— Мне всё равно, что там говорят. Я благодарен тебе, что ты рядом, и, что ты всё решаешь за меня.

— Я накосячил, так что стараюсь исправляться.

Чувство вины — самое конченое чувство.

— Я тебя люблю. Но если ты ещё раз что-то от меня скроешь, то яйца оторву.

Его серьёзный и решительный взгляд говорили, что он не шутит, но рассмеяться всё равно хотелось.

— Хорошо! Идём спать?

Он кивнул, и мы направились для начала в ванную.

Мы приняли душ вместе, теперь по-другому и не бывает. И завалились на кровать, как два мешка картошки. Артём пару раз вставал, так как мелкая просыпалась, я пока по ночам к ней не лезу.

— Я хочу продать этот дом, — сказал он мне за завтраком.

— Зачем?

Хорошее место, природа, тишина.

— Здесь всё напоминает о родителях, — повернулся он к мелкой, которая мазала кашу по столу и улыбалась.

— Я понимаю, но подумай хорошо. Это всё-таки память.

Продаст и будет потом жалеть.

— Вот именно! Я буду всегда их помнить, а дом только будет напоминать о случившемся.

— Как скажешь. Но всё же подумай.

Задержаться тут мне на руку. Ворона ещё не закрыли и его шавки по городу шуршат в поисках меня. Отец сказал, что лучше оставаться пока здесь, а то с мелкой надо быть вдвойне осторожным.

Артём

— Мелкая! Я очень рад, что тебя это забавляет, но я весь в синяках уже, — наблюдал с дивана, как Мила дразнит Стаса пластмассовым молотком и до слёз хохочет.

Стас будто другой человек с ней. Такой мягкий и милый, смешит её, строя рожицы. Щекочет её до икания, из-за чего получает от меня по голове.

— Волк, — коряво кричит Мила, и Стас, выдыхая, становится в позе сидящей собаки и рычит.

Мила готовится бежать, внимательно следя за движениями Стаса. Я сам затаил дыхание и ждал его действий. Миле, видимо, надоело ждать, и она сделала шаг к нему, и тут Стас сдвинулся с места. Сестрёнка как завизжала и, хохоча, подбежала ко мне, карабкаясь на колени.

— Волк! Волк! — неразборчиво кричала она, вцепившись в мою шею.

И так каждый вечер последнюю неделю.

Стас остановился передо мной и молча посмотрел в глаза.

— Я тебя люблю! — одними губами сказал ему.

После того, как Стас сделал то, о чем я и не думал просить: нить, что нас связывала, стала ещё крепче. Несмотря на последние печальные события, я счастлив.

Стас пытался отговорить меня от продажи родительского дома, но меня не переубедить. Так будет лучше. Они навсегда в моем сердце, зачем терзать себя?! Покупатели быстро нашлись, и на днях будем подписывать договор. Все нужные документы для оформления опекунства на Милу собраны. Не без «особой» помощи Стаса, конечно. Взяток давать я не умею, никогда этого не делал. Нет, я не святоша. Просто не было надобности, всегда соблюдал правила и ничего не нарушал. Так что и этот вопрос решится на неделе.

Стас вцепился в Милу и оторвала её от меня, крик вперемешку со смехом заполнил весь дом. Не перестаю удивляться, как они общий язык нашли.

— Ты готов? — спросил Стас, когда мы стояли перед залом суда.

— Нет!

Всё готово, но я всё равно переживаю.

— Всё будет хорошо. — Стас приобнял меня за плечи, успокаивая. — У нас всё готово, придраться не к чему.

— Найдут!

На кой чёрт я залез в интернет и прочитал про неудачные попытки получить опекунство над родственниками? То средств недостаточно для воспитания ребёнка, то жилплощадь не подходящая. И многие другие страшилки, из-за которых я стою и трясусь тут. А что, если не отдадут Милу? А что, если не посчитают меня способным растить и ставить на ноги сестру?

Милу отвезли к старой знакомой мамы, вещи собрали, вот только предчувствие, что зря мы так торопились, не покидает меня с самого утра.

