– Что, Добрын, – ухмыльнулся Рогоз, – язык проглотил?

– О, боги! – пришел я в себя. – Неужто такое возможно?

– Ничего, – сказал старик. – Я в первый раз тоже глазам поверить не мог, а потом обвыкся.

– Там василис живет? – показал я на чудный шатер.

– Нет, – ответил Рогоз. – Это дом бога ромейского. А дворец василиса во-он там. Смотри чуть правей.

– Велик бог у ромеев, если такими чудесами владеет, – сказал кто-то из гребцов.

– Так ведь дом-то не он, а люди строили, – сказал кормчий и поежился. – Что-то народа на берегу не видно. Не к добру это. Всем быть наготове! – крикнул он, чтоб его слышали все. – Нагиб, давай-ка в воду сигай. Плыви до второй ладьи, скажи Претичу, что мы к берегу поворачиваем, пусть на всякий случай исполчатся. Не нравится мне эта тишина.

Мальчишка Нагиб прыгнул через борт, шумно плюхнулся в волны и быстро поплыл к шедшей вслед за нами ладье. Через мгновение он уцепился за опущенное весло и лихо вскарабкался наверх.

– Эх, не выспался я нынче, – зевнул Рогоз. – Ромодан, – взглянул он на кормчего, – к Маме[75] притулимся?

– Туда, – кивнул Ромодан. – Небось, монахи не прогонят. Ветрило долой, – распорядился он. – Левый борт весла в воду. О, Велес Премудрый, помоги и оборони. Нале-гай!

Едва наша ладья царапнула бортом о доски причала, как на площадь перед воротами высыпали вооруженные люди. Прикрываясь большущими тяжелыми щитами, они выстроились вдоль белокаменной стены монастыря и замерли, выставив перед собой длинные копья.

– Что-то неласково нас ромеи встречают, – проворчал Рогоз.

– А ты чего хотел? – тихо сказал Ромодан. – Мы же незваными гостями явились, вот и опасаются.

– Разобрать щиты! Мечи и топоры к бою! – это Претич гриднями распоряжается, значит, и их ладья уже вот-вот причалит.

– Погодите! – крикнул я. – Никому на берег не сходить! В драку не лезть! – А сам через борт перебрался и на землю твердо встал.

Медленно, чтобы ромеи видели, я вынул меч из-за пояса, поднял его над головой, а потом отбросил за спину. Стукнул клинок обо что-то глухо.

– Ах, чтоб тебя… прямо по макушке попал, – услышал, как Рогоз изругался, но оборачиваться не стал, в другой раз расторопней будет.

Постоял я немного, а потом шаг вперед сделал. Ромеи не пошевелились – уже неплохо – сразу в бой не ринулись, так, может, все обойдется еще.

– Мы пришли с миром! – крикнул я по-гречески. – Мы не хотим войны! Я должен видеть вашего полководца!

Среди ромеев шум возник и пропал сразу. Разомкнулись щиты, и перед строем человек вышел. Сразу видно – воевода. Доспех на нем знатный, золотом на солнышке сияет, в руке жезл с набалдашником, на голове шелома нет, только тесемка смешная, вся крестами расшитая, вокруг лба повязана. Волос длинный, расчесанный, завитками большими на плечи спадает, и борода с проседью поболе моей будет. Подошел ко мне безбоязненно, с головы до ног взглядом окинул, хмыкнул и спросил:

– Кто вы и зачем здесь появились?

– Мы с почтением прибыли от Земли Русской к василису вашему, – сказал я ему и до земли поклонился. – Я, боярин Добрын Малович, к берегу этому пришел, чтобы для Великой княгини Земли Русской путь расчистить, чтобы смогла она беспрепятственно ступить на благословенную землю великой Византии.

– Я проэдр Анастасий, первый слуга господина моего, василевса Константина, – легким кивком приветствовал меня ромей. – Вели своим людям, – кивнул он на вторую ладью, где сидели Претич с воинами, готовыми отразить возможное нападение, – чтобы оружие сложили.

– Не я хозяин этим людям, – сказал я, – но госпожа моя. Лишь она вправе им распоряжения давать.

– И где же Великая княгиня Земли Русской?

– Здесь неподалеку, – кивнул я на остальные ладьи, что держались поближе к середине залива. – Знака моего смиренно ждет. Должен я сигнал подать, что причалить ей к пристани дозволено.

