И тетя Варя нам помогла. Взяла печать, написала справку от домоуправления, и, когда мы снова пришли в библиотеку, заведующая сразу разулыбалась и стала отбирать для нас книжки. Девочки связывали их в пачки и совали ребятам.

Мы беспрерывно смеялись и шутили, радуясь новому делу. Но сейчас мне совсем не до смеха и не до радости, потому что, когда мы вышли из библиотеки с пачками книг в руках и пошли назад к своему БУПШу, на полдороге, там, где Завьяловская поворачивает к базару, встретили Бориса.

А лучше бы не встречали! Я не понимаю до сих пор, как это случилось. Даже сейчас, четыре дня спустя, обдумывая все снова, не могу разобраться. Хотел увидеть Бориса, чтобы позвать его к нам, а вышло…

И ведь не я один — некоторые ребята тоже хотели, чтобы Борис был с нами. Почему же мы не сумели уладить по-хорошему, а стало еще хуже?

По-моему, все-таки больше всех виноват Назар Цыпкин. Когда мы встретили Бориса, то… Или нет! Сначала я опишу, как мимо нас прошел дядька Родион.

Когда мы еще сидели перед библиотекой, не зная, что делать, и ждали справку, Родион появился в конце улицы. Мы бы его и не заметили, но он громко пел гнусавым голосом:

Широкое лицо его с пухлым носом, как всегда, было небритым, все в складках на щеках. Под глазами — мешки. И одет он был, как обычно — кепчонка, пиджак, заправленные в сапоги штаны. Только теперь он хромал. Я даже не поверил: с тяжелыми чемоданами бегает, как чемпион, и вдруг хромает. На согнутой в локте руке он нес старую плетенку-корзину. Она была прикрыта тряпкой.

горланил Родион. И вдруг умолк. Навстречу ему из-за угла вывернулся худенький старичок с палочкой, с авоськой-сеткой, в которой болтался пучок зеленого лука. Родион бросился старичку наперерез и, загородив дорогу, заговорил, озираясь:

— Извиняюсь, гражданин хороший. Не желаете? — Он откинул в корзине тряпку и что-то показал. — Любой на выбор, — В руке у него появился большой оранжевый апельсин. Родион ловко подкинул его высоко, поймал и ткнул под самый нос старичку. — Лучший сорт. За один аромат — рубль без сдачи. Себе дороже — детишкам на молочишко. На базаре таких не сыщете. Берете? — Он еще раз ловко, как фокусник, подбросил уже другой апельсин.

Апельсины к нам привозят откуда-то издалека. Вот и дядька Родион привез и нарочно теперь подбрасывал, соблазняя старичка подарком для ребятишек. И старичок соблазнился. Два апельсина переселились в его сетку, а Родион небрежно ссыпал монеты в карман и, подмигнув покупателю, переметнулся, прихрамывая, в другую сторону — к женщине с девочкой.

Мы уже не слышали, что он говорил, но догадывались: он так же кидал и ловил оранжевые шарики и совал их то женщине, то девочке, пока, наконец, опять не опустил в карман деньги.

— Он что? Спекулянт, что ли? — удивленно спросила Маша-Рева, когда Родион скрылся за углом.

— А ты думала! — ответила Вика. — Еще какой.

— Майна-вира, ничего подобного, — возразил овраженский Гошка. — Экспедитор на складе. Я спрашивал у Борьки.

— Врет твой Борька, — сказала Вика. — Мама этого дядьку каждый день на базаре видит.

— На базаре и мой отец часто бывает, — заметил Рудимчик.

— А этот торгует. Как сейчас.

— Пьяный он сейчас, — попытался объяснить мой тезка.

Я молчал. Я опять вспомнил, как Борис с дядькой Родионом вылезли из такси с мешком и чемоданами и понесли их куда-то.

Наш разговор о Родионе прервался: Люся принесла справку с печатью, и мы занялись книжками. Но когда мы вышли из библиотеки, чтобы идти в гараж, то увидели вместе с Родионом Бориса.

Борис нес два чемодана — те самые, огромные — черный и коричневый. Наверное, они были очень тяжелые — Борис их еле тащил, заплетаясь ногами. Дядька Родион подошел к нему и что-то сказал. Борис поставил оба чемодана на землю. Дядька Родион вынул из корзины апельсин и протянул Борису. Но тот замотал головой — не захотел брать. Тогда Родион положил апельсин на черный чемодан, около Бориса, а сам взял коричневый и пошел. Он уже опять совсем не хромал, шел нормально.

