Все время, пока читали заявление Княжицкого, пока гремел директорский бас, пока праведным гневом захлебывался комсорг четвертого курса и выкрикивал Володя Залесский, все это время парторг института Дмитрий Петрович Бронин сидел молча, чиркая карандашом в блокноте. То, что он услышал, не было для него новостью; недаром у него состоялся длительный разговор с обиженным Княжицким, недаром он беседовал с убитой горем Анной Львовной и посетил на дому Веру Ивановну Кранц.

С самого начала этой загадочной истории он чувствовал странное смятение и неуверенность – как поступить? Раньше чутье никогда не обманывало его, а сейчас он колебался, как колеблется игрок в «21», набравший пятнадцать очков: прикупать ли? Хорошо, если картинка или шестерка, а вдруг не то? Вдруг явится какой-нибудь туз и скажет: «Перебор! Перебор, товарищ Бронин! Недодумали, перегнули палку!» Он набрасывал тезисы своего выступления, но мысли его текли сбивчиво и непоследовательно: «В то время как партия и вся наша общественность уделяют всемерное внимание укреплению советской семьи – а эта самая Княжицкая совсем даже недурна, – поступок комсомольца Залесского находится в вопиющем противоречии со всеми этическими нормами – как же он все-таки это делает, черт побери?! – глупейший предлог, которым он воспользовался, чтобы обмануть бдительность молодой женщины – надо было заставить парня выложить все его приемчики – нравственность – не пустое слово, и мы не позволим – в самом деле, родить мальчишку, а то «всем бы молодец, только девичий отец» – дело Залесского значительно глубже и серьезнее, чем это кажется с первого взгляда. Повторяя нелепую выдумку о своих сверхъестественных возможностях, Залесский льет воду на мельницу идеалистов, способствует распространению предрассудков, подрывает веру в правоту науки и, в конечном итоге, осуществляет идеологическую диверсию! – тоже неплохо устроился: бабы его кормят, поят; небось и деньжата перепадают? – я не сомневаюсь, что у Залесского была и материальная, денежная заинтересованность: такого рода типы ничем не брезгают, а я этой шлюхе пятьдесят целковых отдал – таким не место в советском институте – как же он это делает? – стиляга и тунеядец – молодчага-парень! – заклеймить – эх, мне бы! Я бы это дело не так поставил… Я бы…»

И вдруг Бронин замер, застыл с полуоткрытым ртом, внезапно осененный блистательной, гениальной в своей простоте идеей! Стараясь не шуметь, он выбрался из-за стола, на цыпочках прошел к заднему выходу, у дверей опасливо оглянулся на президиум – а вдруг еще кого-нибудь осенило?! – и, выскользнув за двери, бегом помчался по коридору к своему кабинету. Там он запер двери на ключ и набрал номер телефона.

– Попрошу товарища Волкова… Нет, нет, лично товарища Волкова. Да, срочно… Бронин говорит, парторг МИНАПа… МИНАП – Московский Институт Научной Профанации… Да, да… Весьма срочно… Да, он меня знает… Благодарю вас…

Возвратившись в зал через десять минут, Бронин убедился, что поспел вовремя: заведующий кафедрой истории партии, седовласый недоумок, говорил, благообразно разводя руками:

– …пусть выйдет, пусть скажет. Раз он настаивает на своей, так сказать, избранности, пусть расскажет коллективу, в чем она, собственно, заключается. Прошу вас, товарищ Залесский.

Володя снова поднялся, но не успел он рта раскрыть, как встал Бронин и, выпрямившись во весь рост, отчеканил:

– Я категорически против! Пусть извинит меня многоуважаемый Валериан Викентьевич, но я считаю недопустимым предоставлять трибуну для пропаганды предрассудков! («Что, съел, старый дурак?!») Нас, людей науки, совершенно не интересуют мистические домыслы Залесского. Сколько бы он ни бил себя в грудь, как бы ни стремился опорочить честных советских женщин-тружениц – это ему не удастся!… Я предлагаю устроить перерыв, – неожиданно закончил он. – А вы, Залесский, пока пройдите ко мне в кабинет…

И, наклонившись к представителю райкома партии, он шепнул в его насторожившееся ухо:

– Собрание придется прекратить. У меня только что был разговор с товарищем Волковым…

Через двадцать минут к подъезду МИНАПа подкатил черный «зим». Бронин и Залесский сели в него.

«Зим» прижал уши, присел на задние лапы и мягкими прыжками помчался вперед, разбрызгивая снежную кашицу на сапоги милиционеров.

– Ну что же, товарищи, послушаем, что скажет наша медицина.

Профессор, высокий жилистый мужчина с загорелой плешью, откашлялся и, явно робея, начал:

– Мои коллеги поручили мне сообщить вам, товарищи, результаты всестороннего медицинского обследования, произведенного нами над… простите, нам не сообщили фамилии пациента и даже, м-м-м, рекомендовали не интересоваться ею…

– Называйте его «человеком из МИНАПа».

– Благодарю вас… Итак, освидетельствованный нами, м-м-м, человек из МИНАПа, по нашему заключению, совершенно здоров. Сердце, легкие, кишечник, нервная система – в идеальном состоянии. Хорошо развит физически. Можно сказать, завидного здоровья молодой человек. Что же касается специфических особенностей, якобы проявляющихся при половых сношениях, то здесь мы, по всей вероятности, имеем дело с одним из видов психических заболеваний, связанных с сексуальным…

– Вы, товарищ профессор, скажите нам просто: допускает ли наука такое явление?

– Наука утверждает, что при совокуплении ни одна из сторон не может не только повлиять на пол будущего ребенка, но и не в состоянии предугадать его. Что же касается средств, при помощи которых человек, э-э-э, из МИНАПа регулирует, по его словам…

– Погодите, товарищ профессор. Ознакомьтесь вот с этими документами.

– Сию минуту… Простите, мои очки… Ах, вот они… Так-с. «Протокол допроса»… Простите?

– Ничего, ничего, читайте.

– «…девочку, как и было обусловлено заранее. Копия метрического свидетельства прилагается… Родился мальчик, как он и обещал… Копия метрического свидетельства… Две девочки и мальчик – итого трое, столько, сколько нужно для получения квартиры… Копия метрического… Копия ордера на квартиру… Я, как страдающий импотенцией, дал согласие… Лучше, чем на стороне… В моем присутствии… Копия…»

– Что скажете, товарищ профессор?

– Простите, я ничего не понимаю… Эти документы…

– Будьте спокойны, профессор: нарушений социалистической законности не было. Товарищ Волков, кто подготовил материалы?

– Подполковник Сазан и майор Прохоров, Павел Петрович.

– Объявите им благодарность.

– Слушаюсь, Павел Петрович.

– Так вот, профессор, факты есть, а научных объяснений мы пока что не слышим?

– «Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам».

– Что? Какой Гораций?

– Простите, это из Шекспира. Цитата.

– А-а. Ну-ка, расскажите нам, как он это делает.

– Сию минуту. Итак, больной… простите – человек из МИНАПа утверждает, что каждый раз, когда происходит целенаправленный в смысле мужского пола coitus, то есть соитие, он усилием воли мысленно воссоздает облик…

– Ну?

– Облик, простите, Карла Маркса. Он – я только повторяю его слова – он так и выразился: «Основоположник научного социализма Карл Маркс»…

– Так. А если девочка?

– Тогда Клару Цеткин. Двум запланированным мальчикам соответствуют два облика Маркса, трем – три, и т.д. Мы провели ряд испытаний зрительной памяти пациента и получили, знаете ли, удивительные результаты: после двух-трех минут сосредоточенного рассматривания совершенно незнакомого ему лица человек из МИНАПа дает абсолютно точный словесный портрет. Если принять за рабочую гипотезу, что он действительно может влиять на пол ребенка, то достойно удивления следующее: как он может в эти минуты думать о чем-то постороннем – Марксе? – То есть я, разумеется, хочу сказать – постороннем в данной ситуации. Трудно в такой момент отвлечься, так сказать, эмансипироваться от… предмета наших усилий – не так ли?

– М-да, трудновато… А что он говорит – как он додумался до этого?

– Видите ли, он объясняет это так: в раннем детстве, когда он спросил у родителей, как рождаются дети, – очень распространенный, знаете ли, вопрос у детишек! – ему сказали, что если упорно и настойчиво думать о мальчике или девочке, то они и родятся. Со временем он получил научные сведения о деторождении в популярной, разумеется, форме. И вот, когда он впервые сошелся с женщиной, в первое свое «взаимоотношение», как он выразился, он вспомнил это детское свое представление и, шутки ради… попробовал. А так как воображать абстрактного мальчика было трудно, то он представил себе конкретного Маркса – с бородой, манишкой, лорнетом и прочим.