***

Окончательно стемнело. Дальше собственного носа Аткасу удавалось различить лишь неверные очертания деревьев да узкую полосу утоптанной дороги впереди. Казалось, темный куб скрипит по дороге — то катилась клеть Меруэля. Смутно колыхались белые очертания шуб священников, а рыцарей совсем не было видно, только ветер доносил обрывки их бесед.

После схватки Аткас чудесным образом согрелся, но теперь холод брал свое, заползая пронизывающими пальцами в каждую щелочку на одежде. Сначала кожа покрылась мурашками, потом его забила крупная дрожь, ну а еще через некоторое время он перестал ощущать руки-ноги. Еще чуть-чуть — и кулем бы ему рухнуть с коня, но, к счастью, Сегрик объявил о привале.

Помимо мороза над Аткасом брала свое усталость, поэтому он счел, что более уютного места под ночлег и не придумать, хотя при иных обстоятельствах поляна, выбранная рыцарями, пробудила бы в нем подозрительность. Ее окружали высоченные сосны, пышные кроны нависали над поляной на огромной высоте, а снизу стволы были почти голыми, только кое-где торчали сухие сучья. Странный кустарник стлался по снегу, весь изломанный и перепутанный, словно таинственные письмена в книге.

На повозке с клеткой Меруэля все свободное место было занято необходимыми в пути вещами. Первым делом Листик и Пете распаковали мешки с палатками священников и споро поставили их.

Строго заглядывая рыцарям в глаза, прошелся важной походкой Рапен. После некоторого нажима двое рыцарей — Экроланд и Терин — признались, что легко ранены.

— Вы мне тут свои заморочки с честью бросьте! — сурово выговорил им Рапен. — Я понимаю, что вам неохота признать, что вас чуточку покромсали, но и мне недосуг возиться с вами позже, когда пойдет нагноение и всякая прочая мерзость. Прошу, заходите, и я поведаю немного подробнее, что случается с ранами, если их не исцелить…

Голос отца затих за пологом высокой нарядной палатки, белое полотно которой было украшено цветной вышивкой. Внутри зажегся свет, но ничего не удавалось разглядеть. Таинство лечения охранялось священниками строго.

Сегрик послал Грего и Аткаса в лес за хворостом. С ними увязалась было и ведьма, которая не желала оставаться среди рыцарей.

Рыжий оруженосец Сегрика презрительно сказал, глядя на Дженну:

— Слышишь, отродье... Куда, интересно, ты собралась? Сиди у ног рыцаря, милостиво сохранившего тебе жизнь, и не вздумай шевельнуться!

Грего нарочито безмятежно вынул из-за пояса кинжал и стал вертеть его в руке. Кинжал удивительным образом крутился между пальцев, будто наделенный собственной жизнью.

— Сам ты отродье, — вскинула голову девушка. — Я хочу пойти с вами. Мне скучно.

Ее, казалось, отнюдь не впечатлили манипуляции с кинжалом.

— Да не трогай ты ее, — вступился за нее Аткас. — Пусть идет. Сэр Эри сказал, что без аслатина они беспомощны, и она не сделает никому ничего дурного.

— Чтобы я — и боялся какой-то ведьмы! — с вызовом воскликнул Грего. — Мне она просто омерзительна, и я не желаю терпеть ее рядом!

Говоря, он указывал на нее кончиком кинжала. Аткас испугался, что еще немного — и он пустит его в ход. Хотя, вряд ли посмеет. Ведь она находится под покровительством рыцаря! Аткас представил, как Грего пытается напасть на Экроланда со своим кинжальчиком, и ему стало смешно.

Дженна сузила глаза, а ее кулачки сжались:

— Это ты мне омерзителен! — прошипела она. — И это я не хочу терпеть тебя рядом!

Она повернулась и с гордо вскинутой головой пошла прочь.

— Ну вот, Грего, ты добился своего, — грустно сказал Аткас, глядя в спину уходящей девушке. Отчего-то веселье испарилось без следа.

— А чего это ты так за нее заступаешься? — насмешливо проговорил оруженосец. — Влюбился, что ли?

Это предположение, само по себе смешное — как можно влюбиться в ведьму? — застало Аткаса врасплох. Над ним давно никто не издевался, с тех самых пор, как он наглядно показал одному наглому товарищу, на что он способен, если его как следует разозлить.

— Ах ты! — Аткас накинулся на Грего, целя в лицо. Тот не растерялся и ударил Аткаса кулаком в подбородок. Завязалась драка.

