Острая почечная недостаточность… Неважно, что знала я об этой проблеме немногим больше, чем обыватель. Одного сочетания трех слов было достаточно для понимания, какими могут оказаться последствия.

— Теперь ты, — возвращая в реальность, Людмила Викторовна перевела взгляд на меня. — Диагностическую магему делаешь ты. Оценку — все трое. Решение о статусе пострадавшего принимаете совместно. Старший — Петр.

В ответ кивнула. Не скажу, что стало легче, но все-таки оказаться в роли судьи, выбиравшему, кому — жить, а кому — нет, я была еще не готова.

— Ну, если все понятно…

— Людмила Викторовна, — перебила я ее, не пропустив, как напряглись братья Орловы, — в главном общежитии Университета живет Илья Воронцов.

Ее взгляд стал нечитаемым. Лицо на мгновение закаменело… Одноклассник ее дочери. Княжич и возможный наследник рода Воронцовых…

— Я возьму на контроль, — наконец, произнесла она, поднимаясь и, больше ничего не сказав, ушла на свое место.

Стекла у автобуса затемненные. С той стороны ничего не видно, с этой все выглядит нереальным, словно фильм в плохом качестве. Все мрачно и похоже на детскую поделку: криво вырезанные из бумаги фигурки, наклеенные на грязный картон. А еще и дождь… Закончился он утром, но небо все еще оставалось заляпанным тяжелыми, неуклюжими тучами.

— Саш… — сидевший напротив Кир наклонился, положил ладони мне на колени.

Оторвав взгляд от того, что творилось за окном, посмотрела на него.

Дорога, по которой ехали, была практически пустой. Лишь военные машины, с сидевшими в них бойцами, обгоняли нашу колонну, стремясь куда-то к центру города.

А еще отовсюду доносился звук сирен, вопивших на разные голоса, а тротуары перекрывали вооруженные патрули.

Мне бы поговорить с кем-нибудь из тех, кто обычно вселял уверенность, но…

Несмотря на пример Ивана Струпынина, чей дар проснулся и стабилизировался в ситуации ЧС, все, к чему готовила нас Людмила Викторовна, казалось чем-то далеким. Да, случалось и обязательно еще случиться, но…

Я была уверена, что к тому моменту, когда потребуется моя помощь, уже буду готова ее оказать. Узнаю больше, чем знала. Наберусь опыта. На манекенах отработаю все, что необходимо. Натренирую скорость создания магем. Разберусь с нюансами, о многих из которых даже не имела ни малейшего представления.

Да просто стану старше!

— Саш, — привлекая внимание, Кир слегка сжал колено.

Так до конца и не вынырнув из переживаний, тяжело вздохнула. Передернула плечами от побежавших по спине мурашек.

— Страшно, — произнесла я, спрессовав в одно слово все свои переживания.

— Всем нам страшно, — явно через силу улыбнулся он. Оглянулся на Людмилу Викторовну.

Я тоже посмотрела на нее и кивнула. Юля не жила в общежитии, но в безопасности ли она сейчас?!

Попыталась прислушаться к собственному дару… Тот не молчал, но тревоги было так много, что и непонятно, от беспокойства за кого набатом билось сердце.

— Я справлюсь, — заставляя себя верить в то, о чем сказала, перевела я взгляд на Кира.

— Мы — справимся, — поправил он меня.

И я согласилась. Мы — вместе. И по-другому быть не может!

Здание Университета — тридцать шесть этажей в центральной части и по восемнадцать в боковых. Дальше стадион, парк с небольшим искусственным озером. Еще дальше то самое общежитие, объявленное сейчас местом чрезвычайной ситуации.

Точнее, студенческий городок — шесть двенадцатиэтажных корпусов, соединенных между собой переходами. В каждом комбинат бытового обслуживания и столовая. Неподалеку два кафе и молодежный клуб.

Либо меня подвела память, либо информация на портале, на котором я ее обнаружила, оказалась недостоверной, но по данным, которые нам сбросили на браслеты, в главном общежитии Московского Императорского университета проживало семь тысяч восемьсот семьдесят студентов. Часть из них до конца сентября находились в полевых лагерях. Проходили военную подготовку.

Это было из хорошего.

