— При чем тут бридж?

— Я слышал о ребятах, которые сидят в Квентине. Отличные игроки в бридж. И им хронически требуется пополнение. Тебе, наверное, понравится их компания: у вас много общего.

— Почему бы тебе не убраться отсюда, Босх?

— Ухожу, ухожу. Но сначала доскажу тебе про тех ребят: все они — в камере смертников. Но ты не особенно беспокойся. У тебя будет достаточно времени поиграть в картишки. Сколько там в среднем времени проходит? Лет, кажется, восемь-десять, а потом не обессудь — газовая камера. Не так уж плохо. Разве что, конечно, согласишься на сделку.

— Не будет никакой сделки, Босх. Мотай отсюда.

— Уже мотаю. Ты не представляешь, какое счастье выйти из этого заведения. Но я с тобой не прощаюсь насовсем. Мы еще обязательно встретимся. Лет эдак через восемь-десять. Я буду рядом, Бреммер, когда на твоих запястьях затянут ремни. И буду смотреть, как камера наполняется газом. А потом выйду на свежий воздух и расскажу репортерам, как ты сдох. Скажу им, что перед смертью ты визжал, как свинья, что тебя нельзя назвать мужчиной.

— Хрен тебе в задницу, Босх.

— Попробуй вставь, если дотянешься. В общем, до встречи, Бреммер.

После того, как во вторник утром был официально оформлен арест Бреммера, Босху разрешили взять до конца недели отгулы за всю сверхурочную работу в ходе расследования.

Он слонялся по дому. Голову занимали хозяйственные мелочи, и ему было хорошо. Босх вышел на заднюю веранду и тут же решил заменить посеревшие от старости перила. Сюда лучше всего подходили балясины из мореного дуба. Поехав за деревянными деталями в хозяйственный магазин, он купил там заодно новые сиденья для кресел, а также шезлонг. Будет очень мило смотреться на обновленной веранде.

Теперь у Босха появилось время вновь погрузиться в чтение спортивного раздела «Таймс», неторопливо отмечать изменения в турнирной таблице и достижения игроков.

Что же касается раздела городских новостей, то там в основном мельтешили статьи о событии, ставшем известным всей стране как «дело последователя». Однако Босх лишь пробегал их глазами, не удостаивая особого внимания. Он и так знал об этом деле слишком много. По-настоящему интересны были только материалы, в которых приводились новые детали о личности Бреммера.

«Таймс» направила своего корреспондента в Техас, где вырос Бреммер, проведший детство в пригороде Остина. Получилась статья, нашпигованная сведениями из досье суда по делам несовершеннолетних и сплетнями соседей. Бреммер воспитывался матерью, по сути дела без отца. Папаша, странствующий музыкант, исполнявший блюзы, наведывался домой от силы один-два раза в году. Мамаша в воспитании сына была поборницей строгой дисциплины, а скорее, просто злобной сукой. Во всяком случае, так о ней отзывались бывшие соседи.

Самое серьезное, что удалось откопать репортеру о юном Бреммере, заключалось в том, что на него, 13-летнего парнишку, пало подозрение в поджоге соседского сарая с инструментами. Однако официально он осужден не был. По словам соседей, мать, тем не менее, расправилась с ним, как с настоящим преступником, заставив просидеть остаток лета дома, не высовывая носу на улицу. Местные жители также утверждали, что примерно в то же время у них стали таинственно пропадать домашние животные. Но никто тогда не заподозрил в том юного Бреммера. Теперь же соседи дружно винили его во всех бедах, которые обрушились на их улицу в тот год.

Через год после памятного пожара мать Бреммера скончалась от хронического алкоголизма, а сам он попал в особое воспитательное заведение, содержавшееся властями штата, — на ферму для мальчиков. Маленькие воспитанники ходили в школу в белых рубашках, синих галстуках и шерстяных пиджаках, строго соблюдая форму одежды даже в те дни, когда от жары лопались термометры. В статье упоминалось, что Бреммер сотрудничал в одной из школьных газет. Так начиналась его репортерская карьера, которая в конце концов привела молодого человека в Лос-Анджелес.

