Из-под двери, ведущей в комнату священника, на дощатый пол ложились мягкие желтые полоски. Вероятно, Рапен еще не спал. Сегрик осторожно поскреб пальцами по дереву.

— Войди, сын мой, — раздался голос изнутри комнаты, и Сегрик ступил внутрь.

Назвать обстановку, окружавшую священника, аскетичной было крайне затруднительно. Во всей гостинице он выбрал себе лучшую комнату, которую обычно занимали, проезжая Стипот, аристократы и зажиточные купцы. На окнах висели кружевные занавески, кокетливо присобранные снизу и подвязанные замысловатыми бантами; мебель отличалась солидностью и строгостью; на огромной кровати возвышалась мягчайшая пуховая перина, а сверху лежало три или четыре одеяла. В комнате было светло, как днем. Сегрик поразился расточительности хозяина: подсвечники, каждый с пятью толстыми свечами, стояли на столе, на прикроватной тумбочке и на подоконнике.

Облаченный в серую ризу Рапен, толстый и на вид довольный жизнью мужичок с полным красным лицом и маленькими синими глазками, сидел за столом и с аппетитом поглощал скромный ужин: жареное мясо с гарниром из овощей; моченую бруснику; кашу с грибным соусом на сметане; большой пирог с капустой и, наконец, пирожки в сахарной глазури на сладкое.

— Ты чем-то встревожен? Говори, не стесняйся, — пригласил священник, со смаком откусывая мясо с вилки.

— Меруэль освободился, отец, — склонив голову, сообщил Сегрик. — Браслеты, кажется, испорчены. Он сумел воспользоваться магией.

Рапен ужаснулся. Кусок еды выпал изо рта и шлепнулся на нарядную скатерть. Рыцарь брезгливо повернул голову к окну. Иногда манеры Рапена его весьма раздражали. Священник между тем проворно поднялся и вооружился посохом.

— Непрочная вещь этот аслатин! Одна царапина — и трещина ползет по всей поверхности. Захвати инструменты, сын мой, — Рапен указал подбородком на сундучок у кровати и, подобрав полы рясы, вылетел за дверь. Сегрик послушно последовал за ним.

Во дворе метались неясные тени. Посередине, словно оплот тьмы, возвышался черный силуэт клетки на повозке. Когда люди вышли из гостиницы, мимо стрелой промчался приблудный пес, кормившийся отбросами у кухни на заднем дворе.

Меруэль смутился, увидев священника. Он сник и отодвинулся вглубь клетки, выставив вперед руку без браслета. Сегрик выступил из-за спины священника и с холодной усмешкой сказал:

— Не жалейте его, святой отец. Он вздумал притворяться, что ему плохо, а потом заманил меня в клетку и чуть не убил, грозился оклеветать меня перед всеми…

— Будь ты проклят, Сегрик! — прошипел Меруэль. — Дважды предатель! Я тебя презираю ото всей души! Будь уверен: смерть твоя близка! Знай же, последователь Талуса, что ваш предводитель — никто иной, как пособник...

Договорить он не успел. Губы Рапена шевельнулись, и Меруэль тут же прервал речь и тоже зашептал себе под нос какую-то абракадабру.

Оба — и священник, и маг — разом начали бормотать, стремясь опередить соперника и первым произнести заклинание. Их глаза сузились, они неотрывно смотрели друг на друга. Кто первый? Сегрик побледнел и отступил на шаг. Магии он не почувствовал, но когда двое стоят с такими лицами, самое лучшее, что можно сделать — это убежать без оглядки. Удрать без задних ног не позволяла рыцарская честь, потому он, внутри содрогнувшись, стал поодаль и с деланным равнодушием сложил руки на груди, молясь Талусу, чтобы тот помог своему чаду справиться с магом.

На одно мгновение раньше мага Рапен вскинул руку. Меруэль дернулся, повторяя движение, но не успел. Так и застыл с неловко согнутой в локте рукой и с полуоткрытым ртом, скованный заклятием паралича. Лишь глаза оказались не подвластны этому волшебству. Меруэль мог только бессильно хлопать веками и безо всякого выражения на лице перемещать зрачки, в то время как Рапен подошел ближе и, грубо дергая руки мага, осмотрел браслеты на них. Маг пошатнулся и принялся падать набок, не меняя позы. Когда он рухнул в одеяла, раздался негромкий стук, словно весь он состоял из дерева.