Из плохого…

Скорых было столько, сколько я не видела за всю свою жизнь. И они все прибывали и прибывали.

В отличие от них, въезжавших во двор, автобусы останавливались на объездной дороге. Наш исключением не стал. Подъехал достаточно близко, почти вплотную к домам и стоило нам выйти, сорвался с места, которое тут же занял другой.

Остальную часть пути мы преодолели бегом. И это было даже лучше, потому что некогда думать. И неважно, что в маске тяжело дышать, а сумка, надетая, как рюкзак, бьет по спине. Главное, просто бежать. Не обращая внимания на вновь начавшийся дождь, на страх, который никуда не делся, лишь отступил, словно понимая, что для него найдется лучшее время.

Воздух звенел от сирен, от гула садившихся и взлетавших где-то неподалеку вертолетов. От команд по громкоговорителям, которые, несмотря на какофонию звуков, воспринимались четко и понятно:

— Внимание! Зеленых с сортировок с первой по третью, на карантинную площадку во втором секторе! Четвертая — шестая, сектор пять. Повторяю…

— Тринадцатая бригада — первый корпус, второй подъезд. Сортировка…

— До оценки состояния целителями и медиками, пострадавших не поить! Очищать рот от рвотных масс, смачивать губы. Повторяю…

— Обработка нейтрализующим раствором проводится до размещения на сортировочной площадке. Внимание, повторяю, обработка нейтрализующим раствором…

Нашим оказался шестой корпус. В нем уже работали. Сновали спасатели МЧС, военные, сотрудники службы порядка…

Внешне все выглядело довольно упорядоченно, без суеты, но целительская эмпатия не обманывала. Каждый из них работал на пределе, выкачивая себя без остатка.

Пострадавших выводили и выносили из подъездов, укладывали на топчаны, установленные у самых дверей, срезали верхнюю одежду. Кого-то окатывали из ведер водой, тут же закутывая в одеяла. Кого-то обрызгивали из пульверизаторов…

Лично для меня эти нюансы сейчас не имели особого значения — информация вряд ли могла помочь в будущей работе, но взгляд замечал мелочи, цеплялся за них, словно опасаясь увидеть не кусочки мозаики, а всю картину целиком.

Наверное, так оно и было. Потому что и кусочков, чтобы удариться в панику и растерять способность действовать здраво, оказалось более чем достаточно.

— Седьмая и двадцать четвертая — третья сортировка! — Людмила Викторовна, перейдя на шаг, махнула в сторону стоянки.

Машин на ней не было. Лишь тела, почти ровными рядами лежавшие на асфальте и газоне, обрамлявшем площадку.

— Игорь, Петр…

Резкий гул отвлек на секунду… Лопасти поднимавшегося из-за деревьев вертолета «пробили» висевший защитный купол, «расплескали» струи дождя, потоком лившегося там, за пределами магической пленки.

Красиво! Завораживающе! Тонкая прозрачная кисея, похожая на оболочку мыльного пузыря, махина вертолета с огромным красным крестом на боку и вода, пытавшаяся прорваться сквозь вращающийся с огромной скоростью металл.

— Двадцать четвертая! — Петр слегка толкнул меня, вырывая из созерцания. Поймав мой «очнувшийся» взгляд, повесил себе на шею ленту с карточками и цветными наклейками. — За мной!

— Седьмая…

— Внимание! Зеленых с сортировок с первой по третью, карантинная площадка второго сектора! Четвертая — шестая, сектор пять. Повторяю…

С пострадавшими уже работали. Не целители или медики, кто-то из вспомогательных служб или добровольцев. Повсюду стояли бутыли с водой, тазики. Картонные ящики, в которые сбрасывали использованные тряпки…

Сильно пахло дезинфицирующими средствами, но даже они не могли забить другого запаха. Кислого. Неприятного. Запаха рвотных масс.

Четыре ряда. Это в одну сторону. По длине же сосчитать было трудно, подносили с разных подъездов. Большинство лежало. На одеялах, простынях, брошенных на землю куртках. Кто-то сидел… Хотела бы я сказать, что это — хороший признак, но взгляд, когда раскачивавшийся до этого парень вдруг посмотрел на меня, был пустым, отсутствующим.