– Держусь…

Попетляв, «микрик» выехал на автобан в предгорьях, и плавно набрал скорость. Долго ли, коротко ли, а у дороги зареял щит, гордо возвещавший: «Zwiesel».

Цвизель открылся сразу и весь – небольшой поселочек, скучившийся меж лесистых холмов. Проследовав мимо безликих домов новейшей постройки, минуя шпилястую кирху, «Мерседес» углубился в район одноэтажных особнячков, покрутился и заехал в кованые ворота, чьи створки вмерзли в лед. Слева обозначился опрятный домик, прячущийся за деревьями старого сада. Не слишком обширный двор делила с микроавтобусом малолитражка «Волво». Несколько гаражей, мастерская, сарай ограждали частное владение от любопытных бюргеров.

Первыми вышли «охотники», а затем Иржи склонился в издевательском поклоне:

– Только после вас!

Рита даже не скривилась, удерживая в себе ледяное спокойствие. Слегка напрягшись, она запоминала всё, что видела. Терраса под навесом. Собак нет. Вход. Длинный коридор, двери по сторонам. Лестница в четыре ступеньки. Цокольный этаж.

Низкий потолок нависал, почти задевая макушку. У одной стены шипел котел, гоняя по трубам и радиаторам горячую воду. К другой приткнулись два старых развалистых дивана. Свет проникал через пару узких окон, забранных решеткой.

– Располагайтесь. – буркнул Иржи. – И можете спать спокойно – ваши жизни никому не нужны. После акции вас вернут, откуда взяли, хе-хе… В целости и сохранности, и даже компенсируют ущерб.

Толстая дверь за чехом захлопнулась. Грюкнул засов, но тишина звенела недолго. Лидия Васильевна повернулась к невестке, и велела:

– Рассказывай! О Мише, обо всём.

Покусав губку, Рита хмыкнула:

– Обо всём, главное… Хитренькие какие!

– Ну, Ри-ита! – заныла Настя, и смутно выразилась: – Тут и без того, и ты еще!

– Риточка, – негромко, но прочувствовано заговорила свекровь, – я люблю Мишу и буду любить, что бы он не скрывал от меня!

– Присоединяюсь, – невесело усмехнулся Петр Семенович.

– Мише нечего стыдиться, – в Ритиных глазах сверкнули огоньки, словно отблески в темной воде. – Просто он очень хотел чувствовать себя таким, как все! Чтобы и вы, и Настя принимали его обычным сыном и братом! Миша очень боялся, что вы узнаете о его сверхспособностях, и тогда ваши отношения изменятся – появится натянутость, притворство, неискренность… А ему и так доставалось! Дом был для Миши убежищем… – она вздохнула, и глянула исподлобья: – Помните, как Миша вернулся из стройотряда? Куда он потом поехал, помните?

– В Одессу! – энергично закивала Лидия Васильевна. – За обновками…

– Не только, – загадочно улыбнулась Маргарита. – Так уж вышло… М-м… – она тщательно проложила курс между ложью и умалчиванием. – В общем, ему удалось спасти одну девушку… Марину… оперативницу КГБ. Тогда, буквально у Миши на глазах, в спецоперацию неожиданно вмешалась банда уголовников, и Марину серьезно ранили. Она бы просто истекла кровью, если бы Миша не спас ее. Мне об этом сама Марина рассказывала…

– Ах, вот оно что… – затянул Петр Семенович. – А я еще подумал тогда – и чья ж это помада Мишкину губу измазала?

Настя хихикнула, а Рита, тщательно обдумывая каждое слово, развила повествование.

Перестрелки и умертвия лучше опустить… О полуподпольном «сотрудничестве» с КГБ вскользь, да вгладь… О связях в Политбюро – туману побольше, намеков и многоточий… А «попаданчество» и «послезнание» – табу.

Пусть родня хоть с Мишкиным целительством свыкнется…

Тот же день, позже

Москва, улица Строителей

Первыми прискакали близняшки – обе. Запыхавшаяся Светланка сама доехала на метро, а сияющий «пузатик» явился под охраной Зенкова.

– Привет, привет! – заголосила будущая мать.

Ее сестричка молча чмокнула меня в щечку, мимолетно улыбнувшись. Одной рукой я принял Светино пальто, а другую подал Жеке.

– Здоров, мон шер!

Наташка, зажимая плечом телефонную трубку, помахала гостям блокнотом, и продолжила строчить в нем, роняя дежурное: «Да… Да… Ну, конечно».

– Аля с Тимошей звонили, – сообщила она, – скоро будут.

