Она плыла, махала красной подушечкой, снова плыла. В какой-то момент ей показалось, что она заметила парусную лодку вдалеке, но та вскоре скрылась в туманной дымке.

Ты можешь закончить все это прямо сейчас, — подсказывал ей незнакомый голос. — Это будет правильно. Просто остановись. Сдайся. Иди ко дну.

— Заткнись, — прошипела она, едва шевеля растрескавшимися губами.

Не будет ничего позорного в том, чтобы просто лечь на воду. Она недолго будет казаться холодной.

Повинуясь инстинкту, она на мгновение остановилась на взмахе и налившимися свинцовой тяжестью руками помахала красной подушечкой опять.

Есть вещи и похуже, чем просто оказаться мертвой. Лучше тебе утопиться самой, пока до тебя еще не добрались акулы.

— Я не вкусная, — с трудом произнесла Клаудия и снова поплыла в сторону полоски, которая казалась ей берегом.

Она думала о Дэнни, потом о Бене, живы ли они сейчас или нет. В небе не было видно ни самолетов, ни вертолетов, и холодная, тоскливая мысль, сопровождавшаяся дрожью где-то в желудке и между лопатками, стала стучать в висках: «Никто тебя не ищет. Они не знают, где им тебя искать».

Клаудия сообразила, что сейчас была уже вторая половина дня, и по солнцу попробовала определить направление, чтобы плыть к берегу, на запад. Она думала, что, возможно, видит солнце в последний раз, но, испытывая острую резь в глазах, оттого что смотрела на него слишком долго, все же старалась сохранить направление движения. Может быть, когда солнце взойдет в следующий раз, она уже будет навсегда покоиться под этими волнами. Костей никогда не найдут, мясо разъест соленая вода, атомы ее тела за следующую сотню лет приливами рассеет по всему миру. Она попадет в Таиланд, Австралию, Индию, Швецию, во все места, куда она мечтала поехать; какие-то частички ее окажутся в песчинках, в пенном следе прибоя.

Просто отпусти. Отпусти. Пусти…

— Нет! — закричала Клаудия.

Между ней и никак не приближающейся полоской берега появилась какая-то точка; она быстро двигалась, и вскоре можно было различить полумесяц паруса. Точка становилась все больше.

Клаудия закричала что есть мочи и из последних сил стала размахивать потрепанной, потерявшей форму красной подушечкой. Она все размахивала и кричала, пока не сорвала голос.

Люси уже была готова покинуть дом Пэтча. С сумочкой в руках, в джинсах и простой белой футболке, темных очках с толстыми стеклами и бейсболке, она вышла на крыльцо и увидела подъехавшего Уита. Он припарковал «форд-эксплорер» так, чтобы она могла выехать на своем «шевроле», и вышел из машины. Люси подошла к своему автомобилю, открыла дверь, бросила на сиденье сумочку и застыла в ожидании, глядя, как Уит приближается к ней.

— Как твои заседания после обеда?

— Очень медленно. Рад, что удалось закончить чуть раньше. Ты куда сейчас? — спросил он.

— Есть несколько дел, — ответила она. — С тех пор как умер Пэтч, я еще пальцем о палец не ударила.

— Я с удовольствием помогу тебе.

Она выжала из себя улыбку.

— Все в порядке. Лучше, если я справлюсь сама. Мне необходимо чем-то заняться.

Он рассказал ей о своем разговоре с Сюзан. За темными очками не было видно никаких эмоций, но она скрестила руки на груди и от злости начала притопывать ногой по земле.

— Ладно. И что же ты собираешься делать? — поинтересовалась она.

— Если я откажусь от расследования, пресса может раздуть это дело, посчитав, что ты в большей степени подозреваемая, чем свидетель. Но решать тут действительно тебе, Люси. По крайней мере, относительно завещания.

— Когда ты говоришь о моем решении, ты ведь имеешь в виду наше. — Люси улыбнулась ему, но улыбка эта была лишь слабой тенью того, что она должна была означать. — Мы ведь одна команда, правда?

— Да.

— Тогда забудь про Сюзан. Маленькая избалованная сучка. Она перешла черту, которую никогда не будет в состоянии перешагнуть снова.

— Хорошо.

У Люси вырвался короткий смешок.

