Победа была за Давидом, но она ничего не определяла, ничего не давала. Лишь увеличивала пролитую кровь, которой с каждым сражением становилось больше.

– Мы уступили попытке развязать войну, и мы потеряли девятнадцать молодых людей. – говорил разгневанно Давид своим доверенным лицам. – А ты, ты потерял своего брата, ну и чего ты добился? Солдаты Иевосфея, наши соплеменники, тоже потеряли братьев и сыновей в Гаваоне.

Они слушали его, повесив голову: Эзер, Амон, Иоав и Абисхай и все другие, которые участвовали в рукопашной битве с солдатами Авенира и Иевосфея. В действительности все осталось на мертвой точке и ничего не изменилось. Все еще двое людей носили короны Израиля.

– Я не хочу больше вести войну с нашими братьями. Господь решит, что надо предпринять, – закончил Давид. Его друзья промолчали.

Но когда они вышли, их словно прорвало, они стали возмущаться.

– Если бы он показал больше решительности в отношении дома Саула, он был бы бесспорным царем двенадцати племен! – воскликнул Иоав.

– Вот что я бы хотел знать, так это причину его терпимости к ним, – сказал Эзер. – Как он может говорить, что ему доставляет горе смерть человека, который, как все знают, многократно пытался его убить? Это несерьезно!

Загадка осталась неразрешенной.

Война началась с новой силой. Не проходило ни дня, чтобы не было спора из-за колодца, пастбища, прохода тех или иных товаров. Филистимляне выжидали, пока страна иудеев, все еще слишком большая, расколется надвое и ослабеет окончательно. Но Давид оставался спокойным и упорно отказывался нападать на северные территории.

В то же время ему пришлось еще раз выслушать упреки своих близких, когда Авенир потребовал себе Риспу, наложницу Саула, хотя у нее было от Саула двое сыновей – Армони и Мемфивосфей. Стремление Авенира были понятны: взяв Риспу, он становился не просто дальним родственником Саула, но и приемным отцом двух царевичей.

Иоав описал эту опасность с большой выразительностью и пылом. Давид слушал его спокойно, а может быть, со скукой. Иоава вдохновляла жажда мести за своего брата; страсть ослепляла его.

– Мудрость Господа беспредельна, – ответил Давид. – Он найдет способ расстроить планы Авенира, если таковые есть, как ты рассказываешь.

Впрочем, планы Авенира были уже расстроены. Возвратившись с соколиной охоты, Иевосфей пошел вечером во дворец Миханаума, который был рядом с просторным жилищем Авенира, и его придворные приняли его с натянутыми лицами.

– Почему у вас лица как у сов? – спросил Иевосфей, в то время как слуги забирали охотничьи трофеи.

– Со вчерашнего вечера Риспа в доме у Авенира, – сказал один из них.

Они смотрели на него – лица, потные от доносов. Иевосфей развернулся на каблуках, спустился по лестнице, которая вела к порталу, и перешел улицу к дому Авенира. Он влетел туда, как ветер, и бросился на стражников, оторопевших от его вторжения.

– Позовите мне Авенира, – приказал он.

Его провели в огромный зал, где Авенир обычно принимал офицеров, – там стояли скамьи, стол и лежали ковры и шкуры. Генерал появился в широкой шерстяной одежде, украшенной ярко-красной материей из Тира.

– Удачная охота? – спросил он. – Какой добрый ветер принес тебя ко мне?

– Как ты осмеливаешься спать с любовницей моего отца? – крикнул Иевосфей. – Немедленно отправь эту женщину назад.

Авенир окаменел.

– Она вдова. Ты не можешь взять ее, это было бы кровосмешение. В первую очередь она принадлежит мне, – ответил он холодно.

– Отправь ее назад! – повторил Иевосфей.

– Я не мальчик, которому отдают приказания. Я был предан дому Саула, его братьям, его друзьям. Я верно служил тебе. Я мог сдать тебя в руки Давида, я этого не сделал. Но если ты будешь говорить таким тоном из-за этой женщины, я клянусь, что сделаю все, что нужно, для того, чтобы корона Давида засияла над всем Израилем и Иудеей от Дана до Вирсавии!