Помолчал Анастасий немного, в раздумье постоял, потом на воинов своих обернулся, кивнул им, и те копья вверх подняли и щиты разомкнули. Блеснули на утреннем солнце серебряные нагрудники. Я невольно подивился слаженности ромейских ратников, крепости их доспехов, искусности их выучки. Заметил мое восхищение проэдр, улыбнулся и сказал:

– Если сама архонтиса русов, Великая княгиня, на встречу с моим господином пожаловала, то сойти на берег мы ей позволим, и на то, что договор вы нарушили, внимания обращать не станем. – Он еще немного помолчал, а потом добавил тоном, не терпящим возражений: – Однако встречать ее мой господин, император Константин Парфирогенет, – да продлит Господь дни его царствования – не станет, ибо не он ее к себе звал, а она сама пришла. В остальном же церемония встречи пройдет, как того требуют обычаи и правила Великой Империи. Нам на подготовку нужно три дня. Если вы испытываете нужду в еде или пресной воде, вам ее немедленно доставят.

– Нужды мы ни в чем не испытываем, – ответил я.

– В таком случае, – он слегка склонил голову, давая понять, что разговор окончен, – попрошу отчалить и доложить о решении моего господина своей госпоже.

– Моей госпоже об этом будет доложено незамедлительно, – я махнул левой рукой, и с ладьи Претича в небо ушли две огненные стрелы.

Тотчас лязгнуло железо щитов ромейских. Вновь сомкнулись они непреступной стеной, а копья опустились вниз, готовые к бою. Проэдр крепко схватился за рукоять короткого меча, жезл другой рукой над головой поднял и сделал шаг назад, изготовившись к защите.

– Это условленный знак, – сказал я мирно. – Две стрелы означают, что подождать придется, – и поклонился низко, словно подставил под меч Анастасия свою незащищенную шею.

– Хорошо, – ответил ромей и оружие опустил. – Теперь уходите.

– Чтоб тебе веслом в задницу попользовали, – не сдержался я, выругался по-свейски, а сам залыбился, дескать, в радость нам будет целых три дня посреди залива болтаться да ждать, когда они нам встречу приготовят.

Взглянул на проэдра – он тоже улыбается, значит, не понял ничего. Вот и ладно.

Повернулся я к нему спиной в знак доверия и в ладью забрался.

– Чего они там, Добрын? – спросил меня кто-то из гребцов.

– Обратно не прогоняют, но и к себе не пускают пока, – ответил я.

Прошел по палубе, под мачтой уселся чинно.

– Отчаливаем, – сказал кормчему, и весла по воде ударили.

– Ты смотри, – усмехнулся Рогоз, когда ладья отошла подале, – сколько лет меж нами замирение, а они нас все стращаются.

– Значит, есть на то причины, – засмеялся Ромодан.

Ольгу сначала такой прием разозлил сильно, но Григорий ее урезонил.

– А чего ж ты хотела? – сказал он княгине. – Чтоб тебя не по чину приветили? Ты же сама на это не пойдешь.

На том она и успокоилась.

– Хоть век на берег сходить не буду, – сказала упрямо, – а своего добьюсь. Ладьи борт к борту ставьте, – распорядилась она.

Мы суденышки свои меж собой связали, остров плавучий посреди залива соорудили и стали ждать, когда нас ромеи на сушу пустить соизволят да, как полагается, встречу нам устроят.

Может, и впрямь у них такой обычай был, и церемония подготовки требовала, только нам от этого было не легче. Три дня мы на воде проболтались – ни выспаться как следует, ни помыться. И жара стояла страшная, для нас непривычная. Мужикам проще – за борт перевалишься, поплескаешься в соленой воде – все легче. А девкам совсем тяжко было. Загляда на солнцепеке даже чувств лишилась. После этого ропот русъ подняла, но княгиня все пересуды мигом прекратила, сама стойко лишения переносила, а глядя на нее, и остальные крепились.

Наконец ранним утром дня четвертого подошла к становищу лодочка ромейская, с нее Анастасий на наш остров поднялся. Ольга его, словно хозяйка гостя дорогого, встретила, к себе в шатер пригласила. Проэдр от приглашения отказался и нам свиток передал, раскланялся вежливо и обратно поспешил. Развернула княгиня свиток, а там в подробностях для «Великой архонтисы русое» вся церемония «сошествия на Священную землю Константинополя» описана: как ладью к монастырю Святого Мамонта подвести, какой ногой на берег ступить, сколько раз в сторону Святой Софии – так ромеи называли тот шатер чудный, что меня красотой неземной в первый день поразил, – поклониться нужно, как повернуться да что сказать…