Я закатила глаза.

— Не беспокойся об этом. У меня всё хорошо. Я просто хочу, чтобы всё вернулось в нормальное русло.

Он склонил голову набок.

— Нормальное?

— Чтобы... я стала нормальной. Как бы.

Надо же, сегодня я была полна лжи.

Его рот скривился в уголке, как будто он прикусил внутреннюю сторону щеки, но затем он сказал:

— Ты проучилась в этой школе больше года и не встречалась ни с одним парнем. Ни разу. Это та нормальность, о которой ты говоришь?

— У меня были свидания, — запротестовала я.

Не совсем. Я ходила за Надей на вечеринки и отвозила её домой.

Он поднял руки в знак капитуляции.

— Хорошо. Я не хотел доставать тебя этим. Я просто подумал, может быть, ты захочешь как-нибудь потусоваться?

Вся кровь в моей голове отхлынула к ногам. Йен Мосли, необыкновенный качок, хотел потусоваться. Я посмотрела на него, и его губы изогнулись в печальной полуулыбке. Показалась только одна ямочка.

— Эй, я не хотел придавать этому большое значение, — сказал он. — Учитывая всё происходящее, я подумал... — он почесал подбородок и тихо рассмеялся.

— Вообще-то я и сам не знаю, о чём думал. Ты просто кажешься клёвой. Без всякой этой ерунды, если уж на то пошло.

Я вытерла вспотевшие руки о джинсы.

— Наверное, так оно и есть.

Если я узнаю его получше, то смогу убедиться, что он защищён от Мазикина, который почти наверняка придёт за ним. Молодой парень. Сильный. Не бедный. Глубоко укоренившийся в памяти Адена. Мазикин, вероятно, знал о Йене всё.

Я улыбнулась ему.

— И да, мы можем потусоваться вместе. Я была бы не против.

И на этот раз я осознала, что не лгу.

Мы обменялись номерами телефонов, но никаких планов не строили. Я сказала ему, что буду на поминках и похоронах, и он храбро улыбнулся мне и сказал, что увидит меня там.

В полном помутнении я ехала к дому Стражей. Недосып сказывался на мне. Я не могу так жить вечно, да и другие Стражи тоже. В конце концов, мы все были людьми, и наши тела были хрупкими. Никто из нас не сможет принимать правильные решения или хорошо сражаться, если мы продолжим попытки жить, уделяя на сон всего два часа. В эти дни я отдыхала только тогда, когда Рафаэль усыплял меня для исцеления.

Я не стала стучать, когда подъехала к дому Стражей, просто вошла и обнаружила, что все трое ждут меня в прихожей, скрестив руки на груди. Я рассмеялась.

— Привет, ребята. Я вторглась в личную жизнь? У вас тут семейный врач, спрятанный в углу?

Одинаковые озадаченные взгляды отражались на их совершенно разных чертах лица.

— Ты же сказала, что проинструктируешь нас, — торжественно произнёс Малачи.

Пока Генри говорил, его взгляд был прикован к моей обуви.

— Я хотел дать тебе шанс объясниться, прежде чем займусь другими проблемами.

Я прошествовала в гостиную и села.

— Ты имеешь в виду до того, как позовёшь сюда Рафаэля. Как ты думаешь, что он сделает? Понизит меня в должности? В данный момент, Генри, это было бы как нельзя кстати.

Генри сел напротив меня.

— Прошлой ночью. Ты разговаривала с этой растрёпанной Мазикин. Не похоже, чтобы ты пыталась её поймать.

— Извини, но у меня тогда была сломана рука, — огрызнулась я.

— Именно поэтому я и выстрелил в неё, — проворчал Генри. — Я пытался защитить тебя.

Я отвернулась от него, и мой взгляд остановился на Джиме, который всё ещё стоял в прихожей, настороженно наблюдая за нами.

— Видишь, Джим? — крикнула я. — Я тоже облажалась. Мы должны основать клуб.

Он слегка улыбнулся мне, но ничего не сказал. Генри взглянул на Малачи и наклонился вперёд, вновь привлекая моё внимание.

— Это совсем не смешно, капитан. Нам нужно знать, почему ты поймала стрелу, предназначавшуюся той Мазикин, и спасла её, — выражение его лица изменилось, словно маска упала, и только сейчас он позволил мне увидеть истинный эффект того ужаса и трагедии, которые он держал в своей голове. — Я мог убить тебя. Ты хоть представляешь, что бы это сделало со мной?

