"Тиган у меня".

Сообщение пришло от Джима. У меня чуть колени не подогнулись от облегчения. Я резко дернула головой вверх, когда Сил взревел и бросился вперёд, одним диким прыжком перелетев с барной стойки на столешницу. Он не замедлил шаг и, врезавшись в меня, сжал мои руки своими крепкими, как сталь пальцами и попытался опрокинуть меня на стол. Я вскинула колено, выбив из него дыхание ударом в живот, а затем откинулась назад и ударила кулаком в его грязное, измазанное грязью лицо.

Пол сотряс ещё один толчок снизу, заставив нас с Силом потерять равновесие. Если Малачи и Генри будут продолжать в том же духе, то здание просто рухнет. Сил воспользовался моментом и обернул один из концов верёвки вокруг моего запястья, поймав его в петлю, и привязал меня к столу.

— Один повержен, осталось ещё трое, — прошептал он и захихикал, словно весело пошутил.

Я вцепилась в верёвку на запястье, но была вынуждена отпустить её, когда он снова бросился на меня. Я нырнула в сторону, а затем использовала верёвку, чтобы ударить его по шее, когда он развернулся, и опрокинула его обратно на стол. Затем я присела на корточки и бросилась на него, прижав его спиной к столу, а сама оседлала, придавив коленями его тощие плечи. Поглощенная яростью и страхом, я резко дёрнула рукой вниз и обмотала верёвкой его шею, натягивая её. Свободной рукой я прижала его лоб к столу, а другой стала тянуть на себя.

И тянула.

И тянула.

Пока в поле зрения не замелькали пятна. Пока они не слились воедино и не превратились в глаза моей матери, глядящие на меня со стороны, осуждающие меня, любящие меня, прощающие меня. Не знаю, что они пытались мне сказать.

Яростный животный вой снизу вывел меня из транса. Я опустила взгляд на Сила. Его глаза, ярко-красные от лопнувших кровеносных сосудов, были полузакрыты. Его лицо застыло в жутком оскале. Я наклонилась вперёд и положила пальцы на его потное горло. Ничего.

Я откатилась от него, развязала запястья и слезла со стола, вытирая руки об брюки. Я сделала это. Всё оказалось гораздо проще, чем я думала. Теперь мне нужно было выяснить, что же, чёрт возьми, происходит внизу. Я проверила свой телефон и прочитала сообщение, которое пришло первым. От Малачи.

"Освобождение пленных скоро начнётся".

Но это сообщение пришло несколько минут назад, и никто из моих Стражей не поднялся наверх. С колотящимся в висках пульсом я подбежала к окну и осторожно выбралась на обвалившейся выступ, чтобы забрать брошенный Силом нож. Несмотря на то, что я убила Сила, я всё ещё не могла избавиться от неприятного чувства, которое появилось у меня, когда я вошла сюда. С ножом в руке я вернулась в клуб и поползла по танцполу, который был неустойчивым и мягким под моими ботинками, прогнившими почти насквозь. Когда я приблизилась к обрушившемуся участку, я услышала звук, от которого мой желудок сжался от страха: песнопение.

Мазикины не должны были петь. Им нужно бежать, спасая свою жизнь.

Я встала на четвереньки и поползла к обрушившейся секции. Пыльный свет просачивался с нижнего уровня, открывая дымные завитки ладана, плавающие и распадающиеся прямо над отверстием. Я медленно двинулась вперёд на животе, не желая провалиться сквозь пол и приземлиться прямо на них. Наконец я ухватилась пальцами за край и посмотрела вниз, щурясь сквозь дымку и стараясь не кашлять, вдыхая тошнотворно сладкие испарения.

Примерно в пяти метрах подо мной, сквозь перекрещивающиеся расколотые половицы, виднелся один край второго алтаря. Горшки с ладаном по углам. Группа Мазикиных сгрудилась, склонившись над борющейся фигурой, привязанной к столу. Я видела, как грудь и плечи человека напряглись, натягивая верёвки. И когда одна из Мазикинш опустилась на колени, чтобы размешать ладан, мне открылось лицо их жертвы.

Малачи. 

Парализованная неверием и ужасом, я смотрела вниз на парня, которого любила, не в силах понять, как они умудрились поймать его. Он был так силён, так неуязвим, так неудержим. Но теперь он был раздет до пояса. Его доспехи сброшены на пол рядом со столом. Кровь покрывала одно плечо и текла из раны на шее, скорее чистый порез, чем след от укуса. Его челюсть была выпячена, а глаза зажмурены, он пытался освободиться от верёвок; его запястья были порваны и кровоточили от его усилий.

