Темные глаза сверкают, черные чуть вьющиеся кудри, снова эта легкая выверенная небритость, пристальный прищур и очень, ну очень предвкушающее выражение лица. Ну ты и влипла, Романова!
— Нора Андреевна, — вдруг заговорил, остановившись от меня в двух шагах мужчина, — скажите мне вы, чем я заслужил такое к себе отношение и ваше игнорирование моей персоны вне пределов работы? Я обидел вас, приняв решение о вашем назначении за вашей спиной? О том, что вы работаете в моей компании, как и о том, что я ваш начальник, мы оба никак не могли знать…
Уууу, merda! Idiota vera! Вот сейчас мне стало по-настоящему стыдно. Вроде бы и бывают у девушек милые сердцу заскоки, но ведь Чез действительно ни разу в жизни не сделал мне за все время знакомства ничего плохого — скорее, наоборот.
— Чез… — кажется, я покраснела. — Чезаре, извини…те…
— Тц… — фырк.
— Извини, — поправилась я, — просто… я растерялась. И от того, что ты оказался нашим боссом, и от того, что ты был таким… идеальным, понимаешь, — мои щеки против воли загорелись. — А босс и сотрудница компании — это прямо служебный роман в худшем виде. Обычно из таких не выходит ничего хорошего. Честно говоря — признаюсь на духу, — я даже уволиться подумывала.
Меня выслушали самым внимательным образом. Даже покивали задумчиво, словно что-то там у себя в голове укладывая.
— Нора, — вздох. Стремительный бросок вперед. И меня уже прижимают к горячему мужскому телу, — я-то всерьез думал, что что-то серьезное. Что ещё каким-то образом тебя обидел или оскорбил. Глупа-глупая птичка… неужели ты думаешь, что я действительно подписал бы твое заявление об увольнении? — Чез вздернул бровь.
А потом обхватил мое лицо руками — и поцеловал. Сладко, нежно, страстно. Настолько невыразимо ярко передавая свои чувства, что вздрогнула, тая в очередной раз в его руках. Что я взлетала все выше и выше, рассыпалась от этих прикосновений, от этой нежности, восторга, сладкого вдохновения, свернувшегося в груди клубком жара…
Мы отлипли друг от друга, тяжело дыша.
— Теперь, наконец, мы прояснили тот момент, что мое отношение к тебе никак не поменялось, Нора? — Чез был смертельно серьезен.
Мужчина аккуратно сжал мои ладони в своих, словно грея, и от этого жеста по душе словно мягкой лапкой провели.
— Чез я… — хотела сказать, что понимаю — мужчинам нужно нечто куда большее, чем поцелуи, вот только я так пока не могу, несмотря на то, что за наше короткое знакомство умудрилась почти влюбиться.
— Ничего не говори, — меня снова обняли, просто молча и крепко прижимая к себе. От Чеза пахло лимоном и почему-то мятой, — услышь меня тоже, наконец, Нора, — теплые пальцы зарылись в волосы, портя прическу, — я не маленький ребенок или капризный подросток. Я умею держать штаны застегнутыми и точно знаю, чего я хочу. И кого, — бархатный хриплый шепот пронзил тело насквозь. — Я не отступлюсь и тебе отступить не позволю. Но буду ждать ровно столько, сколько нужно. Я не унижу свою женщину глупыми изменами.
У, scema! Нельзя быть таким идеальным. Это вообще что-то запредельное, надо щипать себя покрепче! Не иначе как сплю!
— Но уйти мне все-таки придется, — говорю упрямо, — если ты все-таки решил, — мой голос подрагивает, — что… что мы будем… — как у меня язык не отвалится это сказать вслух? — парой. Будем встречаться… работа все испортит, — говорю убежденно.
— Откуда такие познания, птичка? — говорит Чез уже без улыбки.
Вздыхает и садится своей великолепной попой прямо на мой стол.
— Так вот, Нора-птичка, не стоит пытаться меня убедить, что работа — причина всех бед человеческих. Я взрослый мужчина, который умеет отделять личное от общего, ты взрослая и разумная женщина. Мы знаем, как и когда можно себя вести, а как нельзя. Я не дурак, Нора, я ведь смотрел за тем, как ты ведешь себя на работе… и теперь точно знаю — тебе можно доверять. Ты не потеряешь голову, не будешь мной манипулировать, не станешь пользоваться служебным положением. Ну а я, — жестко заметил Чез, — на работе тоже занимаюсь именно работой, а не чем-то другим. В основном, — хохотнул — и щелкнул бессовестно меня по носу.
