- Может, это и к лучшему, - буркнул Лерин.

   - Не к лучшему, - ответил Тисмен, подходя к окну. - Ты можешь сколько угодно злиться, друг мой, но... Рэми нам нужен. Скажу даже большее - он нужен Кассии. Что касается целителя судеб...

   Тисмен осекся и уже тише добавил:

   - Мне кажется, что-то наши предшественники упустили. Мне кажется, что мы, именно мы его ранили, и что мы должны как-то это исправить. И мне кажется неправильным не привязывать к принцам крови целителей судеб и хранителей смерти... совсем неправильным... оно похоже, на... предательство, чего уж там скрывать. И потому твои необдуманные слова, Лерин, твое отношение к Рэми и целителю судеб это... все равно что ругать ворона за то, что у него крылья черные. Глупо и несправедливо.

   - Когда Рэми узнает о Лие и вновь сорвется, ты иначе запоешь, - взвился Лерин. - А ведь он сорвется... он по грани ходит, не видишь?

   - Когда узнает, тогда и будем решать, - холодно ответил Кадм. - А пока друг, заткнись, очень тебя прошу. Будешь донимать Рэми своей ненавистью, будешь иметь дело со мной. Потому как ты, Седой, своим нытьем кого угодно доведешь.

   - Идите вы! - Лерин швырнул о землю чашу с зельем Тисмена и, выходя, не забыл как следует треснуть дверью.

   Он был в ярости. И, что самое худшее, не понимал причины. Почему этот мальчишка так его доводит? Одним своим видом. Нет, одним своим существованием.

   В отведенной ему спальне он опустился на колени перед домашним алтарем. Так всегда: когда он не знал, что делать, он искал успокоение в молитве... Как всегда, когда ему было плохо, он тушил все огни в спальне, оставляя только неясный свет светильника перед алтарем. Он молился Радону. Великому богу, отцу духа, которого Лерин носил в себе. И молитва всегда помогала.

   Но сегодня забыться не удалось. Мучила Лерина совесть... донимали тяжелые мысли. Прав Кадм, он откровенно завидовал Рэми. За мальчишку так боролись Миранис и Элизар, наследный принц и вождь магического клана. Рэми был везде, все, что делалось в последнее время, делалось для него, с его участием или из-за него...

   Но сомнение... это сомнение... что Лерин поступает правильно, третируя мальчишку. Ведь до появления Рэми принц был жалким пьяницей. Оно и понятно - повелитель, увлеченный сварой с советом, забыл о единственном сыне, Миром никто не занимался, его не замечали, о нем не вспоминали, и принц пускался во все тяжкие, ненавидел общество, ненавидел своих телохранителей и сбегал от них при первой же возможности.

   Потом дозор рыскал по городу и находил наследника упившегося до беспамятства, в постели с очередной шлюхой... После Мира долго лечили, успокаивали, и принц клялся, что больше никогда... но не выдерживал и вновь сбегал из замка. Пока в один прекрасный день не был ранен...

   Когда Мир в первый раз исчез на целых семь дней, Лерин и другие телохранители впервые решились пойти к повелителю и впервые тогда Лерин познал на своей шкуре гнев Деммида. Такой боли он не испытывал никогда...

   Дозорные перерыли всю столицу, но напрасно... Мир явился в замок сам и начал бредить о неком мальчишке со знаками избранного... рожанине, что должен был стать телохранителем. Тогда впервые Лерин почувствовал укол ревности. Рэми еще не успел появиться, а сделал то, что много лет не удавалось телохранителям - образумил наследника. Мир увлекся поиском избранника и почему-то забыл и о побегах из замка, и пьянке.

   Но Рэми умел прятаться. Найти его помогла новая случайность, а второго шанса удрать Мир мальчишке не дал.

   Лерин возненавидел Рэми с первого взгляда. Невинный с виду мальчик оказался сильным, страшно упрямым магом. Лишь позднее выяснилось, что он к тому же пропавший племянник вождя Виссавии и брат Армана.

   Слишком много везения для одного человека. Опальный рожанин, Рэми в один миг возвысился до архана, став телохранителем наследного принца Кассии. Что самое обидное, для Рэми этого мало. Для этого мальчишки всего мало.

