уита? После недолгих раздумий он решил, что это объясняется тем, что оба они из старых семей Порт-Лео, влиятельных и богатых семей побережья, к которым Пауэры не относились. Старые семейные связи значат больше, чем принадлежность к той или иной политической партии. Такого за деньги не купишь. Вот и все объяснение.

Дэвид вышел в холл. Там стояла Люси Гилберт вместе с какой-то женщиной. Наверное, ее адвокат, решил Дэвид. Люси бросила на него взгляд, показавшийся ему хищным взглядом голодной барракуды, которая пропустила завтрак, обед и ужин одновременно.

Уита нигде не было. Это удивило Дэвида. Он был уверен, что Мозли обязательно явится, чтобы шумно выпускать пар из ушей. Но, возможно, это даже к лучшему, мелькнуло в голове Пауэра. Он одарил Люси Гилберт своей самой доброжелательной улыбкой и подумал: «Если ты, сучка, сделаешь хоть малейший неверный шаг, но при этом все же имеешь отношение к этим убийствам, ты — моя».

— Мисс Гилберт? Спасибо, что пришли. У меня есть к вам несколько вопросов относительно показаний, которые вы давали полиции. Пройдите, пожалуйста, сюда…

Старшая племянница Пэтча Гилберта, Сюзан, жила в роскошном районе Кастауэй Ки,[9] состоявшем из ряда улиц и частных причалов, где было мало людей, родившихся и выросших в Порт-Лео. Фасад ее дома выходил на бухту Святого Лео, жизнь в которой этим летним днем просто кипела. По волнам скользили парусные шлюпки, словно взбесившиеся пчелы, носились водные мотоциклы, у берега бороздила волны прогулочная лодка, забитая до отказа отдыхающими, которые приехали сюда на уик-энд; с палуб доносилась жуткая танцевальная музыка восьмидесятых годов.

Название Кастауэй Ки не слишком подходило этому району. Многие дома здесь стоили четверть миллиона долларов и больше. Уит подозревал, что, если бы кто-то вздумал нарядиться, как Робинзон Крузо, и в таком виде прогулялся по улицам этого рифа потерпевших кораблекрушение, от названий которых веяло дорогим отдыхом и курортами, — например Хилтон-Хэд-роуд[10] или Козумель-уей,[11] — его, в конечном счете, привели бы к нему, судье, и обвинили в бродяжничестве.

Белый современный дом Сюзан Гилберт сиял огромными окнами, через каждое из которых вполне можно было бы заехать на автомобиле. На клумбах вдоль подъездной дорожки к дому росли изящные пальмы и разросшиеся бугенвиллеи. Номер дома был выложен ярко окрашенными мексиканскими изразцами. Сюзан, художница, была скорее человеком жизнерадостным, чем скептически настроенным. Или, возможно, Сюзан плохо вела хозяйство, а особняк этот был как раз симптомом намечавшихся в ее жизни финансовых трудностей.

Когда Уит парковался, у него зазвонил мобильный телефон.

— Судья Мозли слушает.

— Судья, привет. Это Линда Берд. Я жена Джимми Берда. Думаю, вы знаете, кто он такой.

— Я знаю, что мы собирались поговорить с ним, мэм.

— В общем, я только что беседовала с этим придурком, Дэвидом Пауэром. Я не хочу с ним больше общаться, а шериф сказал, что, возможно, мне лучше побеседовать с вами. Вот я и звоню вам, — сказала она и, помедлив, продолжила: — Этот помощник шерифа меня раздражает.

— Понятно, мэм.

— Новый Орлеан. Я думаю, что если Джимми действительно сбежал, он отправился именно туда. В прошлом месяце я пару раз слышала, как он, разговаривая поздно ночью по телефону, называл имя Алекс. Я думала, что это кто-то из его друзей-собутыльников. Они любят держаться вместе и постоянно звонят друг другу. Как подростки какие-то, ей-богу.

— Ясно.

— А потом принесли счет за телефон. В квитанции было три разговора с Новым Орлеаном, хотя мы там никого не знаем, и все звонки — поздно ночью. Счета оплачивать приходится мне, поскольку я работаю. Я спросила у него, кому он звонил, а он ответил, что это какая-то ошибка. Но врать Джимми не умеет, поэтому я уверена, что он солгал. — Линда помолчала. — Потом я подумала, что, может быть, Алекс — это девушка. Честно говоря, я не могу понять, как он мог завести себе подружку в Новом Орлеане. — Она вздохнула. — А вам я говорю об этом потому, что Дэвиду Пауэру я ничего рассказывать не буду, это точно. Дать вам номер, по которому он звонил?

— Да, мэм, конечно, обязательно.

Она продиктовала телефон, и Уит поспешил записать его.

— А Дэвиду Пауэру передайте, чтобы он, блин, когда мы с ним встретимся в следующий раз, вел себя со мной поучтивее, а иначе я напишу на него жалобу. У меня сейчас есть не только свой адвокат — тот, который занимается моим разводом, — но и неистребимое желание писать разные заявления.

— Я чувствую, что вы настроены решительно, миссис Берд. Спасибо.

— В прошлом году вы назначили залог за освобождение моего брата, — сказала она. — В сумме, которая была нам под силу. Мы, естественно, оценили это. В следующий раз я буду голосовать за вас.

Уит поблагодарил ее и, внимательно посмотрев на телефонный номер, чуть не рассмеялся.

Когда он поднимался по лестнице, парадная дверь открылась и в проеме показалась Сюзан Гилберт. На ней были черные джинсы, черная футболка, черные сандалии. «Какой идиотизм, — подумал Уит, оценивая траурный наряд художницы, — по такой-то жаре…» Сюзан, весьма привлекательная женщина, обладала какой-то скульптурной красотой и была лет на пять-шесть старше Люси. Точеные черты ее лица казались почти совершенными, словно над ними поработал скульптор.

Сюзан поприветствовала Уита коротким объятием, настолько быстрым, что у него мелькнула мысль о том, что она могла бы и не беспокоиться. Ему показалось, будто ей хотелось каким-то образом привести его в порядок в укор Люси: то ли причесать растрепанные светлые волосы, то ли надеть на него более подобающий ситуации костюм. Он заметил, как она неодобрительно окинула взглядом его одежду: выцветшую спортивную рубашку, мятые брюки цвета хаки, сандалии.

— Держишься? — с искренним участием спросил он.

— С трудом, — ответила она бесстрастным голосом.

Уит прошел за ней в холл с высоким потолком, а затем в гостиную. Мебель в доме была современной и дорогой: модные линии, импортное тисовое дерево, обивка из бежевой и черной кожи. На полу — ковер светло-кремового цвета, несколько смелого для дома, который расположен на берегу моря. Все стены увешены абстрактными картинами, написанными в одной, достаточно грубой манере, где глазу трудно было зацепиться за какую-то форму или деталь. Неистовое буйство красок должно было шокировать зрителя. В общем, Джексон Поллок[12] без тормозов и ограничений. Внезапно Уит почувствовал, что картины эти очень слабенькие и за претензией на талант прячется обычное убожество. Они ему не понравились с первого взгляда.