Некоторые из них прикасались к нему, пробегая руками по его телу, исследуя свою добычу. Одна из Мазикинш, молодая женщина, стоявшая рядом с ним, провела пальцами по его груди. Она наклонилась, чтобы лизнуть его щёку, её розовый язык искал его кожу. Его глаза распахнулись, и он резко отвернулся.

И вот тогда он увидел меня. Его грудь тяжело вздымалась, а глаза расширились. В них я увидела слишком много всего, чтобы перечислить. Любовь. Сожаление. Страх. И мольба. Это был взгляд, которого я никогда раньше не видела, и у меня стянуло горло, когда я поняла, что он хотел сказать. Он знал, что с ним сейчас произойдёт, и не хотел, чтобы я это видела.

Это вывело меня из состояния паралича. Я сжала пальцы вокруг ножа, и огненная ярость пронеслась сквозь меня, более мощная, чем всё, что я когда-либо чувствовала раньше, разрушая любой ужас или колебание, посылая волну за волной решимости и силы через моё тело.

Малачи получит исполнение своей просьбы. У меня не было ни малейшего желания смотреть. Я собиралась убивать. Их. Всех.

Я нырнула в эту дыру с оглушительным грохотом, столкнувшись с гниющими досками, и на долю секунды я оказалась на открытом воздухе, прежде чем с хрустом приземлилась на Мазикиншу, которая только что попробовала на вкус его кожу. Я схватила её за волосы и запрокинула голову назад; потом провела ножом по её горлу. Остальные Мазикины взревели от удивления и отшатнулись от стола, к которому был привязан Малачи. С моего клинка капала красная кровь, я бросила свою первую жертву и развернулась. В тускло освещённой прямоугольной комнате, которая выглядела так, словно когда-то была частной комнатой для вечеринок, находилось не менее двадцати Мазикинов. Гораздо больше, чем мы ожидали.

Я нырнула за одну из верёвок, удерживающих запястья Малачи, и начала отчаянно рвать её, но мускулистая рука обвилась вокруг моей талии и дёрнула меня прочь раньше, чем я успела полностью перерезать верёвку. Меня понесли назад, я пырнула своего похитителя ножом в запястье. Рука отпустила меня, и я обернулась, чтобы увидеть, как коренастый мужчина отшатнулся назад. Я вонзила свой клинок ему в шею, разбрызгивая кровь на группу приближающихся ко мне Мазикинов. Малачи что-то кричал, но я не могла расслышать его слов из-за рычания и ворчания Мазикинов.

Дым обжигал мне глаза; один из Мазикинов помешивал ладан, наполняя комнату тяжёлым туманом. Над столом начала сгущаться тёмная фигура, а потом она исчезла из поля моего зрения, когда несколько Мазикинов бросились на меня одновременно, вгоняя меня в стену. Моя голова отскочила от мягкой поверхности обшивки. Я стала отбиваться ногами, и вонзила свой нож в живот толстого Мазикина, оказавшегося прямо передо мной. Он согнулся пополам, позволив мне увидеть, как призрачная фигура под потолком развернулась в воздухе... и нырнула в тело Малачи.

Его плечи врезались в стол, а затем он выгнулся дугой, запрокинув голову назад. Его лицо исказилось от боли, а рот открылся в беззвучном крике. И весь мой мир рухнул. Я смутно почувствовала, как Мазикин схватил меня, пытаясь повалить на пол, но моё сердце было с Малачи на этом столе. Каждый мускул его тела был напряжён, пока он боролся с дымовым зверем, который пытался вырвать его душу, пытался отправить его в ад.

И если он всё ещё сражался, тогда буду и я стоять до конца. Я должна добраться до него. Я должна спасти его.

Моё существование сжалось до семидесяти сантиметров передо мной. Ничто не могло замедлить или остановить удар моего клинка, подпитываемого смертельной яростью и неистовой любовью. Кровь липкой струйкой текла по моим рукам, а я всё вонзала и выдергивала нож, вонзала и выдергивала, планируя убить каждого Мазикина, который осмелился прикоснуться к нему, осмелился причинить ему боль, решился встать между нами. Я была вне разума и рационального мышления. За гранью боли. Вне всякого сомнения.