— У меня не осталось никого из моей семьи, Уит. Были Пэтч и Сюзан, а теперь… Не думаю, что я смогу когда-нибудь простить ее.

— Никогда не говори «никогда». Она очень расстроена. Как и ты.

— Она алчная. А я ненавижу жадных людей. Жадность разъедает душу. Ты знаешь, что большинство из тех, кто звонит по нашей экстрасенсорной горячей линии, хотят узнать, будут ли они богатыми? Часто люди спрашивают, выиграют ли они в лотерею? — Она сокрушенно покачала головой. — И редко кто интересуется, будет ли он просто счастлив, найдет ли свою любовь. Похоже, обычного человеческого счастья им уже недостаточно.

— Брось ты свои дела. Давай зайдем в дом и побудем вместе.

— Нет. Мне сейчас лучше куда-то выехать и остаться наедине с собой.

— Ладно, Люси. Я что-нибудь приготовлю нам на ужин.

— В этом нет необходимости. Дамы из церкви и друзья Пэтча принесли тонну всякой еды. Разогрей себе что-нибудь поесть. Там есть и салат. Открой бутылочку вина, если хочешь. Меня не жди. Меня какое-то время может не быть.

Он следил, как Люси отъезжает от дома. «„У меня не осталось никого из моей семьи“, — сказала она. Я буду твоей семьей, Люси», — подумал он и чуть не рассмеялся: каким странным образом подкрадывается к нам любовь.

Рыбацкий коттедж, расположенный на паре акров частной земли на южной окраине Лаурел-Пойнта в пятнадцати минутах езды от Порт-Лео, казался крошечным. Он принадлежал одной из овдовевших клиенток Стоуни, которая жила в Сан-Антонио и на рыбалку выезжала очень редко. Несколько месяцев назад она отдала ему ключи и попросила подготовить оценку своей недвижимости, а он сделал копии документов, которые держал у себя.

Здесь, разумеется, никого не было; домик, где царил абсолютный порядок, внутри был безвкусно украшен всякой морской атрибутикой: выключатели света в виде морских звезд, фигурки всяких подводных ракообразных, настенные часы в виде фальшивого компаса. Но все очень удобно: в углу — телевизор, в баре — бутылки с бурбоном и вином.

— Что за дурацкая идея цеплять компас на стену? — воскликнул Алекс.

— Он декоративный, — объяснил Стоуни.

— Наверное, здорово иметь дом, который тебе, в принципе, даже не нужен.

— Он принадлежит пожилой женщине, муж которой изобрел какой-то очень важный клапан в нефтяных насосах. Она настолько богата, что может позволить себе даже не вытирать самой свою задницу, если ей этого не захочется.

Алекс обследовал коттедж, глубоко вздохнул и сказал:

— Годится.

Коттедж стоял в отдалении, в тихом месте, где никто не станет искать Стоуни. Чуть раньше Алекс изложил ему свой план.

— Рано или поздно выяснится, что твой брат и его девушка пропали. Народ начнет их искать, в полиции захотят поговорить с тобой. Но тебя на месте нет, как нет и твоей лодки. Поэтому, возможно, возникнет предположение, что ты тоже пропал.

— Вроде меня похитили? — медленно произнес Стоуни.

— Ну да. До тех пор, по крайней мере, пока мы не поймем, что происходит. Если окажется, что Бен и его подруга живы, они, конечно, будут не в восторге от тебя, поскольку ты отказался заплатить за брата выкуп и предложил тем парням убить девушку.

— Ничего я не предлагал…

— Слушай меня. Если бы у шайки, которая похитила Бена и его подружку, появилась оперативная информация, что ты тоже похищен…

— Они смогли бы попытаться добраться до денег, которые им не удалось получить раньше, — закончил за него Стоуни. — Да…

Он на мгновение задумался, а затем рассказал Алексу о коттедже богатой вдовы. Они отправились туда, после того как закопали тело Дэнни в густой дубовой роще в двенадцати милях от берега. Даже в тени было очень жарко, и оба мужчины вспотели и перепачкались.

Алекс ополоснул лицо в умывальнике и вернулся к разговору.

— Теперь, когда я придумал, как спасти твою задницу, скажи, где же все-таки Глаз Дьявола?