– Ну, давайте пока навернем, чем холодильник послал!

Бодро урчащий «Розенлев» послал слегка заветревшуюся «Краковскую», заливные в формочках из фольги, вчерашние зразы и прочую снедь, а полбулки «Орловского» плюс свежайший нарезной батон добавили перекусу основательности.

Не успел я доковыряться до ломтиков мяса, таящихся под ароматным желе, как незапертая дверь распахнулась, впуская припоздавших девчонок.

– Ой, можно? – воззвала Ефимова.

– Если осторожно! – отозвалась Наташа, запуская хихиканье в девичьей среде. Раскрасневшаяся Зиночка вошла, как песня.

– Что? – заулыбалась она. – Не успели всё схомячить?

– Садись, – улыбнулся я, – угощайся.

Торопливо просеменила Аля, поправляя волосы.

– Девчонки! Ой, тут еще и мальчишки!

– Завелись! – ухмыльнулся Зенков, оберегавший Машку свою ненаглядную.

– Лопайте! – выдвинул я программу-минимум, и подал пример отстающим. – Наташ…

Ивернева покивала, немного нервно, и начала:

– Девочки, помните Игоря Максимовича? Он заходил к нам перед Новым годом…

– А-а! – припомнила Светлана. – Так это же Мишин наставник!

– Его убили, – бухнул я, старательно нарезая хлеб.

Девичьи улыбки увяли.

– Ой… – Глаза Альбины повлажнели, набухая слезами и страхом. – Когда?

– Вчера на рассвете.

Я подробно изложил всю историю, и смолк. Намазал маслом изрядный кус батона, уложил сверху ломтики брынзы… Чайку бы еще… Но лень вставать.

– Ты их и ночью искал? – спросил Жека напряженным голосом.

– Искал… – неохотно признался я. – Одного, вроде, нашел. В Орехово-Зуево. С него и начну.

– Я с тобой! – выпалил сержант.

– Женечка… – пролепетала Маша.

– Маш, а если они на вас выйдут? – повысил голос Жека. – На тебя?

– Ну, не вышли пока! – решительно заявила Светлана, и пригорюнилась. – Максимыча жалко…

– Помянуть бы… – несмело молвила Наташа.

– Тащи! – велел я.

Спиртным мы не богаты, но початую бутылку токайского сыскали.

– Не чокаясь!

Приложились все, даже Маша – ей плеснули «Крем-соды».

– Девчонки… – я начал говорить, но горло будто сдавил кто. – Переночуете сегодня здесь, ладно? Никуда не выходить, никому не открывать. Постараюсь управиться за выходные… – перехватив взгляд Женьки, поправился: – Постараемся.

– Мы тоже… – заикнулась Тимоша.

– Нет, – отрезал я. – Вы еще слишком слабы и неопытны… – поболтав бутылкой, разлил вино «по чуть-чуть» – больше не было. – Вам нужно время… Не так уж много времени, не волнуйтесь. Мы и Жеку подтащим… М-м?

– А пуркуа бы и нет? – ухмыльнулся Зенков.

– Аллес гут, как папа говорит. Тимоша как-то мечтала вслух о ментальном осназе… Помнишь?

Зиночка зарумянилась.

– Но это же правильно! – воскликнула она, звонче, чем обычно. – Нам же видны жулики, хулиганы всякие, взяточники! Вот и будем их наказывать! Или исправлять!

– А я и не спорю, – улыбка у меня вышла не в тон поминкам. – Вы сможете, как невидимки, заходить в самые высокие кабинеты и… скажем так – наставлять их хозяев. В целом-то страна движется в верном направлении, курс на развитие вроде выдерживается. А что потом? Если вдруг кто-то, пускай даже из самых лучших побуждений, свернет на обочину светлого пути? Если опять станут накапливаться мелкие с виду ошибки, разрастаясь в ком больших проблем? Понимаете… Я всегда мечтал о корректировке. Но как исправить положение, не занимая высокую должность? Что ж мне, ждать еще лет тридцать, пока вскарабкаюсь на властный Олимп? Так ведь и десяти лет хватит, чтобы развалить Союз! А вот с вами, эгрегор вы мой, я этого не допущу. Пусть рулевой пыжится, крепко сжимая штурвал, не замечая, что взял на два румба вправо или влево, а мы незаметненько, одним пальчиком…

Девчонки заулыбались, глазки их разгорелись, внимая радужному многоцветью грядущего, а я перевел взгляд на Жеку, и качнул головой – пошли, мол.