В конце сада девушки разошлись; та, что была красивее, поцеловала приятельницу и вернулась во дворец, а другая тем временем пошла дальше.

Принц ждал этого мгновения и приблизился к ней.

При всей своей внешней простоте девушка не была дикарка: она не убежала от молодого и очень вежливого красавца, который, сняв шляпу, спросил, не может ли она провести его в покои госпожи герцогини и дать ему возможность поговорить с одной из ее фрейлин или с одной из ее горничных.

Девушка посмотрела на него с подозрением и, замявшись, произнесла:

«Я как раз одна из ее горничных, сударь, но чего вы хотите от ее королевского высочества?» .

«Она несомненно вознаградит того, кто введет меня к ней; у меня послание, которое она ждет».

«Письмо?»

«Нет, устное послание; мне нужно поговорить с ней самой».

«От кого вы прибыли?»

«От ее брата», — совсем тихо ответил он.

«Тсс!.. Следуйте за мной и молчите».

«Вот пропуск господина герцога Савойского, позволяющий мне свободно входить в город и выходить из него. Видите, я вас вовсе не обманываю».

Девушка ответила многозначительной улыбкой: она выросла в собственных глазах при мысли о том, что оказалась причастной к великой тайне. Она пошла вперед, знаком пригласив принца следовать за ней, и так они подошли к лестнице, ведущей к покоям герцогини и спускающейся прямо в цветник.

Девушка прошла первой, посоветовав ему ступать потише; она поднялась на два этажа, впустила его в крохотную чистенькую комнату, закрыла за собой дверь и после этого с решительным видом обратилась к нему:

«Ну а теперь скажите, чего вы хотите от госпожи герцогини?»

Принц рассмеялся:

«Я должен поговорить с ней, а не с вами, прелестное дитя».

«С нашей принцессой, какой бы доброй она ни была, поговорить не так-то просто».

«Я явился сюда от господина герцога Орлеанского, и у меня устное послание для госпожи герцогини, она ждет меня; надо только дать ей знать, что я здесь, любопытная ты кумушка».

Малышка все еще сомневалась и состроила гримаску, делавшую ее прехорошенькой. Принцу она казалась более привлекательной, чем знатные дамы, и ему страшно хотелось сказать ей об этом, а Филипп Орлеанский был не из тех мужчин, что противятся своим желаниям, если подворачивается удобный случай.

«Синьорина, назовите ваше имя, пожалуйста», — промолвил он.

«Джузеппа, сударь».

«Синьорина Джузеппа, ваша любезность не уступает вашей красоте, и я горю желанием довериться вам, если только ваше умение хранить тайну не уступает вашей любезности и вашей красоте».

«Ах, сударь, конечно, я умею хранить тайны».

«Тогда вы узнаете все. Но данное мне поручение не настолько спешно, чтобы я мог забыть о себе, перед тем как приступить к его исполнению. Я долго бродил по городу, устал и умираю от голода. Нельзя ли устроить небольшой ужин до того, как я отправлюсь к ее королевскому высочеству, ведь, возможно, там меня задержат надолго и я очень поздно вернусь к моему повелителю?»

«Я сейчас же провожу вас в буфетную».

«Да, конечно».

«Так идемте».

«Я готов… Но в буфетной станут гадать: „Кто такой это? незнакомец? Зачем он сюда явился?“»

«Это правда».

«И тогда произойдет одно из двух: вы бросите тень либо на вашу повелительницу, либо на себя».

«Вы правы».

«Так что же делать?»

«Поужинайте где-нибудь в другом месте».

«Не годится: меня не должны видеть в другом месте. Если узнают, что я француз, меня разорвут на куски».

«О Боже!» — воскликнула девушка, ужаснувшись от одной такой мысли.

«Есть, конечно, другой выход…» — неуверенно начал принц.

«Какой?» — горя нетерпением, перебила его Джузеппа.

«Вы никогда на это не согласитесь».

«Но скажите же!» — решительно произнесла она.

«Не могли бы вы пойти за едой и принести мне ее сюда?»

«В мою комнату, сударь?» — краснея, воскликнула Джузеппа.