История его жизни была сущим кладом для таких спецов, как Лок. Изучая ее, можно было бесконечно предаваться спекуляциям о том, как из маленького Бреммера вырос Бреммер большой, вступивший на путь ужасающих преступлений. Душу Босха наполнила горечь. Не в силах перебороть себя, он долго рассматривал фотографию матери Бреммера, которую где-то разыскал шустрый газетчик. Перед домом в стиле ранчо, выгоревшем на солнце, стояла женщина, положив руку на плечо мальчишки-Бреммера. У нее были осветленные волосы, ладная фигура и большая грудь. «И слишком много косметики», — отметил про себя Босх.

Помимо материалов о Бреммере в разделе городских новостей газеты за четверг была еще статья, которую он прочитал несколько раз. В ней описывались похороны Беатрис Фонтено. В газете приводились высказывания Сильвии. Говорилось о том, как на поминальной службе учительница зачитала отрывки из школьного сочинения девочки. Рядом был помещен снимок, но Сильвии там не было. На нем было запечатлено мужественное лицо матери Беатрис со следами слез. Эту газетную страничку Босх положил на столик рядом с шезлонгом. И всякий раз, садясь, он брал ее в руки и перечитывал вновь.

В конце концов домашняя жизнь наскучила, и Босх решил прокатиться. Съехав с холмов, где располагался его дом, он пересек Вэллей, так и не придумав, куда направиться. Проколесив сорок минут, Босх остановился у забегаловки «Ин-энд-Аут», чтобы купить гамбургер. Он вырос в этом городе, и ему доставляло удовольствие просто ехать по знакомым местам, где каждая улица, каждый угол словно приветствовали его. Вначале в четверг, а затем в пятницу утром во время таких прогулок за рулем Босх проезжал мимо средней школы Гранта, но ни в одном из ее окон ни разу не мелькнул силуэт Сильвии. Сердце щемило от тоски, когда он думал о ней, в то же время понимая, что может надеяться увидеть ее, лишь проезжая мимо школьного здания. Это был единственный способ хоть на секунду почувствовать себя рядом с ней. Больше ничего предпринять нельзя было. Слово было за Сильвией, и Босх терпеливо ждал, что она скажет.

Вернувшись в пятницу днем из поездки по городу, он увидел мигающий огонек автоответчика. Это был огонек надежды. От волнения у Босха перехватило дыхание. А вдруг она все же заметила его машину и догадалась, как болит его сердце. Однако прокрутив пленку, он с разочарованием выяснил, что это был всего лишь Эдгар, просивший позвонить ему. Что Босх и сделал.

— Гарри, ты разве ничего не знаешь?

— О чем?

— Вчера к нам в отделение приходили ребята из журнала «Пипл». Угадай, кто у нас стал знаменитостью.

— Думаю, на обложке будет твой портрет.

— Да ладно, шучу я. Но если серьезно, произошли крупные события.

— Какие же?

— Вся эта шумиха в прессе в конце концов принесла пользу. Позвонила нам из Калвер-Сити некая дама и сообщила, что узнала Бреммера. Оказывается, он арендовал у нее кладовую, но под именем Вудварда. Мы, конечно, сразу же выправили ордер и сегодня утром проверили это место.

— Так...

— Лок был прав. Он все снимал на видео. Мы нашли пленки. Его трофеи.

— Господи Иисусе!

— Вот тебе и Бреммер. Если раньше и были какие-то сомнения, то уж теперь сомневаться не приходится. Семь видеозаписей и камера. Первых двух он, судя по всему, не снимал — тех самых, которых мы вешали на Кукольника. Зато есть кадры, на которых остальные семеро, в том числе Чэндлер и Мэгги Громко Кончаю. Эта сволочь записывала все — до мельчайших деталей. Просто жуть какая-то. Сейчас ребята окончательно устанавливают личность остальных пяти жертв, что на пленке. Похоже, их имена значатся в списке, который представил Мора. Галерея и еще четыре курочки из порнографического курятника.

— Что еще было в кладовке?

— Все. Теперь у нас есть все. Наручники, ремни, кляпы, нож и «глок» девятого калибра. Джентльменский набор убийцы. Думаю, пистолет ему был нужен, чтобы добиваться от жертв покорности. Вот почему в доме Чэндлер мы не обнаружили никаких следов борьбы. Он просто применял оружие. Держал их на мушке, а сам в это время связывал им руки и заталкивал в рот кляп. Судя по видеокассетам, все убийства Бреммер совершил в собственном доме, в спальне с окнами на задний двор. За исключением Чэндлер, конечно. Она умерла у себя дома... Представляешь, Гарри, я не смог досмотреть эти кадры до конца.