   Лерин на его месте послал бы и Мираниса, и Кассию, скрывшись в благополучном, могущественном клане целителей, а мальчишка упрямо прятался от своих родственников. И богиня клана ему в этом помогала. Только благодаря ей в Виссавии еще не сложили дважды два. Не вспомнили, что у их горько оплакиваемого наследника был сводный брат, Арман, что Арман теперь в Виссавии и зовется братом телохранителя принца.

   Боги все могут - могут делать людей слепыми. А Виссавия еще и нянчится с Рэми, исполняет все его капризы... почему? Чем Рэми заслужил?

   - Но имя... имя-то у него осталось то же... почему? - взмолился Радону Лерин. - Почему они не могут вспомнить его имени?

   - Ты аж так меня ненавидишь? - вежливости мальчишку тоже никто не научил. Входит в чужие покои, как в свои, даже не стучится. - Не вспомнили моего имени, потому что в клане у меня другое имя. Мой дед... когда-то сказал, что его внук не будет носить чужого, кассийского имени, и дал мне тайное, виссавийское, запретив виссавийцам называть меня иначе. А слово вождя здесь закон.

   Лерина передернуло. Он с удовольствием бы вытолкал Рэми за дверь, но знал - мальчишка так просто не отстанет. Слишком привык, что с ним носятся как с писанной торбой, так привык, что не умеет жить по-другому.

   - Мы можем поговорить? - спросил вдруг Рэми.

   - Можем, - согласился Лерин, поднимаясь с колен и поймав себя на мысли, что как и остальные уделяет мыслям о Рэми слишком много времени.

   Он приказал вспыхнуть поярче светильнику на столе и вопросительно посмотрел на гостя. А ведь мальчишку что-то снова грызет, издалека видно. Опять похудел, хотя, казалось, дальше некуда, и эти тени под глазами... что делали его взгляд еще более глубоким и раздражающим. Виссавиец... чтоб его. У них у всех глазищи душу выжирают. А у Рэми глаза еще и огнем горят. Выдают владельца, несмотря на аккуратно поставленные щиты. А ведь Лерин думал, что жизнь при дворе научила Рэми держать себя в руках... Зря думал.

   - Прости, - смущенно сказал гость. - Не хотел тебе мешать.

   И тотчас добавил:

   - Твое лицо? Оно все еще не...

   Лерин лишь отмахнулся. Ну да, он не всеми любимый мальчик, тратить на него магию совсем не обязательно, само заживет. А виссавийцев звать нельзя...

   - Дай мне...

   Раньше, чем Лерин успел отшатнуться, Рэми шагнул вперед, усадил телохранителя в кресло, стал перед ним на колени и сосредоточенно присмотрелся к разбитому носу, чуть трогая его кончиками пальцев.

   Странный он, этот Рэми, думал Лерин, смотря в его глубокие, черные глаза. Или глупый, или просто не хочет видеть, что Лерин его ненавидит...

   Или же ему все равно...

   Пальцы у него холодные. И вздрагивают. Волнуется, хоть виду и не подает. Гордый, как и все в их семейке. Вот и Лия кажется хрупкой, как цветок - тронь и нежные лепестки осыплются -, а тоже гордячка еще та. Об Армане, которого при дворе прозвали статуей из льда, и говорить нечего.

   - Вот и все, - улыбнулся Рэми, вытирая испачканные кровью пальцы о платок, который Лерин все так же держал в ладони.

   - Все? - не поверил своим ушам Лерин.

   - Для виссавийца это нормально, - чуть смущенно ответил Рэми, поднимаясь с колен.

   - Сильно ошибаешься, - Лерин потянулся к кувшину, наполнил чашу вишневой наливкой и запоздало спохватившись, посмотрел на Рэми:

   - Хочешь?

   Рэми кивнул. Присел на край стола и протянул Лерину чашу. При этом пухлые губы мальчишки вытянулись в неком подобии улыбки, и рука Лерина, наливающая наливку в чашу, на мгновение дрогнула. Почему он так улыбается... или и на полном серьёзе считает Лерина другом?

   - Сразу видно, что ты никогда на собственной шкуре не испытывал магии целителей-виссавии, - наливка почему-то горчила. В последнее время все горчило. - Я когда-то в детстве испытал. Исцеление болело больше, чем рана. Виссавиец тогда сказал, что боль это плата за быстрое выздоровление... В этом мире за все надо платить...