— Ну, так я и знал! — огорченно воскликнул священник, закончив осмотр уже лежащего мага. — Опять сталь пошла трещинами. Вот напасть... Эти гномы совсем распустились. Добавляют в металл какие-то крохи аслатина. Непременно сообщу Наместнику, непременно. К счастью, у меня всегда есть запас кандалов, хе-хе...

Он достал из сундучка, который нес за ним Сегрик тонкие кольца-браслеты, приглушенно светящиеся голубым.

— Уж эти не подведут, в те времена аслатина не жалели! — сказал священник, прилаживая украшения на руки безумно вращающего глазами мага. — Хорошо, что ты цел остался, сын мой. Еще что-нибудь?

— Да, святой отец. Будьте добры, предупредите Элнаса, что завтра снимаемся. Меруэль успел мне кое-что рассказать... И сделайте милость, пусть он так и будет скрюченный до Вусэнта.

— Меня он тоже порядком нервировал, — согласился Рапен. — Предупрежу, конечно. Спокойной ночи!

Сегрик попрощался со священником и быстрым шагом двинулся к входу в общий зал «Драконьего черепа», чувствуя настоятельную потребность промочить горло. Машинально он потер шею. Казалось, на ней до сих пор лежат смертельно холодные пальцы.

Два молодых рыцаря веселились в обществе пары прехорошеньких девиц, то ли местных служанок, то ли дочек хозяина. На столе расплывались пятна от пролитых напитков, а у ног рыцарей дежурили, преданно заглядывая в глаза, несколько псов, которым иногда перепадала кость-другая. Экроланд сидел у камина, вытянув ноги к огню, и потягивал подогретый эль, не обращая внимания на шумную компанию.

Сегрик призвал всех к молчанию, велел девицам убраться вон и, когда все взоры обратились на него, объявил:

— Братья! Во тьме ночи бог говорил со мной и даровал видение. Мне ясно открылось место, где таятся люди, лелеющие богопротивные помыслы. Завтра мы разорим логово зла и порока! Я знаю, что оно находится не далее как в трех часах отсюда. Там, в деревне, свили себе гнездо ведьмы... Уничтожим богомерзких, вырвем с корнем ростки Неназываемого!

Молодые рыцари восторженно подняли кружки, чокаясь. Одно дело — пленить какого-то жалкого черного мага ничтожной ступени, а другое дело — прочесть святые слова над целой деревней.

Веселье возобновилось с удвоенной силой. Служанки на цыпочках вернулись и, не успев моргнуть глазом, оказались притянуты на колени молодых людей. Сегрик, равнодушно мазнув по ним взглядом, на сей раз не стал отсылать их прочь, просто сел рядом на скамью и стал громко похваляться тем, как обманул черного мага. Искоса глянув на Экроланда, он заметил, что тот даже головы не повернул при невероятном известии, а на его лице застыло печальное и слегка хмурое выражение.

***

Аткас откинул полог и вошел в маленькую комнатку, где жил он и еще двое. Запах бедности ударил ему в нос, запах, к которому он так и не мог привыкнуть, несмотря на то, что провел с ним всю жизнь. Пахло тряпьем, дешевой едой и чем-то гниющим. От очага тянуло мокрой гарью.

Кровать, застеленная старым покрывалом, стол из потрескавшегося дерева, два стула, колыбель и пара ветхих сундуков — вот и вся обстановка.

Навстречу ему поднялась худенькая девушка с младенцем на руках.

— Аткас, — улыбнулась она. На бледном личике выделялись огромные карие глаза, на вид ей не было и четырнадцати. Если бы не следы усталости, отразившиеся синяками под глазами и серым оттенком на коже, ее можно было бы назвать хорошенькой.

— Цила, любовь моя, — он прижал их к себе и поцеловал девушку.

— Ты сегодня припозднился, а руки у тебя пусты. Был тяжелый день?

Аткас достал из-за пазухи кошель и с небрежным видом кинул его на стол. Цила нерешительно подошла и развязала тугой узелок. Распустив тесемки, она раскрыла кошель и сдавленно охнула. Ей в лицо мерцала горка серебра. Она осторожно пошевелила пальцами в груде монет и обернулась к Аткасу:

— Здесь их, наверное, пятьдесят... Где ты раздобыл такую кучу денег?

— Все сто, моя радость, — Аткас заходил по комнате, не в силах сдержать рвущуюся наружу энергию. — Я нашел работу!