Мы вошли в огромную и очень неопрятную комнату, заполненную образчиками самых разных вещей, от бриллиантов до мусора. Здесь валялись драгоценные камни, оружие, картины, ткани, набитые соломой чучела зверей, статуи, бродили какие-то животные, повсюду была разбросана фаянсовая и хрустальная посуда, разрозненная серебряная утварь, тряпки, ордена — все что угодно. Из углов, куда не проникал свет, доносился невероятный шум, уж не знаю, что за существа там копошились.

Мы подошли к покосившемуся столу, около которого стояли три табуретки, лоснившиеся от старости. Наш хозяин поставил на стол лампу и знаком предложил нам сесть.

Разговор продолжался на незнакомом языке, о котором я уже упоминала. Ученый говорил много. Герцог Савойский слушал, спрашивал, иногда соглашался. Впоследствии я узнала, что они говорили на греческом. У принца были большие способности к языкам, и он владел чужими так же хорошо, как родным.

Наступила моя очередь: колдун взял мою ладонь, несмотря на мое легкое сопротивление, разжал ее, долго рассматривал и, казалось, внимательно изучал. Он обратил внимание своего ученика, сгорающего от нетерпения и любопытства, на некоторые линии. Затем он пошел и принес что-то вроде дохлой каменной куницы и заставил меня дотронуться до ее головы. После этого он стал рассматривать ее внутренности, изучать ее кишки, сердце, глаза, написал какие-то кабалистические знаки и, повернувшись к герцогу Савойскому и показав ему на герб Франции, висевший на стене, сказал, но теперь уже на чистом французском языке:

— Несмотря ни на что, вы туда вернетесь. Принц ничего не ответил. Более двух часов продолжалось это обсуждение, в котором я ничего не понимала, хотя была его предметом и целью. Когда они исчерпали тему, мы поднялись, и герцог, обратившись ко мне, заговорил на доступном моему пониманию языке:

— Я никогда не забуду о проявленной вами любезности и доброте, сударыня, — сказал он, — и теперь жду от вас одного: полного молчания о том, что здесь происходило. Сами того не подозревая, вы оказали большую услугу Савойе.

— Юная дама, — добавил по-французски прорицатель, — не желаете ли вы узнать свою судьбу?

— Да, если ей суждено быть счастливой.

— Она будет счастливой и злополучной, как все в этом мире, но все же скорее счастливой: вы родились под особой звездой и не избежите своей участи. Вам придется поневоле стать такой, какой вы не хотели бы быть. Вы будете вынуждены покинуть тех, кого любите, и согласитесь жить совсем не так, как вам следовало бы. Я хочу сделать вам подарок, и подарок бесценный, какого никто другой не сможет вам предложить. Возьмите вот этот пакетик с порошком и храните его больше чем собственные глаза, ибо в нем заключена прежде всего ваша собственная жизнь, а также жизнь ребенка — вы спасете его от яда, который убьет целую семью. Этот ребенок будет самым дорогим и необходимым существом для всего мира, и, не будь вас, он исчез бы так же, как все его близкие. Храните хорошенько этот порошок, слышите?

С неохотой и боязнью я взяла бумажный пакетик, положила его в карман и пошла за герцогом Савойским, который повлек меня за собой, повторяя, что он никогда не забудет огромной услуги, оказанной ему и его государству.

Я была совершенно ошеломлена, поражена, не знала, что отвечать, и машинально сжимала в руке чудесное противоядие; мы уже подошли к каналу, а я так и не произнесла ни слова в ответ моему царственному спутнику.

У дома предсказателя не было видно ни души, на канале — полная тишина; глубокая ночная тьма скрывала все, что находилось поблизости.

Однако в ту минуту, когда наша лодка отчалила, я услышала с правой стороны приглушенный крик ярости, а слева — вздох; я задрожала, а принц, судя по всему, был раздосадован.

— Неужели за нами следили? — прошептал он. — О нет! Полиция д'Аво или недоверчивой Республики не осмелилась бы так явно шпионить за мной. Впрочем, Венеция — город ночных загадок и драм. Конечно же, это к нам не относится.