— Я понимаю, — спокойно сказала я, твёрдо решив не вымещать на нём всё это и не усугублять его страдания. Я поднялась на ноги, нуждаясь в движении. — Ты меня совсем не знаешь, Генри. Так что я понимаю, почему ты можешь быть сбит с толку, и в замешательстве от того, почему я защищаю существ, которых мы пришли сюда уничтожить, — я сердито посмотрела на Малачи. — Но ты же ведь знаешь, что я не настолько глупа.

Малачи даже не вздрогнул.

— Ты думала, что она человек? Потому что тогда...

Я покачала головой.

— Я знала, что она была Мазикином.

Он впился в меня своими темными глазами.

— Ты могла бы сказать Генри отступить.

— На это не было времени. Генри может это подтвердить.

Малачи потёр затылок.

— Тогда ты могла бы схватить другого. Если только ты не думала, что этот Мазикин обладает особыми знаниями о Силе и его планах?

— Нет. У меня не было никаких оснований полагать, что Мазикинша обладала особыми знаниями об их замыслах.

Хотя у меня были все основания полагать, что она обладает такими знаниями обо мне, и всё же я рискнула своей жизнью, чтобы сохранить её.

Малачи сжал кулаки.

— Ты получила стрелу в грудь из-за этого существа, Лила! И я не... — он замолчал, внезапно осознав что-то, и обвёл остальных Стражей властным взглядом. — Я поговорю с капитаном наедине.

Джим пожал плечами.

— Не вопрос. У меня есть домашнее задание.

Он повернулся и поднялся наверх.

Генри медленно встал, оглядывая меня. Я тут же поняла, что, то хрупкое доверие, которое он питал ко мне, было разрушено в ту секунду, когда я неосознанно заставила его выстрелить в меня, и потребуется время, чтобы восстановить это, если такое вообще возможно. Но по тому, как он смотрел на Малачи, было ясно, что он ему доверяет. Через несколько секунд он повернулся и направился в подвал.

— Почему ты просто не сказала нам, что знаешь её? — тихо спросил Малачи, как только дверь в подвал захлопнулась. Он медленно сокращал расстояние между нами. — Это ведь так?

Конечно же, он всё понял. Я не ожидала ничего другого.

— Я не хотела об этом говорить. И по-прежнему не хочу, — я рухнула на диван и склонила голову, позволив волосам упасть на лицо. Моё страдание наконец-то захлестнуло меня. — На самом деле я почти жалею, что эта стрела не попала в меня на несколько дюймов правее. Тогда тебе не пришлось бы иметь дело со мной, а мне с этим.

Малачи опустился на колени передо мной, как будто кто-то выбил воздух из его лёгких.

— Не говори так, Лила, — прошептал он.

Он протянул ко мне руки.

Я дёрнулась назад и скользнула боком вдоль дивана, подальше от него. Я не могла получить лишь кусочек него. Я должна была иметь всё, или ничего.

— Не прикасайся ко мне. Ты же сам хотел держаться подальше от меня.

Мои ботинки ударились об пол, и я вскочила. Ярость, заключенная у меня внутри, сделала всю мою сноровку ужасной и хрупкой. Крепко прижав кулаки к бокам, я резко разверну Малачи часть своей ярости, потому что альтернативой было рухнуть на пол и заплакать, и я не была уверена, что смогу остановиться, как только начну.

Малачи всё ещё стоял на коленях перед диваном, склонив голову, словно утешая мой призрак.

Я говорила ему в спину, швыряя слова, как ножи.

— Я расскажу, что тут происходит, и тогда ты сможешь решить, хочешь ли ты запросить отстранить меня от должности капитана. Ты готов к этому? Потому что ирония здесь прекрасна. Эта Мазикин была моей матерью.

Малачи поднял голову.

— Да. Теперь ты всё знаешь. Моя мама, должно быть, жила на улице. И они её поймали, — мне было гораздо легче рассказывать это, когда я не видела его глаз, когда мне не приходилось иметь дело с тем, что они могли отражать. — Подумай, что бы ты почувствовал, если бы не видел свою мать с самого раннего детства. Если ты был очень маленьким, когда она ушла от тебя, слишком маленьким, чтобы помнить её лицо, слишком маленьким, чтобы помнить, действительно ли она заботилась о тебе. Но когда она появляется, когда она смотрит на тебя твоими же глазами, всё возвращается. То, как она пела тебе и любила тебя когда-то, до того, когда больше не могла этого делать. Все эти воспоминания, похороненные глубоко в твоей голове. Годами. Ждали, чтобы устроить тебе засаду.