На шум обернулся Элнас и мигом подскочил к ним. С недюжинной силой ухватив обоих за уши, он растащил их и нарочито ласковым голосом пропел:

— Сыновья мои! Не гоже перед лицом Талуса сеять семена раздора, когда Тьма еще не уничтожена!

Он как следует встряхнул их, от чего оба завопили, как резанные. Ухо болело невыносимо, но Аткас боялся пошевелиться, дабы не навлечь на себя еще больший гнев. Он по опыту знал, что когда отчитывают вот таким ласковым, почти нежным тоном — жди беды.

— Секлару в радость наши распри, молодые люди, — прошипел Элнас. — Так не будем же доставлять ему удовольствия!

— Не будем, — прохныкали оруженосцы.

— Я… я просто не хотел, чтобы ведьма шла с нами, — осмелился сказать Грего, тайком показывая Аткасу кулак. — А тут еще этот за нее заступается... Одного поля ягоды, вот что я скажу!

Щеки Аткаса загорелись от гнева, но Элнас еще разок встряхнул их и сказал:

— Талус прощает нам грехи после покаяния. Думаешь, Грего, ты самый умный, да? Или, может, твой рыцарь лопух, а? Отвечай!

— Н-нет, я не думаю, — побледневший Грего оставил попытки освободиться от яростного захвата Элнаса.

— Словами не передать, как я за тебя рад! А теперь так, словно вы оба — тупые идиоты, которым надо все объяснять на пальцах, скажу вот что. Сэр Эри взял эту шмакодявку на поруки. А это значит, что в наших глазах она словно святая, понятно? Разумеется, пока не допустит промашки… А вот как ошибется — так и будете с ней поступать, как вам вздумается. Ну а пока она для вас — любимейшая племянница. Зарубили на носу?

Оба торопливо закивали, не обращая внимания на боль в ушах. Цепкие пальцы Элнаса наконец разжались и освободили юношей.

Священник подозвал обиженную девушку к себе, пошептался с ней немного, и указал на юношей. Она покорно кивнула и пошла с ними.

Некоторое время висело тягостное молчание, затем Грего, видя, что Элнас провожает их благожелательным взглядом, смущенно кашлянул и поторопился сказать:

— Ты уж прости меня, что я тебя отродьем назвал...

Дженна пожала плечами и сунула руки в карманы шубки. Аткасу стало любопытно, что же такое сказал ей Элнас, но спросить он не осмелился.

Оруженосцы молча собирали ветки, искоса поглядывая на Дженну. Девушка топталась вокруг, страшась отходить далеко. Она кончиком башмачка подкидывала снег и любовалась, как он оседает на кустах. Потом это занятие ей надоело, и она стала пристально наблюдать за работой юношей.

Среди теней и призрачного света луны Аткасу казалось, что над ними стоит странный безмолвный надсмотрщик. Он поежился и отвел глаза.

***

После ужина, состоявшего из наваристого супа и сухарей, Дженну позвали к главе отряда. Девушка облизнула губы, поставила миску на землю и направилась к стоявшей посреди поляны палатке. Всего их стояло три: особая, утепленная для священников, побольше для рыцарей и оруженосцев и совсем крошечная для Сегрика.

Аткас, сидевший рядом с Листиком и гревший руки над костром, с любопытством уставился им вслед. Интересно, о чем пойдет разговор между ведьмой и рыцарями? Он многое бы отдал, лишь бы там присутствовать. Может, если он тихонько подкрадется к палатке сзади и незаметно приподнимет краешек… В спине родилось щекочущее ощущение. Оглянувшись, он поймал на себе взгляд Элнаса. Рука невольно поднялась к уху, которое, он был уверен, до сих пор светилось малиновым светом и горело, точно ошпаренное кипятком. Нет, и думать не стоит о подслушивании.

Дженна откинула полог и, склонив голову, прошла внутрь. Ее сразу обдало волной приятного тепла. В палатке было уютно, на столике мягко светила лампа, кидая блики на сидевших вокруг рыцарей и священника. На полу лежали медвежьи шкуры, заставляя забыть о промерзлой земле под ними. Но Дженна не почувствовала ни капельки комфорта, когда ей приказали сесть у ног Экроланда. Расстегивая шубку и снимая перчатки, она незаметно посматривала на суровые, словно высеченные из камня лица рыцарей. На них не было ни малейшего признака радушия или жалости. Внутренне приказав себе не расслабляться, она грациозно опустилась на пол, спиной коснувшись обутой в высокий сапог ноги своего спасителя.