«Да, в вашу комнату, прекрасная Джузеппа; а что в этом дурного? Я ведь уже в ней нахожусь, и какая разница, сижу я здесь или стою».

Приведенный довод был подкреплен улыбкой и взглядом, встретившим ответный девичий взгляд, который остановился на красивом и очень искреннем, честном, открытом лице; выражение его было многообещающим и говорило столь же ясно, как самые прекрасные слова:

«Вы очаровательны, и я вас люблю».

Джузеппа была порядочная девушка, но кокетка, она хотела нравиться, была очень уверена в себе; кроме того, ей очень льстило, что она принимает у себя посланца герцога Орлеанского и, возможно, его доверенное лицо. Воображение юной девицы проделывает большой путь за один краткий миг, а в конце всех ее мечтаний — всегда замужество. Такой статный француз может оказаться хорошей партией, а ее повелительница со своим августейшим братом могли бы соединить их и, кто знает, даже подарить приданое!..

«В конце концов, — подумала она, — ведь это замечательный поступок — не допустить, чтобы молодой человек пострадал или попал в руки этих злодеев, которые желают убивать французов. Убивать французов! А ведь среди них есть такие обходительные кавалеры!»

И она решилась.

Принц устроился у открытого окна, выходящего в парк. Уже совсем стемнело. Наступила ночь, благоуханная, искрящаяся июньская ночь Италии. Чтобы чувствовать себя более непринужденно, он отбросил в сторону и плащ и шляпу, затем поблагодарил девушку с пылкостью, которой она вовсе не испугалась, а напротив, обрадовалась.

Казалось, ее планы начали осуществляться; чтобы один из подобных ему задумал соблазнить ее, такое ей даже в голову не приходило; слава Богу, настоящего сеньора она бы поостереглась, но такого молодого кавалера, к тому же, судя по всему, совсем бедного горца!.. А какого красавца!

«Подождите здесь, — сказала она принцу, — я скоро вернусь, придется кое-что украсть для вас. Принесу что смогу, и вам придется довольствоваться этим. Кстати, вы будете ужинать в темноте, при свете луны; огонь нас выдаст, и тогда я пропала. Ждите!»

Она оставила герцога Орлеанского одного не более чем на полчаса и вернулась с изысканным ужином, унеся его из буфетной; с игривостью и очарованием, свойственными ее возрасту, девушка поведала, к каким хитростям ей пришлось прибегнуть, чтобы раздобыть эти блюда, которые она по ходу рассказа расставляла на маленьком столике перед рассыпавшимся в благодарностях герцогом.

«Надеюсь, вы накроете на двоих?» — спросил он.

«Да уж, конечно, а то мне придется лечь спать голодной. Я сказала, что останусь в покоях ее высочества, буду ждать ее распоряжений и вниз не спущусь».

Они сели за стол вдвоем, молодые, красивые, веселые: один — настолько испорченный, что весьма правдоподобно разыгрывал святую невинность; другая — настолько простодушная, что ничего не заподозрила.

Он вскружил девушке голову похвалами, дурачествами; заинтересовал, рассмешил, растрогал ее, затем, наконец, заговорил об опасностях, окружавших его, о смерти, нависшей над его головой во время этой ужасной осады, о жизни, которую он может потерять, такой прекрасной и многообещающей для человека его возраста.

«О, если б я мог испытать счастье! Если бы пережил несколько сладостных мгновений перед тем, как покинуть этот мир!»

Бедная крошка, на свое несчастье, принесла бутылку сицилийского вина, которое так быстро ударяет в сердце и голову. И опять же, на свою беду, она, привыкшая к трезвости, выпила его; а хуже всего было то, что молодой и прекрасный принц был так красноречив и страстен.

Вечер был наполнен возбуждающими ароматами, свойственными только теплому климату; Джузеппа подумала, что молодой человек вполне заслуживает крупицы счастья на этой земле и было бы жестокостью, варварством отказать ему в поцелуе, о котором он так настойчиво молил. А потом он убедил Джузеппу, что любит ее, что без нее не сможет теперь жить, внушил все то, что влюбленные так ловко внушают девушкам, которые слушают их и позволяют обмануть себя, поскольку прежде всего обманывают себя сами.