Позднее я узнала, кто издал крик и вздох.

Это были два человека, следовавшие за мной как тени.

Один из них питал ко мне нежную, молчаливую и тайную любовь, полную самоотречения и преданности.

Другой был охвачен бурной страстью, которая разгорается, встретив препятствия, устремляется туда, куда толкает ее горячая кровь, не останавливаясь даже перед преступлением!

О, волнующие воспоминания! Какой удивительный контраст! Ангел и демон, сколько же минут утешения, сколько горестей я пережила из-за вас!

Принц проводил меня до моих покоев. Мы расстались у двери. Я вошла в свою комнату и легла, но не смогла уснуть, как и в предыдущую ночь, настолько была взволнована и удивлена тем, что случилось. Это было мое первое приключение, положившее начало многим последующим событиям, ведь за все приходится платить.

Позднее я нашла объяснение тому, что происходило в доме прорицателя. Излагаю вам, что это было.

Наш прорицатель был одним из тех старых евреев без роду, без племени, что бродят по всему свету. Я не могу утверждать, что он не был настоящим ученым, и у меня на этот счет есть все основания: все, что он предсказал, и в самом деле произошло, не считая того, что я обязана ему жизнью. Он предсказал Виктору Амедею, в каких войнах тот будет участвовать и как нерешительно будет вести себя в заключенных им союзах; наконец, предсказал все события, какие произойдут за время его правления. Но особенно он удивил его, сказав ему следующее:

«Кое-что я не могу хорошо разглядеть, какие-то события смутно вырисовываются в моем сознании. Мы можем прояснить их, если вы будете искренни со мной. Большая часть этих событий произойдет под влиянием женщины, которую вам суждено полюбить, впрочем, вы ее уже любите. Только ее рука может дать мне ключ к этим тайнам, только она подскажет, что посоветовать вам, коль скоро вы ждете от меня совета. Сделайте так, чтобы я увидел ее, поговорил с ней, и после этого я узнаю то, что вам следует знать».

Принц был настолько молод, что еще не утратил способности краснеть. Он не подозревал еще о том чувстве, которое впоследствии будет испытывать ко мне, но, заглянув в собственное сердце, подумал, что оно уже выбрало меня, и, поддавшись наполовину политическому авантюризму, наполовину жажде любви, решил проверить это. Поэтому он и попросил меня пойти с ним, о чем я только что рассказала. Маг убедил его, что я и есть та предполагаемая женщина, что он меня сильно полюбит, что я его тоже полюблю, что у нас будут дети и что именно я покину его.

Я так подробно остановилась на этом предсказании потому, что оно действительно повлияло на мое будущее и мне еще не раз придется упоминать о нем.

На следующий день после нашего странного визита Марион вручила мне от имени его высочества очень красивую золотую коробочку филигранной работы, украшенную драгоценными камнями и выложенную изнутри горным хрусталем. Коробочка была прикреплена к кольцу на цепочке из какого-то непонятного металла, блестевшего как полированная сталь. Это был подарок еврея, предназначенный для хранения порошка; его следовало постоянно носить на шее. Возраст этого старинного украшения нельзя было определить, оно было из редчайших.

С тех пор я никогда с ним не расставалась и до сих пор храню при себе.

Через несколько дней после возвращения в Турин Виктор Амедей получил доказательство проницательности г-на д'Аво. Стало известно, что за его действиями следили, знали о соглашениях с английским королем Вильгельмом, а также курфюрстом Баварским. Посол герцога в Венеции рассказал ему об одной из своих бесед с г-ном д'Аво; тот по дням расписал нее передвижения принца, полагавшею, что они никому не известны; это доказывало, что синьор Контарини был прекрасно осведомлен обо всем. Одновременно посол не скрыл от принца, что эти действия вызвали серьезные подозрения и Версале и потребуется немало усилий для того, чтобы рассеять их. Французский двор, очевидно, предъявит Савойе ряд чрезвычайно серьезных претензий, но, как бы то ни было, надо постараться удовлетворить их, если герцог не хочет довести дело до полного разрыва с ним.