Ариадна сомневалась, что свадьба Федры действительно что-то значила для отца — куда сильнее он был заинтересован в союзе с Афинами, — но эта свадьба много значила для самой Ариадны.

— Я постараюсь привести его в храм, — сказала она. — Но он не останется там, если ему не будет интересно.

— Об этом не волнуйся. С тех пор как бог ушел, я велел набрать побольше новых жриц и жрецов. И теперь все время, днем и ночью, они, сменяя друг друга, танцуют перед его пустым троном.

— Очень хорошо, — согласилась она.

Позже утром, проводив двоих стражников и двоих осужденных со связанными руками через лабиринт, она исполнила свое обещание. Прежде чем оставить новичков с другими слугами, Ариадна показала им изглоданные кости неподалеку от входа и сообщила, что сталось с теми, кто решил, что может сбежать.

Проследив, чтобы стражи вышли, она отправилась искать Минотавра. Ни в одном из садов его не было, и она встревожилась. Размышляя, не ищет ли он то, что спрятал, она пошла к гроту, где они с Дионисом отыскали тела, но ее ждал новый кошмар. Когда она наткнулась на Минотавра, он рассматривал картину. Он услышал ее шаги — и, занеся кулак, одним прыжком оказался рядом.

— Минотавр! — вскрикнула она. — Это Ридна!

Рука упала, а потом потянулась к ней — медленно, неуверенно.

— Ридна? — произнес он.

Ариадна глотнула воздуха и прижала ладонь к груди: сердце билось так, что, казалось, вот-вот выскочит. Проход вдруг потемнел, и она ухватилась за руку, что едва касалась ее, испугавшись, что иначе попросту упадет.

— Да, Ридна, — повторила она. — Ты голоден?

— Ридну не ем, — сказал он. — Люблю Ридну.

— И Ридна любит тебя. — «А ведь он и вправду убил бы меня, — подумала Ариадна. — Не опасно ли Федре ходить сюда каждый день с едой?» — Почему ты хотел ударить меня, Минотавр? — спросила она.

Он склонил голову к плечу, чтобы лучше видеть ее.

— Мое, — сказал он, поведя рукой.

— Лабиринт твой, и никому больше нельзя гулять в нем?

— Мой, — подтвердил он, кивнув.

Потом он выпустил ее руку и повернулся, словно собираясь уйти. Ариадна похолодела. Малыш Астерион, позже Минотавр — он всегда льнул к ней. Ей надо было быстро придумать, как уговорить его остаться; к счастью, взгляд его снова упал на картину, которую он рассматривал, когда Ариадна нашла его. Минотавр повернул назад.

— Картинка?

Минос хотел, чтобы до приезда афинян Минотавр еще раз появился в храме. Если это подвигнет их на заключение свадебного договора с Федрой и освободит ее от здешних обязанностей, подумала Ариадна, лучше проделать все сегодня же. Минотавр меняется слишком быстро, чтобы терять время.

— Да, я знаю эту картину. — Ариадна подошла и встала перед ней. — Видишь, как хорошо одеты тут люди? Головные уборы у них все в драгоценностях, и они надели свои лучшие платья. Они идут в храм принести дары Богу-Быку. Ты хочешь пойти в храм, Минотавр?

— Храм?.. — В том, как он произнес это, было больше любопытства, чем узнавания, но спустя миг он сказал: — Храм. Жрецы танцуют.

— Да. Жрецы танцуют для тебя. Ты хочешь увидеть их?

— Храм, — повторил Минотавр. — Где?..

— Я знаю дорогу. — Ариадна протянула руку, которую он перед тем выпустил, — Минотавр ухватился за нее и пошел следом.

Из тени позади задней двери храма Ариадна смотрела, как Минотавр занял свой трон. Когда он появился, у жриц и жрецов вырвался громкий крик, и несколько из них помчались к домикам, пристроенным к храму, чтобы служителям было где жить. Танцы и пение возобновились с новым жаром, и вскоре Ариадна увидела, как в храм стекаются верующие. Вот и хорошо, подумала она, теперь слух о новом появлении Бога-Быка разойдется везде и всюду.

Ничего хорошего, однако, не вышло. В последний день месяца Ариадна решила, что ничего хорошего не бывает вообще. Федра — лицо залито слезами, волосы растрепаны — прибежала сказать ей, что десятидневье назад, в день праздника Матери, когда Ариадна ощутила, что что-то идет не так, шайка афинян напала на послов и убила Андрогея.