— Думаешь, все вот это действительно возможно? Софья вон до сих пор бесится при виде меня, — вырвалось невольно.
Бывшая начальница исподволь критиковала любое мое действие, что порой не могло не задевать.
— Софья Михайловна может молоть языком все, что угодно, но служебная проверка все еще идет. И кто знает, какими будут её итоги, — задумчиво заметил Чез, не сводя с меня лукавого взгляда.
Как будто уж он-то эти самые итоги уже прекрасно знал!
— Ты специально пришел сделать мне внушение и убедиться, что не сбегу? — невольно интересуюсь с улыбкой.
Я все ещё смущаюсь, но уже чувствую себя немного увереннее.
— Не только! — нахально хмыкает босс, а потом, как ни в чем не бывало, вдруг говорит: — Переезжай ко мне, Нора, а? Обещаю не приставать! Не рушь нашу легенду, не-вест-ушка! — произносит сложное слово с легким акцентом по слогам. — К тому же, — горячие руки снова обхватывают меня за талию и притягивают ближе, — нам стоит узнать друг друга получше…
— Но я хотела на Новый год съездить к родственникам и подругу ещё навестить, — вырывается у меня непроизвольно.
Совсем сбил с толку своей наглостью!
— Съездим вместе, — Чез встает, продолжая поглаживать мое плечо. Сквозь блузу ощущаю жар его руки, — покажу тебе старые итальянские фильмы, их за границей редко показывали, думаю, найдешь для себя много нового… Пицца по домашнему рецепту, мандарины, шампанское… и немного поцелуев. Как тебе меню? — и смотрит так хитро!
Я смотрю на эти соблазнительные темно-розовые губы, на сильные, но такие нежные сейчас руки, на мужчину, у которого есть все и который может почти все, но почему-то сейчас стоит и упрашивает меня…
И сама не замечаю, как соглашаюсь на любую авантюру.
Действительно, в самом деле, какие проблемы? В этот момент я искренне и от всей души поверила в то, что все решаемо, все достижимо, все возможно — даже в нашем непростом мире!
Мы договорились, что сегодня я все-таки поеду переночевать к себе, соберу самые важные вещи, а завтра Чез меня подхватит и перевезет. Настроение было прекрасным. Я напевала тихо под нос любимую итальянскую “Felicita”, подходя к серому зданию общежития, когда меня резко окликнули:
— Что, Норка, нашла себе хахаля и радуешься жизни? — сердце на мгновение неприятно сжалось, но уже в следующий миг я взяла себя в руки.
Какое мне дело до мнения Витьки? Он сам все за нас решил, не ему обижаться. Ну а я… я ему за это даже благодарна — избавил от мук совести.
— Витя, не знаю, что ты хочешь этим сказать, — ответила устало, — но в отличие от тебя я не могу пропустить работу по причине похмелья или плохого настроения. И именно работаю, а не гоняю стрелялки. А мои «хахали», как ты выражаешься, явно не твоего ума дела. Сначала займись своими девицами, потом к другим претензии предъявляй!
Может, я была излишне груба. Может, надо было проникнуться жалостью к небритой физиономии мрачного парня? Не думаю. Все мы взрослые люди, каждый свой выбор делает сам.
— Вот ты как, — угрюмо буркнул Витька, пиная по асфальту пивную банку, — не думаешь, Норка, что будешь делать, когда твой мужик тебя бросит и очередную модельку себе найдет? Смотри, пожалеешь ведь. Только поздно будет!
Витька развернулся и, не дожидаясь ответа, мрачно поковылял к остановке автобуса. Это что же, он сюда специально ради одной-единственной фразы заявился?
Я поморщилась. Терпеть не могу все эти глупые разборки! Тем более от человека, который сам меня унизил и предал. Ну и тьфу на него, значит, даже зацикливаться не стоит! Впереди столько всего интересного — и непременно хорошего!
За переездом, суетой, последними рабочими авралами перед праздником и жаркими поцелуями Чеза глупые слова Витьки быстро забылись. Тогда я и понятия не имела, что они будут иметь кое-какие последствия.
Часть 4 или Как меня “похитили”
С того примечательного дня, как я переехала к Чезу, провела с ним Новый Год и шокировала любимую подругу Альку своим ухажером, прошло не так уж много времени. И все оно — и праздники, и рабочие будни, пролетали стремительно и ярко, наполненные неожиданной феерией чувств и странным чувством тепла. Это влюбленность стремительно перетекала в любовь. Беспощадно, неуклонно, и… особенно мне вспоминается тот день, когда я впервые решила перестать плыть по уютному любовному течению и перейти в наступление.