«Мама постоянно спрашивала про твоё здоровье и интересовалась, хорошо ли ты кушаешь. Я, конечно, заверил ее что с тобой все в порядке. Сама знаешь, она ведь очень переживает.

Сегодня даже хотела навестить тебя, но ведь понимаешь, я не мог взять её с собой. Я бы просто не смог пронести её по улице, сквозь все эти сугробы. Мне и с рюкзаком трудно было дойти. Повезло что нашел борозды от колес, похоже что до меня кто–то на броневике проезжал. Но ты не волнуйся, тут так много снега, что никому и в голову не придет искать здесь людей.

Так много снега. Иногда, бродя по улице, я чувствую как снежинки касаются моего лица. Я знаю, это невозможно, но глядя на огромные сугробы, я просто ощущаю, как в лицо задувает холодный ветер. В такие моменты я часто вспоминаю детство. Особенно новый год, елку, праздничный стол, подарки.

Прости меня пожалуйста! Мне очень стыдно, что у тебя никогда не было нового года. Я обещаю тебе — когда ты подрастешь, ты будешь праздновать новый год, день рождения, и еще много интересных праздников! Ты, главное, подрасти! И не забывай кушать!

Недавно я ходил к могилке Леночки. Там все так замело, что я с трудом нашел нужную арматуру. Мама просила положить на могилку ее письмо, но письмо запечатала. Я так и не прочел, что же там написано, но было интересно. Мама и по ней очень скучает. Даже поет ей во сне.

Знаешь, она ведь умерла совсем маленькой! Ей еще и трех годиков не было. Мама никогда не согласится, но мне кажется, что оно к лучшему. Она ведь так и не увидела всего этого. Всего что творится на улице. Иногда мне кажется что это самое большое, чего можно желать.

Знаешь, когда зима еще не была такой холодной, мы с мамой жили в подвале школы. Злых людей в то время было очень много и на улице бывало очень опасно. Но мы были там не одни, с нами жило еще пятеро. Укрываясь в подвале, мы и не думали, что выпадет так много снега. Его было столько, что выходы завалило и мы никак не могли выбраться.

Все вместе мы несколько дней тщетно пытались прочистить выход, но как только нам показалось что мы уже почти выбрались, как обнаружили что вход придавило куском рухнувшей стены. Наверное плохие люди между собой поругались и случайно взорвали одну из несущих стен. Сверху мы часто слышали выстрелы и взрывы.

Еда у нас закончилась в первые же дни и кушать было нечего. А Леночка ведь совсем маленькая была, она очень капризничала и просила кушать. Она же всегда слабенькая была, больная, а в подвале было очень холодно. На вторую неделю она не могла даже плакать и ребята говорили, что она не выживет. А мы так хотели кушать! Мама кричала, но мы все сделали очень быстро, Леночка даже не проснулась.

Примерно на четвертую неделю нам удалось расчистить проход и мы с мамой переехали жить в музей. Ты ведь помнишь? Мы ведь нашли тебя возле музея! Ой, и какой же забавной ты была! Сначала ты нас даже боялась, убегала, помнишь? Я еще под снегом тебе старую травку выкапывал! Ты с таким аппетитом кушала! Оголодала тогда, наверное.

А ведь ты не знаешь, но трава когда–то была зеленой! Нет, правда, я тогда был еще совсем маленький, но хорошо помню. Зеленая трава и деревья и много–много людей на улицах, все такие счастливые, нарядные! Я иногда нахожу старую одежду. Она, конечно, вся во вредной пыли и её нельзя носить, но так хочется! Она ведь когда–то была такой яркой!

Недавно я не удержался и подарил маме хорошую белую кофточку. Она носила точно такую же, когда мы в первый раз встретились. Она так радовалась! Я не видел такой улыбки с тех пор, как у неё отнялись ноги. Помнишь, когда она к тебе в последний раз приходила? Она еще тебе мясо приносила. Как Леночку схоронили, мама сама мясо не кушает, вот тебе всё и носит. Без мяса–то в таком холоде жить плохо. И по дороге от тебя она замерзла. Хорошо, что я вовремя её нашел, но ноги уже не спасли.

