Питер вызвал брата Анджея. Сикорски прибыл буквально через несколько минут, как будто ждал вызова.

— Скажи, брат мой, как твоя русская подопечная?

— Она прибыла в Париж, устроила скандал и потребовала предоставить ей помещение, соответствующее ее статусу. Первое, что она сделала, это написала письмо царю с аналогичным требованием выделить ей содержание, достаточное для ее приличной жизни. По характеру — истеричка, склонна к быстрым переменам настроения, жадная, со стервозным характером.

— Брат мой, вы должны понимать, что такой несчастный случай с ее невенчанным супругом весьма негативно отразился на характере этой особы. Для нас важно одно — насколько она управляема, насколько хорошо сможет сыграть свою роль.

— Играть роль она умеет, большая часть ее истерик хорошо инсценированы они имеют конкретную цель и выверенную продолжительность… а вот по поводу управляемости, тут надо работать и работать.

— Документ?

— Мы далеко продвинулись. У этой особы сохранились письма покойного царя, это сильно помогло, но еще предстоит серьезная работа с тем, чтобы сей документ стал совершенно неотличим от подлинного.

— Когда это будет готово?

— Не менее полугода, брат Петер.

— Это время у нас имеется, думаю, нам надо продолжить работать над управляемостью этой особы. Это очень важно. И еще… Никаких связей с нашим Орденом быть не должно! Я считаю это важнейшим аспектом в вашей работе. Подведите к ней нашего человека, предложите лекарства от нервного истощения, мне ли учить тебя и объяснять необходимые шаги. Если кто-то вам мешает — уберите препятствия.

— Я еду в Париж завтра, брат Петер.

— Благослови тебя Господь, брат Анджей.

Ну что же… теперь надо подготовиться к аудиенции у папы, тем более, что ему есть что доложить понтифику. Когда идешь к Его святейшеству, хорошо иметь в запасе не один вариант действий, а несколько. И Петер Ян Бекс, генерал Ордена Иисуса задремал прямо в кресле. Годы давали знать о себе.

Глава девятнадцатая

Лондонские страсти

Лондон, Пэлл Мэлл 94, Карлтон клуб

13 марта 1880 года

Ничто не дает столько преимуществ перед другими, как способность оставаться спокойным и хладнокровным в любой ситуации.

(Томас Джефферсон)

Роберт Нэвилл

Устроиться работать в клуб Тори, Карлтон клуб, было непросто. Мне несказанно повезло. Я три года проработал в Джуниор Карлтон клубе, который располагался почти напротив главного логова консерваторов, на Пэлл Мэлл 30. Но это было место сбора молодых аристократов, моя же цель была попасть в главную резиденцию тори, ибо только тут можно было надеяться, что тебя заметят и ты станешь помощником какого-то влиятельного лица, а ведь именно они, консервативные политики, в наше время наиболее влиятельны. Мои друзья считают меня блаженным, кому нужен потомок нищих дворян из Уэльса? Но ведь меня заметил сам Генри Марчер, который и отвечает за всех слуг в клубе, он меня и пригласил работать в это самое престижное заведение Лондона. Нет, есть клубы более закрытые, более аристократичные и чаевые там дают побольше, но по политическому влиянию… тут конкурентов нет. Вот, мистер Генри приказал обслужить джентльменов в гостевой комнате №3. Это специальные комнаты для приема не членов клуба и ведения деловых переговоров, подслушать что-то в этих комнатах невозможно. Я быстро покатил тележку с блюдами, накрытыми крышками, в комнату, расставил все на столе, убрал лишний прибор, стараясь не рассматривать присутствующих там, впрочем, двух из них я хорошо знал: высокий, худой, с аккуратно подстриженной бородой сэр Генри Фредерик Понсонби, личный финансовый секретарь Ее Величества, он всегда одет безукоризненно, многие считают его эталоном стиля. Второй постоянный посетитель Карлтон клуба — худощавый мужчина с окладистой бородой и длинными, аккуратно приглаженными волосами, Генри Сесил Рейкс, председатель комитета путей и средств, вице-спикер палаты Общин. Этот джентльмен одевался несколько небрежно, но был уже хорошо известен, не как лидер лондонского бомонда, а как один из лидеров тори. Третий человек был гостем клуба, хотя он был одет в цивильное платье, но в нем чувствовалась военная выправка. Худощавый, с роскошными бакенбардами, я узнал в нем адмирала Хорнби, его фотография появлялась в газетах, многие считали его вторым Нельсоном. Впрочем, в нашем клубе о нем говорили, как о слишком осторожном флотоводце, но хорошем дипломате. Да, слуги многое слышат, но сюда берут только людей с очень короткой памятью, например, умеющих сразу же напрочь забыть, кого видел в гостевой комнате. Сделав свое дело, я занялся прочими обязанностями, которых было достаточно, вот только не мог не заметить, что эти три господина слишком быстро оставили помещение и куда-то быстро удалились. Так начиналось «роковое тринадцатое марта 1880 года».

Генри Понсонби

Эта встреча вызывала у меня чувство неопределенного беспокойства. Когда личный врач моего любимого покойного принца Альберта и Ее Величества Уильям Дженнер попросил меня выслушать одного известного адмирала, который недавно вернулся из позорно проваленной экспедиции, я был уверен, что он будет просить защиты от расследования. Единственно, меня заинтриговала просьба сэра Дженнера, новоявленного шотландского баронета, пригласить на встречу надежного человека из политиков-парламентариев. Что это могло означать? Неужели старина Хорнби может потребовать парламентского расследования своего конфликта с Первым Лордом Адмиралтейства? Нет, это вряд ли. Поэтому в три часа пополудни я был в Карлтон клубе, где меня уже поджидал человек, которому я всецело доверял. Генри Рейкс был не только настоящим консерватором, крепким политиком, которого ценила и сама королева, все шло к тому, что после выборов, до которых осталось три недели, Ее Величество предложит Рейксу членство в Государственном совете, так что мы с ним в одном статусе. Работа личного финансового секретаря королевы Виктории — серьезная должность. Так что адмиралу придется выдержать беседу с двумя весьма влиятельными в империи людьми. Ровно через три минуты появился и адмирал, он был весьма взвинчен, а что вы хотите от человека, чье имя сейчас поласкают все газеты — и консервативные, и оппозиционные? После того, как мы обменялись приветствиями, зашел слуга, который расставил заранее заказанные блюда — наличие еды, выпивки и сигар позволяет снизить накал страстей в любом разговоре. Но тут адмирал сумел удивить нас обоих:

— Господа, дело, о котором пойдет речь, спешно и секретно. Я просил своего старого друга отправиться к Ее Величеству, потому что серьезно опасаюсь за ее здоровье.

— У вас есть для этого основания? — я был чрезвычайно холоден и спокоен. Не верю, что пребывающему вдалеке от Лондона моряку удалось узнать что-то, угрожающее Виктории.

— Дело в том, что мне удалось узнать содержание одного документа, который не должен был попасть в руки Ее Величества.

— О чем это вы?

— О личном послании нового русского императора.

— Извините, вы понимаете, о чем говорите, сэр Джеффри? Это государственная измена и вы хотите нас в это втянуть? — назвать тон Рейкса ледяным было недостаточно — в нем чувствовался холод Вселенной.

— Джентльмены, прошу всех успокоиться. Четверть часа в нашем деле ничего не изменят. Насколько я знаю, аудиенция лорда Дафферина уже должна была начаться. Точно, ему было назначено на половину третьего. Так что четверть часа ничего не изменят.

— Проклятье! Я опоздал! И все из-за ищеек Смита! Сто чертей ему… простите, господа, одну минуту, прошу вас!

Адмирал подошел к столику с напитками, налил себе рому, двойную порцию, выпил, после чего стал успокаиваться, а лихорадочный румянец на его щеках стал заменяться мертвенной бледностью.