Вот тогда Иевосфей понял, что с его тщеславием считались до поры до времени; настоящим царем северных племен был Авенир. Он командовал армией, он пользовался доверием старейшин всех племен. Те из слуг, которые знали его отца в последние месяцы его жизни, нашли бы сейчас сходство в чертах отца и сына, и причина была очевидна: Авенир угрожал его короне, как Давид угрожал короне его отца.

Догадался ли Давид о произошедшем между Авениром и царевичем? Он лишь сказал как-то вечером:

– У Иевосфея дела идут плохо.

Спустя два дня Эзер сообщил ему, что два гонца от Авенира просят с ним встречи. Они принесли сообщение:

– Договоримся, и я сделаю все, что могу, чтобы отдать все царство в твои руки.

Давид кивнул головой.

– Я пойду на это, но при условии, – ответил царь, – что он приведет с собой Мелхолу.

Гонцы стояли у двери, когда Давид позвал их:

– Подождите, я отправлю с вами своих гонцов. У меня есть сообщение, которое они должны передать Миханаиму.

Гонцы двух царей отправились в дорогу вместе. Они разговорились и даже подружились.

– Что случилось? – спросил один.

– История с женщинами, – сказал другой. Они начали смеяться, потом задумались.

– Авенир угрожает Иевосфею из-за женщины уйти от него.

– Давид хочет примириться с двумя из-за другой женщины, – сказал первый.

– Женщина – это добыча, – заметил другой.

– Да, но это добыча, которая рождает маленьких царей, – возразил другой.

И они принялись смеяться.

Тревога, в которой пребывал Иевосфей, была далеко не напрасной, и очень скоро он в этом убедился.

– Мой царь заплатил за руку Мелхолы выкуп двести крайних плотей филистимлян, – сказал гонец из Хеврона, – и он просит, чтобы Мелхола была ему возвращена. Ты выпил когда-то за этот выкуп. Он просит тебя не опрокинуть вино.

Случай помириться с Давидом и обойти Авенира, казалось, упал с небес. Иевосфей засиял.

– Она поедет с вами, – ответил он.

Он сообщил своей сестре об этом немедленно и приказал, чтобы ее служанки упаковали ее украшения и вещи.

– Что происходит? – спросила разгневанная Мелхола.

– Ты уезжаешь к своему мужу.

– Что ты говоришь? Мой муж здесь, за дверью.

– Я говорю о Давиде. У тебя нет другого мужа, – заявил Иевосфей тоном, не терпящим возражений.

– А хочу ли я за Давида? А разве ты не царь? – крикнула Мелхола. – Это мой отец отдал меня Фалтию.

– Ну и что? Я тебя возвращаю Давиду!

Открылась дверь, протиснулся Фалтий и бросился в ноги Иевосфею.

– Я тебя умоляю, – рыдал он, – не отнимай моей жены! Пусть Господь дарует тебе свою милость! Но не отнимай у меня мою жену!

Иевосфей приказал стражникам поднять несчастного мужа и выставить его за дверь. В конце концов, эти демонстрации супружеской верности начинали его раздражать! Он повернулся к своей сестре:

– Что касается тебя, то ты уедешь, даже если мне придется заковать тебя в цепи! Твой выкуп уплачен.

В зале царила суета, стражники, уводящие кричавшего Фалтия, служанки, бросающие сумки к ногам Мелхолы, офицеры, пришедшие узнать, как поступить с пойманными разбойниками, когда вошел Авенир.

– Чего ты хочешь? – спросил Иевосфей.

– Я жду Мелхолу, чтобы проводить ее, – ответил Авенир.

– Я уже снарядил эскорт, – сказал Иевосфей.

– Ее буду провожать я, – сухим тоном сказал Авенир.

Лицо Иевосфея омрачилось. Авенир сам хотел стать символом перемирия с Давидом! Радость Иевосфея была короткой.

Мелхола поехала на следующий день с двумя эмиссарами Давида и эскортом, который возглавил Авенир. Фалтий следовал за караваном до Бахурима плача, причитая и проклиная свою судьбу на протяжении всей дороги до тех пор, пока Авениру не надоело и он не вернул его назад.

Прием в Хевроне был ослепительный. Солдаты Давида, которые раньше служили у Авенира, обнимали и приветствовали его. Наконец-то все приходило в порядок! Давид встретил его сам, как будто Авенир был членом его семьи, устроил его во дворце и отдал приказ организовать праздник в честь гостя.