Знаешь, я все чаще думаю о моменте, когда мы умрем. Ведь рано или поздно все запасы закончатся и кушать станет совсем нечего. А без еды, да еще и в таком холоде, человек жить не сможет. Ни плохой, ни хороший. Никого не останется. До встречи с тобой, меня это сильно волновало, но теперь я спокоен. Ты ведь крепенькая. Ведь, ты и такие как ты, смогут выжить. Я знаю, вы сможете жить в этом мире. И вы сможете исправить наши ошибки, вы даже сможете построить новый мир! Я закрываю глаза и почти вижу его. Там будут солнце и тепло. Будут трава и даже деревья!

В такие моменты, я даже рад, что мы умрем, ведь мы уступим место вам!

Сашенька, я всегда любил тебя как родную, и мама тоже тебя очень любит! Но прости. Прости пожалуйста! Мы не можем больше выкапывать траву, да и крыс ловить не получается. Но ты не волнуйся, я принес тебе мяса. Знаю, ты его не любишь, но ничего другого у меня нет. Мама ведь всё равно ходить не может, она не обиделась!

Я уже научил тебя всему, что знал сам. Ты уже умеешь считать, писать и свободно говоришь на моем языке. Ты намного совершеннее меня! У тебя есть теплый мех, острый ум и ты не боишься ни радиации и холода! Тебе подвластны силы, о которых человек не мог даже мечтать!

Я так рад, что нашел тебя! Ты самая лучшая смена, о которой все могли лишь мечтать!

Ты, главное — расти, кушай, учись. Главное — выживи! Переживи зиму, переживи плохих людей, переживи злых машин! Ты моя последняя надежда! Только у тебя есть шанс возродить озеленить мир!

Дописывая это письмо, я вдруг вспомнил старую–старую песню что пела мне еще моя мама! Я знаю, ты любишь песни!

«Может еще все повторится, может счастливее чем в этот раз,

Вновь полетят по небу птицы, но этот мир уже не для нас.

Мы в суете, где–то ошиблись, в гонке слепой за детской мечтой,

Мы навсегда там растворились в белом огне за снежной чертой».

Вот такой вот, последний подарок.

Ты, главное, выживи! Переживи зиму, переживи человечество, переживи меня!

Я знаю — тебе не нравится мясо, но это всё что у меня есть. Прости что наше знакомство должно закончится именно так.

Я люблю тебя!

Папа»

Я с трудом закрыл книжку и скосив глаза на пепельницу, обнаружил что за время чтения, выкурил уже четыре сигареты.

— Да и похуй! — буркнул я, закуривая следующую.

Вот же писаки доморощенные…

— Пошевеливайтесь! Эй, что ты там встал!? Быстро в строй! — прикрикивала Сивира на своих подчиненных.

На сегодня у неё запланировано много дел, а времени и без копающихся стражников не хватало… Ей еще предстояло добраться до Кентервилля и разместить своих гвардейцев в доме, да и к Лукину тоже стоило наведаться. Довольно плотный график. А виной всему — излишняя подозрительность командующего королевской гвардией.

Когда младлей сказала своему начальнику, что не собирается более шпионить за пришельцами, тот рассвирепел:

— Что!? Что значит «достоит доверия»!? Ты хоть понимаешь с кем мы имеем дело!? Тебе напомнить результаты одного единственного вечера, когда этот дикарь разгуливал без присмотра?! — орал начальник стражи.

Командира очень беспокоило наличие пятерых вооруженных пришельцев в Кентервилле. Учитывая, что у одного из них уже были проблемы с законом, это не удивительно, но вероятнее всего, все дело было в том, что в том же городке проживала его младшая сестра, работая местным библиотекарем.

Капитан всё не умолкал, в красках описывая преступную халатность Сивиры и её вопиющую легкомысленность к чужакам. «Точно разжалуют» — нервно сглатывала фелисина.

— И как тебе только в голову пришло привезти этого варвара сюда!? Да он же совсем дикий! Ты хоть понимаешь, что…

— Достаточно! — раздался чей–то звучный голос.

Сивира повернула голову на звук и обнаружила темную принцессу снизошедшую до посещения кабинета командующего. Начальник стражи, заметив младшую правительницу, вытянулся по стойке и поднял руку вверх в дежурном приветствии. Нолярис лишь сдержанно кивнула в ответ, раздраженно дернув пушистым темным хвостом: