— В чем дело?

— В чем дело? Господи, твоя спина! Что с тобой случилось?

— Пожалуйста, говори тише.

— Извини, я забыла. Мой дружок.

— Что с моей спиной?

— Шрамы.

— Что?

— Она выглядит так, будто тебя высекли. Дрю похолодел. Вот что он упустил из виду! Годы епитимьи, когда он смирял себя ударами скакалки, не могли не пройти для него бесследно.

— Я был во Вьетнаме. Попал в плен, меня пытали.

— Наверное, это было ужасно.

— Я не люблю говорить на эту тему. Не хочу вспоминать. Держась к ней боком, он перешагнул через борт ванны. Затем завернул кран и медленно погрузился в горячую воду, испытывая блаженное ощущение того, как расслабились его уставшие мышцы. Он не принимал горячей ванны со дня своего вступления в монастырь и теперь смутно осознавал себя виноватым за минутное удовольствие. Запах мыла приятно щекотал ноздри. Уставившись на мочалку так, точно впервые в жизни видит ее, он некоторое время не двигался, но вскоре вышел из оцепенения и стал намыливать голову.

Она снова затянулась сигаретой с наркотиком и надолго задержала дым в легких.

— Пожалуй, я была не права. Ты не из застенчивых.

— Это всего лишь тело.

— Да? А я и не знала. Шампунь на полке, у тебя над головой. Ну и грязен же ты, милый. Посмотри на воду. Тебе придется слить ее и начать сначала. Что ты делал? Кувыркался в луже?

Ее ирония показалась ему забавной.

— Ты даже не представляешь, насколько близка к истине, — сказал он, почесывая бороду. — Кстати, мы достигли согласия в том, что мне нужна бритва.

— Она на полке, рядом с шампунем.

У нее не было крема для бритья, и он воспользовался мылом.

— Ты, наверное, сочтешь мой вопрос странным, — сказал он. — Кто сейчас президент?

Она поперхнулась дымом.

— Ты смеешься надо мной?

— Увы, нет.

— Но послушай, это уже во второй раз. Сначала Фикс, теперь… Ты не смотришь телевизор? Не читаешь газет?

— Там, где я был, их не было.

— Но ведь даже в тюрьмах есть телевизоры и газеты.

— Значит, ты можешь кое-что понять из моих слов.

— Ты не был в тюрьме? Но у меня создалось впечатление…

— Поверь мне, чем меньше я скажу тебе…

— Тем лучше будет для меня. Ладно, ты хочешь, чтобы я считала тебя священником.

— Почти священником. Тем, кого называют братом.

— Хорошо, если не хочешь говорить, я сделаю вид, будто поверила в то, что ты был в монастыре. Рейган президент. Дрю удивленно замер.

— Стало быть. Картера не избрали на второй срок.

— Не нужно было позволять иранцам дурачить нас.

— Иранцам?

— Послушай, мы живем во времена холодной войны. Ты что, вообще ничего не слышал?

— Полагаю, это становится очевидным. Расскажи мне хоть что-нибудь.

И она начала рассказывать. Он узнал о нападении на американское посольство в Тегеране в 1979. Узнал о том, что Советы, заявив о своем беспокойстве за будущее Ирана, оккупировали Афганистан — якобы для создания буферной зоны перед своими границами. Содрогнувшись в душе, он понял, что оба кризиса произошли из-за него — из-за того, что он сделал, а точнее, не сделал. По крайней мере, отчасти из-за него. Если бы он выполнил свое последнее задание, если бы убил того человека, которого его организация определила ему в качестве мишени, то последствия могли бы быть иными. Но он вступил в монастырь, и его несостоявшаяся жертва пришла к власти в Иране.

Неужели я был не прав? — думал Дрю. Сколько людей пострадало по моей вине? Но разве можно быть виноватым в том, что не стал убивать человека?

Тем временем женщина продолжала рассказывать.

Из-за Афганистана президент Картер не позволил американским спортсменам участвовать в Московских Олимпийских Играх 1980 года. В ответ Советы не позволили своим спортсменам принять участие в Олимпийских Играх в Лос-Анджелесе, в 1984-м. Русские заявили, что они не могут поехать на Олимпиаду, поскольку опасаются террористов. Но все знали, что они так поступили только из-за действий Картера.

Террористы. Дрю едва удержался, чтобы не выругаться. Ведь он уже надеялся, что больше никогда не услышит этого слова.

Но это было еще не все. Закурив новую сигарету с марихуаной, она стала вспоминать о других важнейших событиях последних шести лет. Оказывается, на жизнь Рейгана покушался один маньяк, который хотел привлечь к себе внимание какой-то восходящей кинозвезды. Папа Римский был ранен на площади Святого Петра. Говорили, что турецкий религиозный фанатик, совершивший нападение, работал на болгарские секретные службы. Южнокорейский авиалайнер с пассажирами на борту, в том числе и с американцами, был сбит в воздушном пространстве над Советским Союзом, и никаких ответных мер не последовало.

— А почему? — возмущенно спросила она. — Сколько еще мы будем терпеть их?

Дрю никак не мог объяснить ей, что внешняя сторона событий не всегда позволяет судить о том, что за ними стоит на самом деле, и что коммерческие авиалайнеры просто так не вторгаются в чужое воздушное пространство.

Суть была ясна. Все эти катастрофы, что казались ей почти заурядными происшествиями, — после шести лет, проведенных в монастыре, не могли не повергнуть в отчаяние. Он неизбежно приходил к заключению, что неприемлемое стало обычным и что весь мир впал в безумие.

— А как же разрядка? — спросил он.

— Что?

— Ну, переговоры о разоружении, о предотвращении ядерной угрозы.

— Ах, это. Да, они ведутся. Но знаешь, что заявляют все те задницы, которые называют себя военными экспертами? Они говорят, что мы можем победить, то есть выжить в ядерной войне. Они даже говорят, что это предсказано в Библии. Что христиане одержат победу над коммунистами.

— Ох, не надо, не рассказывай больше, — простонал Дрю. Он уже встал и теперь ждал, пока с него стечет вода. Она бросила ему полотенце.

— Прикройся, дорогой. Я и так пойму, когда заинтересую тебя. Он улыбнулся и обмотал полотенце вокруг пояса. Затем взглянул на свою одежду.

— По-моему, мне лучше самому постирать ее.

— Ну уж нет. Должна же я сделать хоть что-то за деньги, которые ты заплатил мне.

Он не успел вовремя остановить ее. Она с брезгливым видом взяла в руки его вещи. И уставилась на маузер, лежавший под ними.

— Ты полон сюрпризов, милый, — не двигаясь, выговорила она. Он напряженно посмотрел на нее.

— Ну, и что же мы будем делать с этим?

— Сейчас я закричу, и сюда прибежит мой дружок.

— Прошу тебя, не надо.

Она внимательно вгляделась в его глаза.

Он не хотел причинять ей вреда. Но что если она начала бы кричать?

— Ладно, не буду. Он выдохнул.

— Половина моих знакомых носит оружие, но они не так следят за своими манерами, как ты. Мне нравится твое поведение. За двести долларов с тобой можно интересно провести время, — все еще держа в руках его одежду, она поморщила нос. — Что это за пакет у тебя в кармане? Он смердит какой-то гнилью.

— Я же говорил тебе, лучше не спрашивать.

Он взял у нее одежду; несколько раз сменив воду в ванне, выстирал носки, белье, и свитер. Затем попросил у женщины полиэтиленовый пакет и, пока она по телефону пыталась выяснить, кому достались ее сэндвичи и почему их так долго не несут, герметично запаковал раздувшееся тельце Крошки Стюарта. Этот пакет вместе с маузером и фотографиями он положил в карман махрового халата, который женщина дала ему. Она заметила оттопыривавшийся карман, но уже приобрела кое-какой опыт общения со своим посетителем.

— Знаю, — сказала она. — И не задаю лишних вопросов.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Сжав в кармане пистолет, он встал справа от входа. Она спросила:

— Кто там?

— Доставка ужинов на дом, Джина, больше ничего. Она кивнула в сторону Дрю и приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы отдать деньги и взять пакет. Затем плотно затворила дверь.

— Джина? Это твое имя?