— Возьми, здесь прохладно, — произносит Евсеев, стягивая с себя пиджак, и набрасывает его мне на плечи. Тепло его тела, хранящееся на ткани, окатывает новой волной мурашек, так что мне приходится ухватиться за перила, чтобы не упасть.

— Спасибо…

Мирослав останавливается чуть дальше, оставляя мне свободу, в которой я нуждаюсь так же сильно, как в прохладном воздухе. Мы оба молчим, и нас прижимает тяжестью недосказанности. Нужно поговорить, взрослые люди делают именно так, понять, что все это значит, потому что это было не похоже на дежурный поцелуй, сдержанный и отчасти отстраненный, как принято на подобных мероприятиях. Жмурюсь и глубоко дышу, успокаиваясь, потому что хочется обессиленно зарычать.

— Ксюш… — врывается голос Мирослава в мои мысли, и я снова думаю о том, как его горячее дыхание обжигало мои губы.

Эх, как было проще в восемнадцать: там можно было целоваться со всеми, не думая. Потому что никто не был моим начальником, которого мне придется видеть каждый день. С которым я живу в одной квартире. Боже, а что, если мы решим повторить? Что, если увлечемся интрижкой, которая закончится со штампом о разводе? Как после этого работать бок о бок, зная, что каждый пошел дальше и не вспоминает о другом. Я не смогу. Не смогу заказывать цветы его будущим женщинам и думать, что он тоже будет их так целовать, поэтому, набравшись смелости, произношу:

— Больше, пожалуйста, никогда так не делайте, ладно? — перебиваю, потому что даже и предполагать не хочу, что он собирался сказать, но не оборачиваюсь, потому что сама не понимаю, что со мной приходит. Мне хочется, чтобы Евсеев со мной согласился. Здравый смысл твердит, что я все делаю правильно. И при этом я точно знаю, что обижусь на него, если он согласится. И как быть?

— Поехали домой, — игнорируя мою просьбу, произносит Мирослав и резко выпрямляется. — Сладкое на ночь вредно, — хмыкает недовольно, и что-то мне подсказывает, что он не только торт имел в виду.

Глава 17. Мирослав

Поразительная все-таки выдержка у Савельевой. Всю дорогу до дома она молчит, а потом и вовсе, бросив «Доброй ночи», прячется в своей комнате до конца следующего дня. И ведь ей понравилось не меньше, чем мне, но вот решимость все продолжить есть только у меня. Знаю, что нахожусь в куда более выгодном положении, чем Ксения: для нее я хоть и муж, но в первую очередь босс. И даже если между нами вспыхивают какие-то искры, это не отменит того факта, что мы продолжим работать вместе.

Савельеву хочется пробовать. Я до сих пор ощущаю фантомный вкус ее губ, помню, как дрожала в моих руках и как сама же дотронулась до моей щеки. Вот только сейчас она упорно все отрицает. И надо ее подтолкнуть к принятию верного решение.

Поднимаюсь с дивана и иду варить кофе. Плевать, что сегодня вечер воскресенья и утром рано вставать. Нужно подумать. Включаю кофемашину и слежу за всем процессом, пока не получаю двойную порцию эспрессо.

Прекрасно. Прокручиваю в голове все наши рабочие моменты, перебираю взаимоотношения. Савельева любит, когда все четко и предельно ясно, когда ей говорят конкретно, а не ходят кругами с обтекаемыми предложениями. Иначе она бы сейчас не моей женой значилась, а Самарина. Так что нужно разложить ей все по полочкам и описать все плюсы отношений на работе. Хотя про работу, наверное, говорить не стоит — звучит как мы будем заниматься сексом, но потом я все равно твой босс, а ты моя подчиненная.

Ксения не высовывает носа, даже когда по кухне и гостиной разносится запах кофе. Только пока я мою посуду, успевает прошмыгнуть в ванную, откуда в ближайший час ее можно не пытаться вытащить, уже проверено. Отдаю победу в игре в прятки и возвращаюсь к себе.

Утром она выходит из комнаты полностью готовая, когда я только жарю яичницу, и замирает растерянно. Знаю, этот ход был слишком хитрым — встретить ее в домашнем костюме, но других вариантов хоть как-то разговорить Савельеву нет: она бы опять отмалчивалась всю дорогу до офиса.