Это был заговор, рыдала Федра, все разговоры о том, как радуется договору царь Эгей и как жаждет Тезей на ней жениться, — одно предательство с начала и до конца. Андрогей был совершенно безоружен и ничего не подозревал, так тепло принимали его царь и Тезей. Нападавшие кричали, что он почитатель ложного бога, пожиратель человечьего мяса и что все критяне вообще — человекоядные чудища.

Потрясенная, ибо Андрогей был ее любимым братом, Ариадна вместе с Федрой пошла во дворец, чтобы разделить скорбь с семьей. Но успокоения она там не нашла. Минос был в такой ярости, что скорбь по сыну почти растворилась в ней. Как принято, он удалился от двора в личные покои, но вместо того чтобы, окружив себя другими сыновьями и дочерьми, вспоминать Андрогея и принимать соболезнования, вызвал к себе главного военачальника и старшину флотских капитанов и начал давать им указания по подготовке к войне. Рядом, молчаливая и опустошенная, сидела Пасифая.

Взглянув на царицу, Ариадна снова подумала: а жива ли она — и тут Минос, поворачиваясь к писцу, заметил жену.

— Дура! — прорычал он. — Ты навлекла это на нас! Уже после того, как весь мир увидел в Минотавре проклятие Посейдона, чем он и является, ты бросила вызов Матери!

В этот момент Пасифая словно ожила и повернулась к мужу.

— Вся вина на тебе! — выкрикнула она. — Это ты виноват, ты возжелал оставить того треклятого быка. Если бы ты принес его в жертву, как обещал, Посейдон не свел бы меня с ума. И зачем теперь упрекать меня за брошенный Матери вызов? Ты ведь надеялся, что верх будет мой. И думал, что если я проиграю — вся тяжесть Ее гнева падет на меня одну.

— Я виноват?! — взревел Минос. — Нет, виновна ты и только ты! Ты согласилась присвоить быка. Ты сказала, что не получала от Матери знака, что она против. Все это не имело ничего общего с быком из моря! Это все ты и твоя гордыня. Ты была слишком горда, чтобы стать жрицей мелкого божка, как ты его называла, — но когда Дионис ответил на Призыв Ариадны, ты пожелала Призвать бога более могущественного. Посейдон удовлетворился моими тремя быками — а потом ты растревожила его своей похотью.

— А как же я? — прорыдала Федра. — Кто больше всех пострадал от проклятого Минотавра? Кто кормил его и чистил — а теперь из-за него пропала моя последняя надежда выйти замуж. Кто возьмет меня, запятнанную служением ложному богу?

— Самовлюбленная маленькая тварь! — взвизгнула Пасифая. — Ты потеряла лишь никчемную свадьбу. Я же — я потеряла возможность стать богиней!

Пасифая произнесла эти слова — и, кажется, лишь теперь осознала их смысл. Под гримом, тонко подчеркивающим ее красоту, лицо ее стало замогильно-белым.

— Потеряла... потеряла... — проскулила царица, съеживаясь и сползая со стула.

Задыхаясь от рыданий, в которых смешались ужас и скорбь, Ариадна бежала прочь.

Ужасаясь тому, что видела и слышала, Ариадна бежала назад, в святилище на Гипсовой Горе. Ее мука и ощущение предательства — никто не думал об Андрогее, только о своих, разрушенных его смертью, планах — летели впереди нее, так что Дионис уже ждал ее. Он успокоил ее, дал ей выплакать скорбь по брату, которого она любила, но он и сам был расстроен, ибо неполнота его Видения не позволила Ариадне предупредить брата об опасности.

Теперь уже Ариадна успокаивала его. Она не винила ни его, ни себя. Она напомнила, что, когда они вместе смотрели на сражение в Афинах, Дионис был озадачен чем-то, чего не мог понять. Теперь оба поняли, что Видение было послано неполным, и Ариадне очень захотелось взять статуэтку Матери из ниши и зашвырнуть в реку, что текла между святилищем и дворцом.

Она сказала себе, что отвратительная сцена, при которой она присутствовала во дворце, вызвана потрясением. Назавтра она вернулась туда, думая, что, когда гнев уляжется, скорбь возьмет свое. Во дворце, однако, ничего не изменилось — кроме того, что Пасифая удалилась в тайное святилище в глубоких и древних пещерах Кносса. Пещеры эти были тем, что осталось от твердыни, возведенной пращурами ньшешних минойцев. Саму твердыню по камушку раскатал Посейдон, наслав на предков за какой-то их древний грех землетрясение, — но пещерная комнатка, где перед странной тучной богиней стоял каменный фаллос, уцелела. Царица ушла одна, сообщили служанки, и Ариадна кивнула, не сказав ни слова. Здесь в ней не нуждались.