А Борис нас увидел. И сел на чемодан. Апельсин закачался, но не упал.

Здесь и вылез со своим вопросом Назар Цыпкин.

— Послушай, Борька. А дядька Родион спекулянт, что ли?

Борис вскочил и уставился на Цыпкина сердитыми глазами:

— А тебе что?

— Видите, видите, — заверещала Вика. — Еще защищает.

Борька никого не защищал. Он только грубо ответил. Но Вика всегда переиначивает. Борис повернулся к ней:

— Кого защищаю?

Вика по своей привычке подбоченилась:

— Барыгу базарного. Который апельсинчики продает. Или, может, и ты с ним? Не зря напоказ-то выставил. Продаешь?

— Лучший сорт! — засмеялся Назар.

— Нам продай, — не отставала Вика.

И тут закричала Люся:

— Перестаньте!

Но было уже поздно. У Бориса сжались кулаки, он втянул голову в плечи, тяжело задышал и, схватив лежащий на чемодане апельсин, ткнул Вике:

— На — по дешевке! Мало? Так все берите, все! — Он отшвырнул апельсин, поднял чемодан и неожиданно с размаху бросил его к ногам Цыпкина. Назар едва успел отскочить. А чемодан ударился об землю и хрястнул, словно орех, из него во все стороны посыпались, покатились апельсины. Мы ахнули. А Борис подбежал и стал их пинать. — Вот вам, вот, получайте от барыги! Получайте от спекулянта, вот вам, по дешевке. — Глаза у него сделались дикие, я сам он был дикий, так что кто-то испуганно вскрикнул:

— С ума сошел! — Все невольно попятились, а он хватал апельсины с земли и запускал ими в нас не глядя. Куда придется.

— Стой, Борька, стой, — завопил овраженский Гошка. — Что ты делаешь?

Но Борис остервенело еще раз пнул напоследок чемодан и побежал. И скрылся за углом.

Мы не могли прийти в себя, только молча переглядывались. И так же молча, не сговариваясь, стали собирать рассыпанные апельсины. Молчал даже Назар. Даже Вика. И почему-то никому из нас не хотелось есть эти дары природы, даже куснуть разок, Хотя были они ароматные, на вид и то вкусные…

За таким молчаливым занятием нас и застал Родион. Он вернулся налегке, оставив где-то корзину и коричневый чемодан. Должно быть, он не сразу понял, что мы делаем, но когда приблизился и увидел, то рванулся и побежал к нам.

— Что это, что? — растерянно завертел он головой. Его черные пуговки заметались. Он узнал свой чемодан и заорал истошным голосом: — Борька, мерзавец! Где Борька? — И широко раскинул руки, словно хотел захватить всех нас зараз или собрать все апельсины до единого. Он начал их собирать, опустившись на колени, дрожащими пальцами, суетливо, чуть ли не ползая по земле, причитая и ругаясь. — Мерзавец, гаденыш, ну, погоди! Устрою, задам, мерзавец! — Мы смотрели, как он ползает, и, словно заметив нас впервые, он рассвирепел с новой силой. — А вы что делаете? На запах сбежались? Чужим добром поживиться? А ну! — Он вытянул длинные, как щупальца, руки и хотел схватить меня, но я отпрыгнул. И услышал за спиной топот.

Недолго думая, я помчался по улице. Топот за моей спиной и жаркое посапывание не исчезали. Это придавало мне силы. Только в Пушкинском переулке, заворачивая на Овраженскую, я оглянулся. За мной, не отставая ни на метр, как честный оруженосец, летел Главный Связной и член оперативной группы разведки Рудимчик. Он наскочил на мое плечо мышиной мордочкой, потряс головой и тоже остановился.

— Ты что? — спросил я.

— А ты? — спросил он.

Я усмехнулся:

— Перетрусил?

— Чего мне трусить? — храбро ответил он. — Он тебя хватал. — И фыркнул. — Здорово ты драпанул.

— Что значит — драпанул? — возмутился я, но тут подошли ребята с пачками книг, и я не стал спорить.