— Мы ведь всегда выезжаем в это время. Почему ты не готов? — летит вместо доброго утра. Ксения останавливается с другой стороны кухонного островка, будто знает: подойди ближе, и окажется на этом островке вместо завтрака, потому что целовать ее слишком приятно. И слишком возбуждающе. Даже от одних воспоминаний завожусь, а что будет, если она будет хотеть меня так же, как я ее? Хмыкаю, прочищая горло, чтобы не подавиться потекшей слюной (как в семнадцать, ей-Богу), и совершенно спокойно отвечаю:

— Я пролил кофе на костюм, — безбожно вру, кофе я не проливал, но для убедительности пришлось отправить костюм в корзину для белья. — Пока принимал душ, понял, что мы все равно опоздаем, и решил позавтракать. Будешь?

— Если только кофе, — сдается, глядя на сковородку. — И бекон. Очень вкусно пахнет.

— Садись, — киваю на стол. — Сегодня у нас будет выездной день, дед попросил проехать по проектам и узнать, как обстоят дела на местах, — говорю, выставляя перед ней тарелку с овощами и беконом. Савельева хмурится, берет вилку и задумчиво вертит ее в руках. — Приятного аппетита.

— И тебе. Мы поедем на весь день?

— Нет, к концу дня нужно будет вернуться в офис, распечатать презентацию — вечером встречаемся с потенциальным инвестором. Добавь, пожалуйста, встречу в расписание с напоминанием за четыре и за два часа до начала.

— Готовить переговорную или бронировать столик в ресторане? — моментально включается в работу Ксеня, еще не зная, что никакого инвестора нет, а ресторан вчера забронировал я сам. Уверен, она бы возмутилась даже на то, что я тащу ее за собой на проекты — полтора часа в машине ради экскурсии по цехам точно не попадают в список желаний Савельевой, но она настолько не хочет выводить меня на эмоции, что попросту отмалчивается, проглатывая негодование вместе с хрустящим беконом. — Ради этого стоило опоздать, — описывает вилкой круг по тарелке. — Спасибо.

— Пожалуйста, — улыбаюсь. — Столик уже забронирован. Мы идем туда по приглашению. В этом сотрудничестве больше заинтересован сам инвестор, — и ведь правда. Я куда сильнее горю желанием сделать шаг к официальным отношениям не только на бумаге, но и в реальности. А вредную Савельеву еще предстоит склонить на свою сторону.

— И ты позволил выбрать ресторан кому-то другому? — удивляется Ксюша, и я понимаю, что конспирация трещит по швам. Никогда не хожу в непроверенные места на встречи, поэтому каждый раз озадачиваю Савельеву с выбором ресторана в сжатые сроки.

— Иногда полезно пробовать что-то новое, — пожимаю плечами, окончательно добивая Ксеню. Она даже останавливается, так и не донеся вилку до рта, и смотрит на меня округлившимися глазами.

— Сегодня точно странный день, — хмурится вдруг, — надо погуглить, нет ли магнитных бурь.

Есть. Одна симпатичная дама-ураган так и тянет меня к себе. Будь я меньше знаком с Савельевой, а она — чуть сильнее во мне заинтересована, я бы озвучил вульгарную фразочку, но пока ей суждено жить только в моих мыслях.

— В дороге будет много времени.

***

Савельеву я нарочно таскаю за собой весь день, не отпуская ни на шаг. Озадачиваю без конца, чтобы держать ее в поле зрения, подаю руку, когда она спускается по лестницам, и помогаю снимать и надевать пальто. План однодневного обольщения работает безотказно: после обеда Ксюша расслабляется и уже спокойно воспринимает меня в личном пространстве.

Она включается в работу сразу же, как только мы переступаем порог офиса: запускает компьютер, достает нужные папки и проверяет принтер. Вместо той Савельевой, которую я целовал на дне рождения, — холодная и расчетливая девушка. И такую видеть мне, бесспорно, привычнее, но я ни капли этому не рад. Хочу, чтобы млела и сама льнула ко мне, как в тот вечер. Оказывается, женская ласка — сильный наркотик, которого мне понадобилось совсем немного. И ведь столько мне были готовы ее подарить, но так в голову ударил только случайный поцелуй, которого вообще не должно было быть.