Из родительского дома решили ничего не выносить, а продать его полностью одетым. Кое-что отдали просто так тем, кому нужнее, остальное — новые хозяина разберутся. Договорились за дополнительную плату и взяли со всем, что в нём есть. До отъезда мы ещё побудем тут, будет время попрощаться с домом.

— В просьбе Артёма Соколова, получить опекунство над Эмилией Соколовой — отказано! — сказал судья после полутора часа в зале суда.

Что она говорила дальше, я не слышал, руки похолодели, сердце отдаёт глухие удары в ушах… Нет! Как?

— Стас? — повернулся я к единственной моей поддержки.

— Успокойся! На, выпей, — протянул он бутылку воды, и я сделал глоток, чувствуя странный вкус и запах.

— Что мне теперь делать? Я не могу отдать её в детский дом… — зарылся пальцами в волосы и качнул головой. Рука Стаса успокаивающе погладила по спине.

— Какого хрена?! — заорал он, как только представители суда покинули помещение. — За что тебе деньги платят? — наступал он на нашего адвоката.

— Не волнуйтесь, мы подадим апелляцию, попробуем исправить ситуацию и получить желаемое, — спокойно, но с долей страха в голосе ответил он.

— Я тебе попробую, блядь! Яйца вырву с корнями и тебе ж их скормлю! — Он перегибает палку уже.

— Стас… — позвал я его.

— Ты сказал, что все нормально и шансы высоки, так какого хуя это только что было? — не слыша меня, продолжал он высказываться.

— Стас! — чуть громче попробовал я, без толку.

Взял его за руку и резко потянул в низ. Он от неожиданности громко грохнулся на стул.

— Если ты не перестанешь орать всеми возможными матами, то мне придётся вытаскивать тебя из обезьянника.

Его ошарашенное лицо стало мягче и красные пятна злость стали спадать.

— Извини, — тихо сказал он мне. — А ты сделай все, что хочешь, но что бы мелкую отдали нам. Иначе я сделаю с тобой все, что недавно сказал.

О, Господь! Пороховая бочка, ей богу.

Нет, то, что он так борется, очень радует, он сам к Миле прикипел. Но тут везде камеры напичканы и обернётся это явно не в нашу пользу.

— Пошли, — приказал он, я встал со стула и шёл за ним молча до самой парковки.

— В воде что-то было, да? — удивительное спокойствие наполнило каждую клетку, и сердце уже не так громко стучало.

— Да, — открывая дверь и садясь в машину, ответил он.

— Что мне делать, Стас?

Он вырулил с территории судебного учреждения.

— Нам. Что нам делать, — нервно посмотрел на меня. — Сколько раз повторять?!

— Я на нервах, мог бы и не упрекать в оговорке.

— Это не оговорка. Ты мне не доверяешь. Ты ведь думаешь, что в один день я поступлю с тобой по-свински. Так?

Я отвернулся.

Думаю! Я и сам бы с радостью избавился от этих мыслей, но они все лезут в голову, не давая покоя. Откуда мне знать, что завтра Стас не перейдёт кому-то дорогу, и он пошлёт меня в одно место?!

— Я, собственно, так и думал, — сделал он вывод из моего молчания.

— Прости, но… — договорить я не успел, так как автомобиль резко вырулил вправо и затормозил.

— Тём, — развернулся ко мне и взял моё лицо в ладони, — такое больше не повторится. Я никому не позволю встать между нами. Чего бы этого не стоило. Сдохну, но больше ничего подобного не наговорю.

— Сдохнуть не надо, иначе я тебя убью.

Он усмехнулся.

— Ты меня понял?

Я кивнул.

— Выкинь эту хуйню из головы раз и навсегда.

— Попробую.

Мне самому хочется. Я не виноват, что обидные слова, которые он сказал мне в больнице, как заезжая пластинка проносятся в моей и так напичканной проблемами голове.

— Без попробую. Обещай, что здесь и сейчас эта тема закрыта, — потребовал он.

— Хорошо. Обещаю, — дал слово и себе, и ему.

— Молодец, — поцеловал в губы страстно. — Я уже думал, что придётся донести до тебя ремнём.

Внизу живота тут же сладко потянуло.

— Э-э-эм… Беру свои слова обратно, — выпалил я.

— Да ты просто похотливое животное, — засмеялся он и завёл машину.